[Костя — Темный вампир, таймлайн для него где-то в «Сумеречном Дозоре», во время охоты за книгой «Фуаран». Эллисон — Светлая, перевертыш, прибыла в Москву как своего рода делегат, чье дело убедиться, что «Фуаран» не будет использована]
Антон Городецкий кажется ей опустошенным. Опустошенным и сдавшимся, опустившим руки и действующим на автомате. Он не верит в успех, нет в его глазах того блеска, того азарта, которым так подкупает ее Костя.
Костя — Темный, и не просто Темный, он еще и Высший вампир, самый молодой, которого ей доводилось встречать. Городецкий говорит, что Костя что-то вроде феномена — и губы кривит зло, горько. Думает о том, сколько же этому вампиру, почти мальчишке, пришлось загубить невинных жизней, чтобы стать этим самым феноменом. Ненавидит. Презирает. Эллисон может это понять — между Городецким и Саушкиным своя драма, не просто Тьма против Света. Между ними — изломанные судьбы, искаженные понятия дружбы и верности, и ей в это лезть не стоит. Но ненавидеть Костю она не может. Даже понимая, на что он должен был пойти для своего становления Высшим вампиром. Выказывать ему симпатию так же неприемлемо, как и сомневаться в профессионализме Городецкого, но… Но кто теперь играет по правилам, верно? Все слишком запуталось, перемешалось. Стало слишком неоднозначным — порой уже и не скажешь точно, где Свет, а где Тьма, и разбираться себе дороже.
Действуй по протоколу — так ей советует Городецкий.
К черту бесполезный протокол — это девиз Кости.
Эллисон должна быть сторонним наблюдателем, должна фиксировать факты и предотвращать любые риски. Должна оставаться непоколебимой и твердой, не должна принимать ни чью сторону, но в какой-то момент приходится признаться самой себе — не выходит.
Для Городецкого поиски «Фуаран» — это работа, очередное задание с пометкой «секретно», еще один плюсик к его послужному списку, если справится.
Для Кости — это личное, дело чести, дело жизни даже, может быть. Он на разрыв старается, он цепляется за любые ниточки, он дожимает каждую версию. Эллисон нравится наблюдать за ним, когда он работает, нравится быть рядом каждый раз, когда Костю настигают успех или неудача: она не должна оказывать поддержки, должна оставаться безучастной, но если никто не видит, то никто ведь не узнает, так?..
Впрочем, глаза и уши повсюду.
Антон Городецкий не из тех, кто любит болтать по душам с чужаками, которых приставили для надзора другие чужаки, но Эллисон изначально ошибалась в нем. Он не отчаявшийся, не равнодушный — он просто устал выпутываться из бесконечных хитросплетений интриг, он слишком часто проигрывал, когда те, кто стоял выше, называли его провалы победами. Он был тем, кто пил из чаши предательства снова и снова, будучи вынужденным — и он увидел в ней схожесть с самим собой.
— Если не прекратишь сближаться с Костей, все плохо закончится, — обронил он одним из вечеров, когда Саушкин огромным нетопырем скользнул за окно, отправившись на очередную разведку. — Тебе не нужны эти проблемы.
— Я не понимаю, о чем ты, — глухо отозвалась Эллисон, внутренне сжавшись. — Твои домыслы…
— Я не слепой, — оборвал ее Городецкий сухо. — Но это никогда не срабатывает. По крайней мере, я о таком не слышал. Один из наших недавно ушел в Сумрак. Сам, добровольно.
— Из-за того, что убил ведьму? Я слышала эту историю. Все ее слышали… — проговорила Эллисон печально, а затем вскинулась: — Но это не про меня. Не про нас с Костей!
— Никаких «вас» и быть не должно, — покачал головой Антон. — Это ловушка, понимаешь? Даже если вы предадите свои принципы, вас никто не отпустит.
— Я не собираюсь нарушать…
— Ты ведь даже не знаешь его, Эллисон, — напомнил ей Городецкий. — А я — я знаю. Мы с ним почти друзья, ты же наверняка слышала об этом. Я его знал еще совсем мальчишкой, который верил в то, что сможет изменить мир. Говорил, что найдет лекарство от вампиризма, что никогда не станет убивать. Говорил, что спасет не только себя, но и других. А потом стал Высшим в мгновение ока. Ты же знаешь, что это значит, да? Кому-то на это нужны десятилетия, и даже больше. А он, мальчик с идеалами… Он шагнул во Тьму так далеко, как только мог. Отбросил свои идеалы ради силы. Думаешь, что тебя не отбросит? Думаешь, ему нужна любовь?
— Я не…
— Я вижу, как ты на него смотришь, — продолжал Городецкий безжалостно. — И как он на тебя смотрит я тоже вижу. Но ты уверена, что это не игра? Что он не использует тебя, не отвлекает твое внимание? Или даже мое, заставляя сидеть здесь и вправлять тебе мозги, пока он ищет книгу.
