Ты - моя!

Месяц спустя. Виски ломило так, что Элайджа едва смог открыть глаза, щуря их от яркого луча света, пробивающегося через просветы жалюзи. От этого головная боль лишь усилилась, и Майклсон стиснул зубы, чувствуя приступ тошноты. По всей видимости, мальчишник удался на славу, вот только последнее что он помнил, была смеющаяся стриптизерша, которая увлекла его в комнату для приватных танцев. Он не помнил ее лица, лишь темно-каштановые, отливающие рыжиной длинные волосы, которые сразу же привлекли его внимание, стоило ей оказаться на сцене. Элайджа вновь попытался приподнять веки, морщась от боли. Судя по всему, братья привезли его домой, и он уснул на диване в гостиной, так и не добравшись до кровати. Сознание медленно прояснялось и Майклсон смог, наконец, сесть, накрывая ладонями помятое лицо. Воспоминания о вчерашнем вечере возвращались частями, и Элайджа покачал головой, сводя брови, когда перед ним встала картина жаркой вечеринки, на которой его, кажется, интересовал только бурбон. До тех пор пока разгоряченный крепким напитком он не увидел извивающуюся на шесте девицу в маске, чьи каштановые волосы золотились в тусклом освещении бара, и он застыл, когда ему на миг померещилось, что это была она. Сбежавшая от него синеглазка, которую он не видел уже несколько недель, после того, как она без слов выставила его из своего дома, стоило Майклсону предложить Лив стать его любовницей. Она не кричала, не устраивала сцен и даже не плакала, но синие глаза после его слов безжизненно потухли, прекращая строптивую стервочку в красивого, но мертвого манекена. И Элайджа знал, кто убил ее. Вовсе не Кетрин, выплеснувшая на Оливию все желчь, совсем не стесняясь в выражениях. А потом она просто исчезла. Лишь спустя несколько дней, от Кола, который вытерпев гневную отповедь Мег, пришедшей в ярость, узнав о том, как Элайджа обошелся с ее подругой, не просто позволив невесте унизить ее, но и окончательно растоптать последующим предложением, он узнал о том, что Оливия улетела во Флориду, взяв на работе отпуск за свой счет. Маленькой синеглазки больше не было рядом, и это, казалось, должно было помочь ему выбросить ее из головы, но на деле все происходило с точностью наоборот. Каждая мелочь, звук, даже запахи, что раньше не вызывали абсолютно никаких ассоциаций, теперь будоражили его чувства вновь и вновь. Не помогал ни бурбон, ни другие женщины, которых он выбирал по единственному принципу, о чем сам себе боялся признаться. Но очень скоро Майклсон понял, что ищет не просто синие глаза, каштановые волосы и ладную фигурку. Он искал совершенно конкретную девушку. И не находил. Элайджа боролся с собой. Работал, ночуя в офисе, пытался вникнуть в идеи Кетрин по поводу свадьбы, помогал Клаусу с контрактами для его новых подопечных, даже занялся восстановлением их старого загородного дома, где прежде Майклсоны собирались всей семьей. И иногда это помогало, но затем, воспоминания о той, что вызывала в нем прежде совершенно неведомые эмоции, возвращались с новой силой, сводя с ума. Он не хотел признаваться себе в том, что происходит. Гнал от себя мысли о том, что чувство, которое он прежде с насмешкой называл сказочкой для юных барышень, оказалось реальностью. Этого не должно было случиться с ним. Элайджа Майклсон всегда сам решал свою судьбу, сохраняя холодный рассудок, и это обстоятельство оставалось неизменным все его тридцать лет. Яркий луч, скользнул по мужскому лицу, прерывая мрачные мысли, и Элайджа поднял взгляд на часы, маленькая стрелка которых приближалась в десяти. Свадьба была назначена на полдень, и на лице Майклсона отразилась досада от того, что у него осталось совсем немного времени перед тем, как появится Кол, который вызвался быть его шафером. Очень медленно он поднялся с дивана и направился в душ, по пути стягивая мятый костюм. Судя по тому, что все элементы его одежды были на месте, стриптизерша ограничилась лишь танцем, который Элайджа даже не запомнил. Ледяной душ привел Майклсона в чувство, и когда он вернулся в гостиную, слыша громкий стук в дверь, то хоть и выглядел не лучшим образом, был готов к поездке в церковь. Стоящий на пороге Кол, сжимающий в ладони бутылку с минеральной водой, выглядел не лучше, но все же на его лице мелькнула задорная улыбка, когда он поприветствовал брата, проходя в гостиную. — Я надеюсь, ты передумал, — протянул младший Майклсон, плюхаясь на диван, — если да, то немедленно налей мне бурбона. — Бурбон в баре, — спокойно отозвался Элайджа, игнорируя насмешливый тон брата, — и я не передумал. Через час мы должны быть в церкви. — Ты разбиваешь мое сердце, — пропел Кол, прикрывая ладонью глаза, но через мгновение, он отвел руку, поднимая на брата нечитаемый взгляд. Несколько секунд они смотрели друг на друга, прежде чем младший Майклсон очень тихо проговорил: — Все еще можно отменить. — О, только не начинай, — рыкнул в ответ Элайджа, зло щуря глаза, — Катерина — лучший выбор на роль моей жены. — Серьезно? — хмыкнул Кол, и в его глазах мелькнула искорка жалости, — а я знаю другую, не менее достойную девушку… — Не смей, — прервал его старший брат, — не смей говорить о ней. Все кончено. — Ты уверен? — вскинул бровь Кол, — потому что судя, по тому как ты вчера набросился на эту едва смахивающую на Лив девицу в баре, до окончания еще очень и очень далеко… Элайджа ничего не ответил, но его напряженное лицо и без слов говорило о том, что он думает по поводу замечаний брата. История с синеглазкой подошла к финалу. Не так, как ему хотелось, но с этим Майклсон уже ничего поделать не мог. Осталась лишь самая малость — выкинуть ее из головы. Он прошел в спальню, где висел еще вчера приготовленный помощницей Кетрин смокинг, и, стараясь не смотреть на себя в зеркало, облачился в свадебный костюм, не глядя завязывая бабочку. Это лишь сделка. Очередной бизнес-проект, который принесет ему прибыль. И здесь нет места сантиментам. Вот только даже самая суровая мантра не помогала Элайдже избавится о мысли о том, что Кол был прав. Это было слабостью. Тем, что Майклсон не мог позволить себе, и, призвав на помощь весь свой самоконтроль, он, медленно поднял глаза, рассматривая свое отражение в зеркале. Почти помимо воли, его ладонь коснулась маленького цветка в петлице, ощущая кончиками пальцев нежные лепестки. Оливия любила белый цвет. И у нее была точно такая же гладкая, словно шелк кожа. Элайджа и сам не понял, как его кулак с силой опустился на гладкую поверхность стекла, разбивая свое отражение на сотню мелких копий. А потом они с Колом поехали в церковь.