Мгновения любви

      Давно Альберт Мейер не чувствовал себя таким счастливым.       Он спровадил надоедливых родственников, внезапно приехавших под вечер поздравить Альберта, единственного из большого семейства Мейеров праздновавшего Новый Год в одиночестве. Мощная старая тётушка качала головой, двоюродные братья за её спиной сочувствующе улыбались Альберту. Тётя Клара, разменявшая девятый десяток, поучала племянника, отметившего в декабре юбилей ― шестьдесят лет. Альберт только кивал и смотрел на время. Хорошо хоть, что тётушка и братья оставили подарки ― разнообразные коньяки, виски и подарочные наборы фруктов. Они сами не знали, что там внутри, поэтому Альберт оставил фрукты до следующего года: мало ли, чем придётся закусывать.       Когда родственники, наконец, ушли, Альберт напоследок прокричал в гулкий подъезд какое-то бессмысленно-счастливое поздравление и с чистой совестью захлопнул дверь.       Уже много лет заветной мечтой Альберта было провести новогоднюю ночь дома. За это время он обзавёлся огромным количеством друзей, коллег и знакомых, да и родственников каждое десятилетие прибавлялось. Внебрачные дети и обе бывшие жены, на удивление, относились к нему хорошо, хотя Альберт, по собственному мнению, не сделал ничего, чтобы заслужить их любовь.       И, если на то пошло, ему нужна была ― необходима, как воздух, ― любовь совершенно других людей.       Альберт усмехнулся.       Наташа Нехлюдова ― его бывшая любовница и студентка странным образом исчезла почти сразу же после празднования его юбилея. Вообще, праздник получился очень нетипичный для Альберта и какой-то неправильный. Обычно он арендовал столики в ресторанах и веселился от души с компанией коллег и выпускников, а тут пригласил на юбилей вообще всех подряд и с помощью матери, сестёр и тёток накрыл на стол. Альберт уже и не ждал, что Наташа придёт. Когда он подкараулил её возле здания администрации, где она работала в природоохранном комитете, она всё мялась, а под конец и вовсе исчезла в метели. Но потом явилась в самый разгар праздника, ворвалась, как Малефисента на крестины к Спящей Красавице, но вместо проклятия подарила череп северного оленя.       Подарка и самого появления Наташи хватило, чтобы всколыхнуть в душе Альберта пепел угасших было чувств. Как оказалось, под золой осталось ещё много головней, и ветер, принесённый Наташей, раздул пламя.       Альберт снова чувствовал, что влюбился, как мальчишка.       Он криво усмехнулся: давным-давно, будучи мальчишкой-студентом, он влюбился отнюдь не в девушку.       Альберт глубоко вздохнул. Ну вот, опять. Воспоминания теснили друг друга в голове, мелькали перед глазами яркими картинками, как будто произошли вчера или секунду назад. Наташа называла их «вьетнамскими флэшбеками» и смеялась, а большие серьги из крыльев бабочек в её ушах задорно покачивались. Но Альберту было не до смеха. Он снова вспомнил его ― Николая Черёмухина, свою первую любовь.       Сейчас он бы сказал, что это были, говоря модными словами, «токсичные отношения», но тогда молодой Альберт провалился в них с головой. Запретное манило, а Коля, словно дьявол во плоти, вёл его всё дальше за собой.       Дьявол… Альберт вспомнил Воланда из книги «Мастер и Маргарита». У Сатаны в человеческом обличии были разные глаза: правый ― чёрный, а левый ― зелёный.       Сердце учащённо забилось, в украшенной гостиной стало вдруг невыносимо жарко. Альберт поспешил распахнуть балкон и, пошарив в кармане домашнего халата, накинутого поверх праздничных рубашки и брюк, закурил. Морозный воздух врывался в комнату, но сердцебиение не утихало. Не хватало ещё укатить с инфарктом в больницу и встретить новогоднюю ночь в палате. Или морге.       У Коли тоже была гетерохромия: один глаз изумрудно-зелёный, другой ― синий до черноты. Как будто эти глаза принадлежали двум совершенно разным людям. Синий ― жёсткому любовнику и деспоту Николаю, а зелёный ― романтичному и весёлому Коленьке.       