Мгновения любви

      Когда девять лет назад Регина Роговцева пришла работать в университет, то сама себе дала слово ― не влюбляться в студентов. Ничем хорошим такие отношения, как правило, не оканчивались. Во время учёбы она была свидетелем нескольких таких романов, итог у которых был всегда один. Страсть проходила, глаза переставали гореть, а нахождение в стенах учебного заведения отравлялось навсегда. Именно поэтому Регина, стоя в свой первый рабочий день в заполненной студентами аудитории, мысленно дала себе обещание, которое исправно держала в течение девяти лет.       Но все её правила и слова разбились в один прекрасный миг о светло-зелёные с золотистыми искорками глаза и тонкие рыжие волосы Андрея Борисова ― третьекурсника естественнонаучного факультета.       Тогда Регина, уверенным шагом прошедшая по коридору и протиснувшаяся сквозь толпу студентов с ключами в руке, замешкалась, открывая дверь аудитории. Именно этот замок часто заедал, и она уже несколько раз просила слесаря что-нибудь с этим сделать. Тот кивал, а замок так и оставался неподатливым.       Вот и сейчас Регина, одной рукой прижимая к груди папку с текстом лекции, а другой силясь повернуть ключ в заедающем замке, молча проклинала ремонтную службу университета. Она поудобней перехватила папку, подняла согнутую ногу и упёрлась коленом в массивную деревянную дверь. Сзади уже слышались шепотки студентов, которые надеялись, Регина в этом не сомневалась, что дверь всё же не откроется, и придётся искать другую аудиторию или, что гораздо лучше, Регина Александровна отпустит их домой ― её пара была у них последней.       «Ну уж нет, ― подумала Регина, с бессильной злобой глядя на торчащий в замочной скважине ключ. ― Это дело принципа. Дверь я открою».       Её лоб покрылся лёгкой испариной, а прядка непослушных каштановых волос упала на лоб, щекоча пушистыми кончиками нос. И в этот момент, когда она уже готова была выругаться и пойти за слесарем, над её ухом раздался голос ― высокий хрипловатый юношеский голос:       ― Позвольте мне.       Регина почувствовала, как её запястья коснулись прохладные пальцы, и повернула голову, чтобы посмотреть на того, кто предложил ей помощь. Единственного, кто это сделал.       Её спасителем оказался рыжеволосый студент в очках, который, как только ладонь Регины соскользнула с ключа, с силой надавил на дверь, одновременно поворачивая ключ. Раздался металлический щелчок, и дверь приоткрылась. Студент вытащил ключ из замка, повернулся, чтобы отдать его Регине, и, когда она протянула руку, их взгляды встретились.       В этот момент она пропала. Утонула, словно в чародейском омуте в золоте и зелени глаз юноши.       ― Спасибо, ― произнесла Регина, усилием воли беря себя в руки. Наваждение исчезло.       Она не услышала, вернее, скорее не захотела услышать, ответил студент или нет. Ей показалось, что, задержись она рядом с ним хоть на секунду дольше, произойдёт что-то ужасное, ломающее её волю и разум. Поэтому Роговцева быстро прошла к преподавательскому столу, выложила из папки бумаги и включила проектор, одновременно запуская на компьютере презентацию.       Это была их первая встреча, но далеко не последняя.       То, что Андрей отличник и пишет исследовательскую работу на её кафедре, Регина узнала позже, и была поражена тем, что раньше она его не замечала. Да, теперь она это вспомнила, что видела его в лаборатории, но её рабочий день закачивался в пять вечера, а Борисов приходил в лабораторию ближе к шести. Пару раз они встречались на лестнице: она спускалась, а он поднимался, или же сталкивались в дверях. Андрей всегда сторонился, пропуская Регину, и неизменно здоровался.       Он был таким всегда ― безупречно вежливый и предупредительный: придерживал дверь, когда она выходила, подавал ей пальто ― нежно-розовое, под цвет её блузки ― подшивал и перекладывал гербарий. И всегда приносил препараты и реактивы, когда Регина порой задерживалась на работе, и они корпели над опытными образцами вместе.       Регина отдала бы многое, чтобы это были знаки внимания только ей. Но, увы, Андрей был внимателен ко всем. Сдержанный, умный и такой далёкий.       Она любила украдкой смотреть на него, зацепляясь взглядом за мельчайшие детали, чтобы потом бережно сохранить их в памяти. Всё дело в прикосновении, считала Регина. Если бы он не коснулся тогда её руки, ничего бы этого не произошло. Она была в этом уверена. Ведь до Борисова у Роговцевой при виде молодых парней ни разу не дрогнуло сердце, которое сейчас учащённо билось всякий раз, когда она пересекалась с Андреем. В такие моменты Регина молила лишь об одном ― чтобы на её щеках не вспыхнул румянец.