— У тебя паранойя, Городецкий, — поморщилась Эллисон, во рту появился неприятный привкус. Всего на мгновение допустить, что Антон прав — это было мерзкое ощущение.
— Скорее всего, — не стал возражать Городецкий. — Но иметь паранойю безопаснее, чем доверять Темному.
— Не все они абсолютное зло, — вырвалось у девушки.
— Я тоже так думал прежде, — горько отозвался Городецкий и полез в карман за сигаретами. Эллисон не хотела, чтобы он оказался прав… Но могла ли надеяться на обратное?
***
Костя сам рассказал ей о том, что знает, где искать «Фуаран». Постучал в ее окно (ему нравилось летать, Эллисон не могла осуждать его за это) на седьмом этаже, трансформировался на ее глазах из того создания, в которое превращался, в привычный для нее образ красивого юноши и просто взял, и выложил ей правду.
— Антон никогда не поймет, — запальчиво говорил Костя, не менее энергично жестикулируя. — Я для него — просто Темный, еще один выродок. Он полутонов не различает. Закостенел Городецкий! За что он меня презирает? Мы ведь были с ним близки когда-то, знаешь. Я считал его другом. Даже тогда, когда он убил одного из нас… Мы это чувствуем, знаешь? Когда срывают печать, это… Это больно, для нас всех. Нас мало, и я знаю, что многие ушли во Тьму слишком далеко. Но я и не стану за ними гнаться, Эллисон! Я помогу тем, кому это нужно. Не смотри на меня так, будто никогда не думала об этом. Думала, я знаю, я в тебе это сразу почувствовал. Ты тоже веришь, что Светлые и Темные не обязаны быть врагами.
— Это никогда не срабатывает, — покачала головой девушка, вспоминая разговор с Городецким. — Почему ты думаешь, что у нас получится, Костя?
— Потому что я в это верю! — яростно выкрикнул Саушкин. — Я уже сделал то, чего прежде не делал никто! Я стал Высшим, не совершив ни единого убийства!
Эллисон на мгновение замерла, глаза ее недоверчиво расширились, а Костя нервно рассмеялся:
— Ты не знала. Ну конечно. И Антон тоже не знает? Конечно… Это не выгодно, никому не выгодно. Если он узнает, то может усомниться, может поверить мне, а Антон — он такой, он умеет развалить чужие гениальные планы. Но на Антона у меня нет времени — к тому же, я не уверен, что смогу его убедить.
— А меня сможешь? — осадила вампира Эллисон. — Костя, я соглядатай! Опомнись!
— Для меня пути назад нет, — сказал Саушкин и шагнул к ней, раскрывая объятия. — «Фуаран» будет использована, с тобой или без тебя. Но неужели ты не хочешь хотя бы узнать, как это могло бы быть?
Хотела, она хотела этого слишком отчаянно, и уступила соблазну. Скользнув в объятия Высшего вампира, Темного, Светлая Эллисон запрокинула голову и закрыла глаза, принимая его поцелуй с упоением и трепетом. В тот самый миг они были бесконечны — навечно отпечатавшись в Сумраке и всех его слоях, сохранив себя молодыми и прекрасными и живыми, как никогда.
Когда же Костя разомкнул объятия, то все понял по лицу Эллисон.
— Ты не идешь со мной… Что ж, я хотя бы попытался.
— Я должна сообщить Антону Городецкому о том, что ты намерен использовать книгу.
— Делай, что должна, — кивнул Костя и в следующую секунду буквально растворился в воздухе, скрывшись в Сумраке.
А Эллисон сделала то, что предписывал ей протокол — она позвонила Антону Городецкому.
***
— Ты поступила правильно, — Городецкий ободряюще сжал ее плечо, но Эллисон совсем не ощущала себя героиней. Костя был мертв, «Фуаран» уничтожена, а ее саму ждало возвращение домой с грузом на душе, который она должна была выносить долгие годы. Такое просто так не забывают.
— По всем правилам, я знаю это, — проговорила Эллисон. — Но, Антон… Костя не убивал никого, никогда. Спроси своего босса о коктейле Саушкина.
— Не уверен, что я хочу это знать, — признался ей Городецкий. — Уезжаешь?
— Черт бы побрал эту поездку, — всхлипнула девушка, и Антон Городецкий обнял ее и позволил долго плакать у него на плече.
Он оказался куда как лучше подготовлен к ситуациям, которые разбивают тебе сердце — пусть даже и ценой потухших глаз.
Эллисон вернулась домой, похожая на него — сломанная, но не сломленная.
Кто знает, как часто она сожалела о том, что не пошла с Костей, что не помогла ему использовать книгу, что не погибла с ним, в конце-то концов?.. Она никому об этом не рассказывала — никто бы не понял, ведь все знают, что такие вещи не работают.