Альберт закрыл глаза: у него они были светло-голубые, совершенно невзрачные и какие-то водянистые. Коля сравнил их как-то с морской лагуной, хотя дальше черноморья в жизни не выбирался и лагун сроду не видел. Сейчас, быть может, увидел. Эта мысль резанула Альберта, заставила вздрогнуть вовсе не от холода и затянуться сигаретой так, что запершило в горле.       Он бросил Колю: оставил одного на хуторе, где они отрабатывали положенный после университета срок охотоведами. Решил, что аспирантура ему, красивому высокому блондину с немецкими корнями важнее, чем низкорослому русому Коле, простому, как пять копеек.       Альберт вспомнил вдруг, как вернулся в свою старую квартиру, которую ему оставил дедушка. Как ходил среди пыльной мебели, как по кладбищу. Когда-то давно, ещё в студенчестве, он мечтал, что переедет жить в эту квартиру вместе с Колей. Предлог и обоснование того, почему они живут вместе, он тогда не продумывал. Казалось, что он сумеет найти тысячу причин для того, чтобы быть с Колей.       А потом бросил его на хуторе в средней полосе.       Альберт усмехнулся. Когда он уезжал на поезде навстречу аспирантуре, за стуком колёс ему слышался рокот Колиного «УАЗика-буханки». Господи, как же он боялся тогда обернуться! Если бы он посмотрел в разномастные глаза Николая Черёмухина, то побежал бы к стоп-крану, выскочил из поезда, а после долго бы извинялся, глотая слёзы и целуя Колю в обветренные губы.       Но Коля вернулся к нему. Буквально через неделю после того юбилея, на котором чувства к Наташе снова вспыхнули. Просто зашёл в гербарную, где Альберт перебирал коллекцию, бросил потрёпанный вещмешок на стол и сказал, что наработался оленеводом и вернулся домой. А его, Альберта Мейера, стоит хорошенько наказать.       Альберт тогда отступал в дальний угол кабинета, бросая в шедшего за ним Колю гербарные листы. Орхидеи, лютики, папоротники, губоцветные, розоцветные, адонисы летели в загорелого широкоплечего Колю, наступавшего на перепуганного Альберта с неумолимостью смерти. Белые плотные листы кружили по комнате огромными снежинками. В конце концов, Альберт оказался в углу. Лопатки врезались в холодную стену, а Коля уже стоял напротив него. Стоял и смотрел на Альберта снизу вверх. За прошедшие годы Коля стал носить короткий ёжик седых волос.       ― Там холодно, в тундре-то, ― усмехнулся он чуть картаво и хрипло. Взгляд разноцветных глаз притягивал. Альберт не мог оторваться. ― Знаешь, как я скучал по тебе? В ночи особенно, когда мёрз в юрте. ― От Коли пахло мятой и морозом. Он явно пришёл к нему не с корабля на бал. ― Ты думаешь, Наташенька просто так добыла череп оленя из воздуха? ― Коля забытым, но вдруг снова ставшим таким привычным движением, схватил Альберта за волосы и притянул к себе.       На глазах выступили слёзы, колени предательски задрожали. Альберт чувствовал, как просыпается ощущение смеси боли и удовольствия.       В эту же секунду в гербарную постучали, а в дверной проём просунулся рыжий аспирант Андрей. Альберт бросил ему что-то нечленораздельное, и аспирант скрылся. Забавное и однозначное они, должно быть, являли собой зрелище: матёрый оленевод в дублёнке и с тундровым загаром и одетый в костюм профессор Мейер, взъерошенный и красный, как мак.       Вьетнамские флэшбеки оказались сильнее него, и Альберт метнулся к столу, где стояли коньяки. В душе вдруг проснулись брезгливость и нежелание пить из горла. Чертыхаясь, Альберт полез в шкаф за стопками. И нашёл только расписные: на толстых стеклянных стенках красовались ирисы, росянка, тюльпаны, злаки и ещё много чего.       Дрожавшими пальцами Альберт взял стопку с изображением можжевельника. Крупные синие ягоды светились восковыми боками. И снова синие, как глаз Коли. А ветви зелёные, как глаза Наташи.       Альберту Мейеру никогда не хватало духу выбрасывать подарки тех, кого он любил.       Коля и Наташа ― две любви ― на восходе и на закате жизни.       