***

      Вот и сейчас, стоя рядом с Андреем, который увлечённо правил текст будущей статьи, она просто не могла оторвать взгляда от тонкого профиля Борисова. Очки в металлической оправе, чуть удлинённый нос с острым кончиком, тонкие губы, светло-рыжие ресницы и высокий лоб, на который сейчас небрежно упала прядь почти невесомых волос, которая грозила вскоре залезть в глаз.       В следующую секунду Регина, чувствуя, как гулко забилось сердце в груди, протянула руку и мягко откинула мешающую прядь со лба Андрея. Ей казалось, что руки дрожат, но, посмотрев на них, она лишь удивилась их бледности.       «Как девчонка, ― подумала Регина. ― Я бледнею и смущаюсь как девчонка. ― Но ничего не могла с собой поделать, лишь чувствовала, как гулко бьётся сердце, а густая и горячая кровь шумит в ушах. ― Господи, пусть он не обратит на это внимание!»       Прохладная ладонь Андрея коснулась напудренной щеки Регины, а пальцы осторожно легли на шею. Карие глаза встретились с зелёными, и она, чувствуя, как кровь, пульсируя, бежит под кожей, путая мысли, прошептала:       ― Андрей, что ты хочешь?       ― Вас. ― Голос Борисова ласкал слух, как дивная музыка.       ― Послушай, ― она нервно провела кончиком языка по губам, даже не задумываясь, как это выглядит со стороны, ― я старше тебя на четырнадцать лет. Я ― преподавательница, а ты ещё студент…       ― Кого вы пытаетесь отговорить, Регина Александровна? ― Она чувствовала исходящее от него тепло. ― Меня или себя?       ― Я не хочу ломать тебе жизнь.       ― Но вы готовы сломать себе карьеру.       ― Ничего со мной не случится. ― Она передёрнула плечами. ― Валентин Андреевич пять лет спал со своей студенткой Сашей, и никто слова ему не сказал, хотя все знали. ― Регина осеклась. Стоило ли рассказывать Андрею грязные тайны кафедры? ― Но я тебе этого не говорила.       ― Так это все знают, Регина Александровна, ― улыбнулся Андрей, от чего его острые скулы обозначились ещё чётче.       ― В любом случае, эту информацию ты узнал не от меня, ― с досадой проговорила Регина. ― И хватит об этом. ― Она попыталась отстраниться, но пальцы Андрея так нежно перебирали завитки волос на её шее, что Регина просто сдалась.       С тихим вздохом, чувствуя себя безвольной куклой, она опустилась на стул рядом с Андреем.       ― Я уверена, что ничем хорошим это не закончится, ― пробормотала она, а затем, глядя на Борисова, добавила: ― Если вообще начнётся.       Он лишь улыбнулся, и затем его губы коснулись вопросительным поцелуем губ Регины, а ладонь аккуратно легла на её ногу чуть выше колена.

