***
… — Зачем ты остался? — во взгляде Рэйвен паника смешалась с непониманием, и в то самое мгновение, когда Мёрфи осознает, что следующими ее словами будет приговор для них обоих, ему внезапно становится так легко и так хорошо, что он почти готов улыбнуться, но вовремя сдерживает себя. Ей это не понравилось бы. — Я солгала, — Рэйвен оправдывает его ожидания. — Мы застряли здесь, идиот. Мы не сможем вернуться, не сможем оставить корабль без присмотра. — Да похрен, — говорит он, беспечно пожимая плечами. — Если в следующие шесть лет заскучаем друг с другом, разбудим себе еще кого-нибудь. Труп того, который проснулся сам, все еще не остыл — Рэйвен передергивает, но она все же смеется. Смех выходит нервным, ей страшно и наверняка паршиво. Но зачем тогда она снова пожертвовала собой? — Зачем ты сделала это? — он давно хотел понять, и теперь, пожалуй, самое время. — Зачем делала это раньше? Рискуешь собой, всегда вносишь себя в список тех, кто хочет умереть. — Ну, кто-то же должен, — невесело хмыкает она. — По-моему, с тебя этого дерьма хватит, — искренне говорит ей Мёрфи. — Слишком много всего для одной тебя. — Сочувствие от тебя? Это что-то новенькое, — Рэйвен отводит взгляд, как и всегда, но Мёрфи отчего-то кажется, что нет больше в ее глазах того, что было прежде. Нет презрения, припорошенного необходимостью находиться бок о бок. — Жаль, что ты застряла здесь со мной, Рейес. — Нет, не жаль, — возражает она твердо и своим тяжелым шагом направляется к пультам управления. Мёрфи думает — что же она имела ввиду? Мёрфи приходит к выводу, что со временем они с этим разберутся. Не враги, не друзья, но что-то другое — может, Беллами был прав. -Рэйвен Рейес/Джон Мерфи. The100.
15 июня 2018 г. в 09:45
Они не враги больше — давно уже не враги, и виной тому вовсе не шесть лет бок о бок на Ковчеге. Врагами они перестали быть еще раньше — Мёрфи не помнит, или просто помнить не хочет, когда именно. Просто так вышло.
Но они и не друзья — нет, конечно же нет, между ними всегда будет эта гребанная пуля, превратившая Рэйвен в калеку. Наверное, наплевать — но порой гложет изнутри какой-то червь, разъедает сознание, заставляет чувствовать смутную тоску, заставляет думать о том, о чем вслух никому не скажешь…
— Ты смотришь на нее этим взглядом, — Беллами ему тоже не друг, но он почему-то вечно лезет с разговорами, которые могли бы вести друзья. Мёрфи бесит это дерьмо — но его, если честно, любое дерьмо бесит, а дерьма вокруг хоть отбавляй. Кроме дерьма-то ничего и нет — дерьмо и космос, и Беллами с его манией наставить хоть кого-нибудь на путь истинный, и вечно огрызающаяся Эмори, которой больше не нужен плохой Джон, и вечно отводящая взгляд Рэйвен, которая…
Мёрфи не знает, что с ней не так. Наверное, потому что с ней все в порядке — это ему пиздец, вот как все просто.
— Взглядом, который «я-готов-ради-тебя-на-все», — Беллами не отстанет, даже если долго-долго молчать, и если послать его на хрен он тоже не отцепится. Упрямый — вообще-то, Мёрфи всегда считал это хорошим качеством в людях, но взглядам свойственно меняться.
— Она сама меня послала, — приходится сказать хоть что-нибудь, чтобы Блейк отцепился, и Мёрфи презирает себя за то, что сдает позиции и вообще ведется на эти разговоры. — Нет больше никаких взглядов, не выдумывай всякую херню.
— Я не про Эмори говорю, — в глазах Беллами какое-то дьявольское торжество, а у Мёрфи во рту с утра этот гадостный привкус водорослей, так теперь еще и какая-то горечь прибавляется. Сплюнул бы под ноги, да не поможет.
— Отвали, — просит Мёрфи вместо этого. Почти по-дружески просит, но гребанный Блейк этого не ценит.
— Я про Рэйвен, — продолжает давить он. — Мне ведь не кажется? Она важна для тебя, Джон.
— Здесь, блядь, каждый важен, разве нет? — мрачно усмехается Мёрфи. — Вдруг мы последняя надежда человечества?
— Не делай вид, что не понял меня, Мёрфи. И не делай из происходящего трагедию. Люди со временем прощают друг друга.
— Как ты и Эхо, да? — язвительно усмехается Мёрфи в ответ. — Отъебись, Беллами. Разбирайся со своей жизнью, а моя пусть остается мне. Все эти благие намерения заведут тебя в ад.
— Я уже в аду — заперт с тобой на одном корабле в открытом космосе, — хмыкает Блейк, ничуть не обидевшись, и Мёрфи понимает, что это был не последний их разговор о Рэйвен. Может, это и к лучшему — в последнее время молчать становится почти физически больно; понимания ему не нужно, но вот возможность просто назвать ее имя — это было бы неплохо.
Он почти не выходит из «своей» части корабля: чувство вины пожирает его так безжалостно, что прятаться куда проще. От себя, правда, не спрячешься. Да и чтобы не спятить окончательно нужно перекидываться парой слов не только с Блейком, а сам приходит только он.
Когда Эмори была рядом, жилось проще, мыслей было меньше, был смысл, была цель, было что-то кроме отвращения к себе. Эмори спасала его, каждый день, каждую минуту и секунду, давала ему надежду на то, что даже в засранцев кто-то влюбляется, что даже их корявые души для кого-то — целый мир. А потом Эмори встала за плечом у Рэйвен, и Мёрфи потерял ее — в ее глазах навсегда застыл упрек, и этот ебанный упрек кислотой прожег в нем дыру до самого основания. Через эту дыру вползла пустота — когда ты никому на хрен не нужен, то тебе только и остается, что пустота.
Но разве то, что он ощущал, глядя на Рэйвен украдкой, родилось из пустоты?
Нет, не потому он заполнял дыры в себе мыслями о ней, вовсе не потому, что медленно подыхал без Эмори и ее поддержки.
Но не потому ли когда-то выстрелил в нее, что зубы сводило бессильной яростью от осознания того, что он никогда не будет для нее достаточно хорош? Не потому ли так сильно ненавидел ее, что знал, видел, читал в ее взгляде — никогда ему не подняться на ее уровень, никогда не стать для нее тем, кого она возьмет за руку.
Звучит как бред — и слишком напоминает сопливый метод психоанализа Блейка. Он выстрелил, потому что был сукиным сыном, а не из-за безответной любви. Из-за любви такого не делают, так ведь?..