Два своеобразных, часто странных человека, зажигавших огни в самые тёмные дни и ночи. Красивые и сильные. Так похожие друг на друга.       Наташа всегда дарила ему необычные вещи: мягкая игрушка ― большой розовый заяц на День Всех Влюбленных, череп северного оленя на юбилей, набор стопок с изображениями растений и бутылку водки с его, Альберта, фотографией на прошлый Новый Год. Причём выбрала лучшее фото последних лет: Альберт в энцефалитке, с лопатой наперевес и гербарной папкой на плече стоит возле раскидистого кедра.       И подпись: «Моему лучшему профессору».       Альберту не хотелось думать, что были худшие.       Зато теперь, с появлением Коли, стало понятно, откуда Наташа взяла череп оленя так дёшево. И что означала странная записка в коробке: «Я к тебе вернусь».       Альберт сначала подумал, что Наташа всё же ещё любит его, и угли в костре страсти и одиночества разгорелись ещё ярче. Если бы не записка, он бы, скорее всего, и не думал продолжать отношения. Тридцать восемь лет ― разница между ними была слишком велика.       Что хуже: каминг-аут или отношения с такой огромной разницей, Альберт старался не думать.       И снова жизнь смеялась над ним, возвращая в изменённом виде то, от чего он отказался.       Наташа… Возможность для молодого сердцем и душой, а вообще-то иногда и телом, Альберта доказать, что он всё ещё на что-то годен. Он даже укоротил бороду после юбилея: решил, что так ему идёт больше.       Наташа тогда просидела у него весь вечер и добрую половину ночи. Все гости уже разъехались, а она всё сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела на полусонного Альберта. Он тогда развалился на диване и то и дело уплывал в сладкую дрёму. Наташа накрыла его пледом, поцеловала и всунула в руки того самого зайца. Альберт в ответ только слабо улыбнулся и неловко привлёк к себе Наташу, запустив пальцы в её растрёпанные светлые волосы. На большее у него просто не осталось сил. Он выпил слишком много.       Альберт улыбнулся, наливая себе ещё коньяка.       Когда-то Коля тоже подарил ему плюшевого зайца. А в пылу одной из ссор Альберт всадил в игрушечную тушку заряд дроби из обреза. Просто бросил зайца на стоявший в пристройке верстак и выстрелил. Альберт едва не оглох тогда от выстрела в помещении, но развороченный плюш с ватной набивкой доставил ему какую-то мстительную нездоровую радость. Он не мог застрелить вот так Колю или себя, игрушка же явилась плохой заменой объекта для срыва.       Альберт вдруг чётко осознал, что если сейчас не найдёт Колиного зайца, то что-то в его жизни определённо добром не кончится. Игрушка нашлась быстро: Альберт перед Новым Годом убирался и помнил, что где хранится.       Он положил двух зайцев рядом. После «расстрела» он терпеливо зашивал пострадавшую игрушку. Укололся много раз: на розовом до сих пор остались бурые, как будто ржавые пятна крови.       Старая выцветшая ткань Колиного подарка не шла ни в какое сравнение с новенькой экологически безопасной для детей от трёх лет Наташиного зайца. Но было в подарке Коли что-то неуловимо родное. Ностальгия по былому. Подарок Наташи напоминал о времени между ними. Коля и Наташа, Альберт и Наташа ― как два этих зайца: он ― потёртый плюшевый, а она ― яркий и новый.       По квартире разлилась трель дверного звонка. Альберт встрепенулся и выпил ещё коньяка. Наташа всё грозилась прийти, а неизвестный номер прислал лаконичную sms: «Я приду».       Альберт встал из-за стола, прошёл по коридору и открыл дверь.       На пороге стояла Наташа. В расстегнутой шубке и в коротком красном платье. К груди она прижимала пакет, откуда выглядывала бутылка шампанского и букет из клубники.       В этот же момент двери лифта открылись, и из кабины вышел Коля ― в лимонно-жёлтом пуховике, суровый, но с усмешкой в разноцветных глазах. За спиной у него виднелся объёмный рюкзак.       Альберт вздохнул: похоже, и в эту новогоднюю ночь ему не удастся побыть одному.