***

      Как оказалось, они оба любили переходные времена года ― весну и осень, и клёны. Особенно семена-вертолётики, которые в сентябре, когда дул ещё тёплый, но уже с нотками прохлады ветер, опадали, кружась, на покрытую красными и жёлтыми листьями землю под деревом.       Регине часто удавалось поймать кончиками пальцев вертолётик, который неспешно планировал по воздуху. Пока она, будто маленькая девочка, ловила крылатые семена, Андрей собирал букеты из листьев, часть которых он оставлял себе для исследовательской работы, а часть ― из самых свежих и не тронутых старостью листьев, отдавал Регине.       У неё всегда был кленовый букетик на столе, а когда один высыхал, его место занимал другой. Даже после первых морозов, когда листьев оставалось совсем немного, пара штук всегда была у неё, а самые красивые ― красный и жёлтый, хранились между страницами ботанической энциклопедии. Гербарий воспоминаний, как называла его Регина, прекрасно понимая, что эта осень единственная, которая у них когда-либо будет.       Андрей собирался поступать в аспирантуру в другой город в НИИ, за тысячи километров от своего прежнего университета и неё, Регины. С одной стороны, она полностью поддерживала Борисова, прекрасно понимая, что талантливому юноше нужно вращаться в обществе таких же людей, как он, и что университет для него ― это слишком мало. Но другая её часть шептала расстроенной Роговцевой, что отношения на расстоянии ― чушь собачья, и что их связь не выдержит без постоянной подпитки встречами. Несомненно, Андрей найдёт себе молодую перспективную девочку, а она, Регина Александровна, останется в его воспоминаниях, затухающих день ото дня, как студенческое баловство, маленький эксперимент.       Роговцева ненавидела жалеть себя, но временами просто не могла остановиться, накручивая себя всё больше и больше. В такие моменты она думала, что, должно быть, к ней незаметно подкрался кризис среднего возраста, принеся с собой сомнения и неуверенность, а временами и накатывающую тоску, которую могли развеять только глаза Борисова за стёклами очков, да его объятия. Хоть он и был выше неё, но массой тела похвастаться не мог. Регина шутила, что она обнимает кости. На это Андрей лишь улыбался, проводя пятернёй по рыжим, словно кленовые листья, волосам, зачёсывая назад лёгкие пряди.       А дни летели, как семена-вертолётики, унося с собой время Регины и Андрея, те часы, что они проводили вместе ― не часто, раз в две-три недели, чтобы никто не догадался. Роговцева была уверена, что скрывать отношения у них получается, по крайней мере, слухов она не слышала. Лишь Валентин Андреевич порой грустно смотрел на неё, проходя мимо, обдавая Регину терпким запахом табака ― его аспирантка Саша недавно вышла замуж.       «Вот и Андрей оканчивает пятый курс, ― думала Роговцева, шагая в июньских сумерках домой. ― А ведь мне ещё присутствовать на защите дипломов».       Она не могла поверить, что прошло уже больше года с того дня в лаборатории, когда она, переступив через всё, отбросила со лба Андрея прядь волос, а он поцеловал её. У них было две весны и всего одна осень, но и это, порой казалось Регине, щедрый, но незаслуженный подарок.

***

      Клёны в парках вновь окрасились в жёлтые и красные тона, но на этот раз букета из больших листьев с резными краями на столе Регины не было. В сентябре пар у Роговцевой в расписании стояло немного, поэтому она могла, оставаясь в преподавательской одна, долго смотреть в окно, за которым покачивался ярко расцвеченный осенью клён, и тихо напевать песню, которая в последнее время ассоциировалась у неё только с Борисовым:       ― Что такое осень ― это небо, плачущее небо под ногами. В лужах разлетаются птицы с облаками. Осень, я давно с тобою не был.       Сердце Регины болезненно сжималось, она ловила себя на том, что, допев куплет, напряжённо вслушивается в тишину, ожидая, что вот-вот ей подпоёт голос Андрея, но всякий раз ответом ей был или хлопок двери в коридоре, или стук чьих-то каблуков. Регина вздыхала и возвращалась к отчёту о летней практике.       Настроения у неё не было, и даже на неброский макияж, украшавший её раньше, у неё не оставалось душевных сил, а шум кленовых листьев за окном навевал тоску и грусть. Роговцева в тридцать шесть лет познала все прелести любовных терзаний. Оставалось надеяться, что с выходом магистров на учёбу у неё будет меньше свободного времени, и она, наконец, перестанет думать об Андрее.

***

      В этот день, в конце сентября, когда на пары должны были выходить магистры первого курса, Регина рассеянно собиралась на пару. Она вышла из преподавательской на минуту ― хотела переложить в лаборатории недавно собранный гербарий, а когда вернулась, ощутила, как у неё останавливается сердце.       На её столе лежал букет из кленовых листьев.       И записка: «Я остался в аспирантуре. Будете моим научным руководителем?».