new age. сборник драбблов

Кира приняла решение уйти, и Скотт не мог стоять у нее на пути, зная, что если вынудит ее остаться во имя их любви, то для Киры это обернется полной потерей себя. Кира приняла решение уйти, не давая пустых обещаний и не вселяя в него призрачную надежду — Скотт знал, что она может вернуться через месяц, через год, а может и вовсе тогда, когда его кости давным-давно истлеют, обратившись в прах. Для Киры время шло совсем иначе, чем для него — и потому Кира отпустила его, и ее прощальный поцелуй снова и снова снился Скотту, не давая душевной ране затянуться. После Киры в его сердце образовалась пустота — и она лишь ширилась с каждым днем, поглощая все на своем пути. Он все еще улыбался друзьям — но улыбались лишь губы, взгляд Скотта погас и был обращен в прошлое, туда, где Юкимура держала его руку узкими ладошками и говорила ему о том, что до него она еще никого никогда не любила. Время лечит, говорил ему Стайлз. Время лечит, дружище, ты забудешь ее и двинешься дальше, но сперва тебе будет тоскливо и больно, каждый вздох будет пыткой, каждую тень ты будешь принимать за ее силуэт. Но боль уйдет, останется лишь светлая грусть и благодарность за счастливые дни, и твое сердце откроется для кого-то еще — так должно быть, так всегда бывает. Скотт хотел бы верить в это, но Кира оставалась центром его вселенной и через полгода, и через год, и через полтора. А еще он чувствовал ее — порой ему казалось, что невидимый порыв ветра бросает ему в лицо невидимый песок, или плечо обжигало острой болью и он обнаруживал потом на коже длинный порез — настоящий, будто бы это не Киру обучали своим тайным искусствам Скинвокеры, а его, будто он стоял в битвах с ней плечом к плечу и вместе с нею терпел неудачи и одерживал победы. Он чувствовал ее — это началось с мелочей, но связь становилась все глубже и сильнее, и Скотт хранил ее в тайне ото всех, лелея эту связующую нить и дорожа ею, живя короткими вспышками того, чем стало теперь существование Киры. Ветер, песок, сталь, опаляющий жар огня — может, он просто сходил с ума и выдумал себе все это? Или он в самом деле обрел родственную душу и дал ей уйти, чтобы ждать ее до последнего вздоха?..

***

Песчаные бури в ее сердце смешивались с неуемным огнем, выжигая остатки чувств и эмоций, заставляя отринуть прошлое и презреть настоящее, превращая ее в кого-то нового, кого-то иного. И только страдающее сердце Скотта, словно якорь, все еще держало ее — держало так крепко, что порой Кира отчаянно кричала в голос, до хрипоты, до полного изнеможения. Но и это не приносило ей покоя — не тогда, когда ее настигла реальность, в которой она и Скотт были связаны узами куда более крепкими, чем законы и правила Скинвокеров. Вот только даже перст судьбы не уберег бы ее от безумия, останься она рядом со Скоттом — осознание этого должно было отрезвлять, но отравляло лишь сильнее и без того разбитую Киру. Она не могла вернуться, не рискуя уничтожить того, с кем они были друг другу предназначены, не могла вернуться, не рискуя превратиться в бесконтрольную энергию, сокрушающую все на своем пути. — Отринь, — твердили Скинвокеры, обступая ее, такие бесстрастные и холодные, такие живые и такие мертвые одновременно, так жаждущие превратить ее в подобную себе. Кира склоняла голову, выражая покорность, но Скотт негаснущим пламенем жил на подкорке, его любовь и его горечь разливались по ее венам, и не было выхода из этого бесконечного круга борьбы с самой собой и своей судьбой. Пока она помнит Скотта, ей не обуздать огненной лисы — значит ли, что она обречена на целую вечность мучений вдали от него для его же блага? Ничто не вечно, шептали ей Скинвокеры. Даже мы, даже ты. И тем более — тот, к кому рвется твое сердце. Отринь, и стань свободной. Отринь, будь одной из нас. Кира хотела бы — но не могла.