Мгновения любви

      Гирлянда на окне мигала плеядой оттенков, да и в душе Лии царило приподнятое настроение. Почти новогоднее. Она стояла возле подъезда и, запрокинув голову, смотрела, как светит гирлянда. До нового года оставалось всего ничего, и Лие наконец удалось вырваться из мраморных, словно заснеженных залов музея и университетской аспирантуры.       Она ходила на последний вечерний сеанс мультфильма «Ледяное сердце»¹ с подругами ― бойкой Наташкой Нехлюдовой и ироничной Ланой Морозовой. Девчонки наплакались во время просмотра, обнялись на прощание и отправились на такси по домам, а Лия пошла пешком к себе.       Лия неспешно шла под падавшими с тёмного неба хлопьями снега, а в её мыслях играла песня из мультфильма про загадочную ледяную реку, знавшую ответы на все вопросы и помнившую всё.       Плавная, звонкая, спокойная, эта песня в мультфильме была колыбельной для маленьких принцесс, но Лия, едва сдерживая слёзы, слышала в ней роковые предупреждения.       …так доверься глубине, но лишний шаг — и ты на дне…       Лия хорошо знала этот путь: она сама прошла по нему июльским летом два года назад. И едва не оказалась на дне. Но в этот раз песня была не столько о ней самой, сколько о муже ― Вадиме Ильинском.       …лишь тем, кто страхов своих выше, дано узнать, что река хранит…       Темноводная река, на берегу которой стояла «Тайга», казалась той самой, что даст ответы на все вопросы. Но, живя с Ильинским, Лия понимала, что знала далеко не все его страхи.       …в час, когда домой придёшь, утратив всё, ты всё найдёшь…       Лия остановилась возле подъезда. Гирлянда мигала, хотя она точно помнила, что выключала её, когда уходила с девочками на фильм: внезапно и совершенно незапланированно. Лия уже думала, что подруги забыли о ней, и готовилась коротать одинокий вечер с черновиком будущей статьи. Вадим Борисович постоянно приходил под ночь, садился в своей комнате за компьютер, а ночью даже не приходил, оставаясь сидеть в кресле возле окна. Лия порой украдкой смотрела на его голову, склонённую на грудь, лохматые пепельные волосы, руки, спокойно лежавшие на подлокотниках кресла, и понимала, что он не спит. Где бродили в эти мгновения его мысли? Лия многое отдала бы, чтобы узнать.       «Напишу об этом в письме Деду Морозу, ― подумала Лия, прислонившись к металлической стенке лифта и прикрыв глаза. Край длинного шарфа едва не касался пола. ― Попрошу смелости для Вадима Борисовича».       Двери лифта открылись, Лия немного постояла на лестничной площадке и вошла в квартиру. Она не обнаружила Ильинского в кабинете: неожиданно, но он лежал на застеленной кровати, как был в одежде. Пиджак помялся, о рубашке и говорить нечего.       Услышав шаги Лии, Ильинский повернулся к ней. Сердце Лии нервно забилось. Она давно не приглядывалась к Вадиму Борисовичу, да и видела его не так часто. Всё больше в свете ночника или экрана монитора. Сейчас она могла рассмотреть его хорошо. Под серо-голубыми глазами залегли тёмные тени, щёки ввалились, и выглядел он очень бледным.       ― Что с тобой? ― Лия присела на край кровати, протягивая руку и дотрагиваясь кончиками пальцев до плеча Ильинского.       ― Не сплю. ― Губы Вадима Борисовича тронула слабая улыбка. ― У меня бессонница.       ― Сходи к врачу. ― Лия гладила его уже по руке полной ладонью. ― Выпишет лекарство.       ― Зачем? ― усмехнулся Ильинский. ― Надо просто поработать и сон придёт.       ― Не придёт! ― воскликнула Лия, забираясь с ногами на кровать. От Ильинского пахло снегом и табаком. ― Само ничего не приходит. А напиши письмо Деду Морозу!       ― Такая взрослая, а в сказки веришь. ― Пальцы Ильинского прошлись по холодной руке Лии.       ― У нас с братом с детства такая традиция, ― Лия нечасто говорила с Вадимом Борисовичем о своей семье, боясь его расстроить, но сейчас не могла промолчать, ― мы пишем письма Деду Морозу и просим у него то, чего хотели бы для своих близких.       ― И что ты попросишь для меня? ― По глазам и улыбке Ильинского Лия понимала, что ему забавно её слушать, но не сдавалась.       ― Смелости.       ― Тогда тебе надо писать Гудвину. А Деда Мороза не существует. Я в него не верю лет с пяти. Спасибо брату за это. ― Ильинский неожиданно замолк, а Лия почувствовала, что краснеет: она знала, что брат Вадима Борисовича увёл у него невесту давным-давно.       ― Ты можешь не верить в Деда Мороза, главное, что Дед Мороз верит в тебя! ― воскликнула Лия, набираясь смелости и обнимая Ильинского за плечи. ― Спи! Я спою тебе песню из сегодняшнего мультика.       Потому что она про тебя.       ― Пой, ― пожал плечами Вадим Борисович. ― Мне это вряд ли поможет. Меня не заставишь уснуть!       ― А я попробую! ― с вызовом произнесла Лия, проводя пальцами по спутанным волосам Ильинского. Вздохнула, сглотнула комок, подкативший при мысли о песне, и запела:       ― Край суровый, море льда, есть река там, помнит всё она. Засыпай скорей, мой свет, и в той реке найдёшь ответ.       Она отогнула мизинец и нежно, едва касаясь, провела по носу Ильинского: от кончика до залёгшей меж густых бровей складки.       ― Её воды, лишь нырнуть, всё расскажут и укажут путь. Так доверься глубине, но лишний шаг — и ты на дне.       Она продолжала легко ласкать Ильинского, перебирая пальцами свободной руки его волосы. Глаза наполнились слезами, и Лия зажмурилась.       ― Она поёт для тех, кто слышит, и волшебство та песнь таит. Лишь тем, кто страхов своих выше, дано узнать, что река хранит.       Лия почувствовала, как тяжесть расслабленного тела Ильинского давит на неё, но продолжала петь. Ей казалось, что она слышит биение его сердца и ровное глубокое дыхание.       ― Край суровый, море льда, есть там мама, помнит всё она. В час, когда домой придёшь, утратив всё, ты всё найдёшь.       На последних строчках Лия открыла глаза и сквозь слёзы посмотрела на Вадима Борисовича. Ильинский спал, прижавшись к ней. Лия чуть сползла на подушках и, подумав немного, не стала выключать гирлянду. Пусть горит и переливается.       А письмо Деду Морозу Лия всё же решила написать.       Она вела себя хорошо и растопила ледяное сердце.