Мгновения любви

      «День полон интересных встреч и подходит для посещения мероприятий. Не исключены романтические увлечения, причём новые чувства могут развиться стремительно. Деловая активность снижена, но в конце рабочего дня могут поджидать приятные сюрпризы».       Наташа Нехлюдова фыркнула и снова открыла таблицу с перечнем видов растений, произрастающих на месте будущего ложа Тайгинского водохранилища, ставшего камнем преткновения для экологов, федеральных политиков и губернатора края. Гороскоп бодро и безбожно врал: ничего из названных приятных неожиданностей с Наташей случиться не могло.       ― И кто эту фигню пишет всё время? ― пробормотала она, зачем-то возвращаясь к гороскопу и вчитываясь в явно насмехавшиеся над ней строчки. ― Мадам Кармелита! Как это убого! А ещё говорят, что в Новый Год сбываются желания. Интересно, чьи? А, мадам?       Она понимала, что выглядит глупо, сидя тридцать первого декабря ровно до конца рабочего дня, в то время как остальные сотрудники отдела охраны природы благополучно свалили домой готовиться к празднику. И только Наташа разговаривала сама с собой в пустом кабинете в потёмках: свет включать не хотелось, а за окном сгущались столичные сумерки.       ― Романтика, отношения…       Наташа уже видела эту дорогу и знала, куда она ведёт. В никуда. Все её отношения заканчивались ничем. Первая любовь ― одноклассник Валька, — пришёл из армии другим человеком, хотя Наташа честно ждала его два года. У них с Валькой не осталось ничего общего, и Наташа пошла дальше. От злости на Вальку ли, или из-за странной симпатии, она решилась на отношения со своим научруком Альбертом Мейером. Ей нравилась его харизма, Наташа долго ждала, когда же он сделает первый шаг. Если бы Мейер не поцеловал её апрельским вечером на кафедре ботаники, Наташа сама бы соблазнила его. Они встречались до её защиты, но Наташа понимала, что наступит конец. Она не собиралась в аспирантуру, чувства к Мейеру то разгорались, то утихали, а жить с осознанием, что тридцать семь лет разницы в возрасте никуда не денутся, Наташа не смогла. Она видела, как другие могут, но сама оказалась слишком эгоистичной и слабой, чтобы превозмочь эту боль. И порой ненавидела себя за это.       А потом появился Егор ― сотрудник партнёрской компании, делавшей независимую экологическую экспертизу для Департамента природоохраны, в котором работала Наташа. Она думала, что вот оно ― счастье, а потом застала Егора с его коллегой. Егор стоял на коленях и уверял, что этого не повторится, но Наташа без сожалений, с дымящейся дырой на месте сердца, вернула жениху обручальное кольцо, а заявление так и осталось висеть на рассмотрении в ЗАГСе. Наташа не стала его отменять, а что делал Егор, ей было всё равно.       Одногодка, взрослый мужчина и Егор, бывший на год младше Наташи. Всё разрушилось и пропало. Этот год точно был для Наташи самым несчастливым за все двадцать пять лет её жизни.       Вздохнув, Наташа поднялась и вытащила из холодильника остатки торта. У неё позавчера был день рождения, торт успел подсохнуть, но Наташе было всё равно. Сев обратно, она со злостью воткнула ложечку в бисквит с коньячной пропиткой и фруктами, будто тот был её врагом.       Торт застрял в горле, а Наташу захлестнули эмоции: разочарование, серость бытия, неопределённое будущее и тянущее, взрезающее рёбра ощущение, что ей хочется, чтобы гороскоп сбылся. Что есть где-то человек, любимый, который ей небезразличен. Как и она ему.       ― Я не хочу больше рефлексировать! ― давясь тортом, произнесла Наташа. ― Я не хочу чувствовать что-либо. Я устала от этого.       ― От чего, Наташенька?       Этот голос пронзил темноту кабинета, подобно лучу света. Острому, яркому, отдающему хрипотцой от выкуриваемых сигарет и вызывающему неясную тревогу, будто что-то происходило, но Наташе не удавалось понять, что именно.       Наташа быстро глянула в зеркало, проверяя, не сбились ли уложенные светло-русые кудри. Из отражения на неё глянула красивая, но замученная Нехлюдова. Большие очки в чёрной оправе скрывали тщательно замазанные тени под зелёными, слишком круглыми глазами.       ― Адам Евгеньевич! ― Наташа старалась говорить внятно и поспешно стряхнула крошки с розового с золотой вышивкой платья. От заедания стрессов она начала полнеть, но ей было плевать. ― Вы уже вернулись из командировки? Как съездили?       ― Видел, как лось бежал по снегу, не проваливаясь. ― Адам Евгеньевич Антонов ― начальник эколого-ботанической лаборатории, к которой относился отдел Наташи, — расположился за своим столом. Антонов снял тёплое пальто, и Наташа ощутила, как её окутал запах мужского парфюма, освежителя для салона машины и смолянистой хвои. ― А ещё по следам и с помощью живоловок обнаружили много интересных зверей. В девяностых-то, когда ложе водохранилища впервые подготавливали, университетские зоологи дальше винной лавки в деревне не ходили.       ― Вы слишком строги к ним, ― улыбнулась Наташа, вспоминая преподавателей кафедры зоологии позвоночных. Те умели в отношения на рабочем месте… О чём она только думает!..       ― Не слишком! ― отрезал Антонов, наливая кофе и бросая на стол пачку «Captain Black». Наташа усмехнулась: такие сигареты курила её подруга, сумевшая сохранить неравные отношения. Наверное, потому что любила. А Наташа… ― Много разного происходило в университетских кулуарах и не всегда хорошего. Не ленились бы и участвовали в грантах, всё хорошо было бы, не пришлось бы нам сейчас всё заново изучать. Это я про тех, кто со старых времён остался, а таких только Мейер с Вадимом Борисычем. Вадик-то больше всех «Тайгу» любит. Что мешало подаваться на гранты? А сейчас мы с тобой борись с водохранилищем…       ― Хотите торт? ― Наташа не всегда хорошо относилась к зоологам, но ругать их сама не ругала, предоставляя это Антонову. Он, зная их со своего студенчества, имел на это больше прав.       ― Спасибо. ― Адам Евгеньевич съел кусочек торта и, зачем-то нацепив на нос очки, хотя работать явно не собирался, произнёс: ― Курить хочу, а на улицу идти лень. Не могу бросить, хотя у нас в лаборатории курю только я. Все уже оставили эту привычку, а я не могу отказаться от части жизни. Выйти с кружечкой кофе на балкон и покурить. А как ты бросила, Наташенька?       ― Я особо и не начинала. Пыталась в «Тайге». Но мне не понравилось.       Наташу передёргивало, когда Антонов называл её «Наташенька». Было в этом что-то отечески-заботливое и в то же время неуловимый оттенок восторженности. Словно Наташа была чудом, которое Адам Евгеньевич по счастливой случайности может называть ласковым именем.       И снова её понесло не в ту степь…       ― На научных стационарах все пытаются начать курить, ― отозвался Антонов, доставая сигарету. ― Я так и начал. Мне было девятнадцать, когда я впервые приехал в «Тайгу». ― Наташа обратилась в слух. Ей нравились истории Антонова о том, что было в университете, безумно хотелось узнать больше, ведь иногда он рассказывал о себе. ― В самом конце восьмидесятых стационар только-только заложили: надо было исследовать местность под затопление, узнать, что же мы потеряем, если водохранилище будет. Начальницей нашего Департамента тогда была великая женщина, мы все в неё влюблялись, ― Антонов усмехнулся, а Наташа почувствовала укол в грудь. ― Ты почему ещё на работе?       Вопрос поставил в тупик. Но не успела Наташа ответить, как Адам Евгеньевич произнёс:       ― Как будешь встречать Новый год?       С этим было проще.       ― Напьюсь, ― честно ответил Наташа. И вдруг выпалила: ― Всем нужна моя сильная часть личности, не целая я, а лишь то, что приводит к победе! Любой, в том числе и достижение личных интересов другого человека. Егор-то почему со мной встречался? Потому что я могла сделать за него документацию. А зачем я нужна всем в отделе? Потому что со мной можно бороться с водохранилищем. И я одна без истерик хожу на ковёр к губернатору.       Она понимала, что несла чушь. Даже напиваясь до чёртиков, Наташа никогда не болтала. Всегда умела замолчать. И была наглой, когда того требовали обстоятельства. А губернатора на самом деле боялась наравне со всеми. Наташа поёжилась. Каждая встреча с губернатором казалась ей, обладательнице ведовской фамилии, маленьким аутодафе. Ничего тотально плохого в губернаторе не было ― политик как политик, ― но от одного взгляда его обсидиановых глаз становилось жутко. И поэтому Наташа была уверена, что федеральные власти одобрят отказ от строительства водохранилища. Губернатор явно и их пугал, точно был демоном во плоти.       ― Ты устала, ― внимательно глядя, выслушал Наташу Антонов. ― Устала, Наташенька.       ― Да, я устала, ― произнесла Наташа, но легче не стало. Слова и чувства горячими углями ворочались в груди. ― Я устала по кускам отчуждать саму себя. Вам когда-нибудь казалось, что часть вас оторвалась и осталась в прошлом? А сшитые края никак не сходятся?       ― Да, ― тихо, будто хотел сказать быстрее, ответил Антонов. ― Когда моя жена умерла.       Наташа помнила. Полтора года назад умерла Элеонора ― жена Адама Евгеньевича. Он тогда пошёл вразнос: взял отпуск за свой счёт и запил. Звонил несколько раз Наташе и просил отвезти его домой. Как будто это было мгновение назад, в воспоминаниях пронеслось:       ― Наташенька, забери меня из «Атамана».       Она брала корпоративную машину и ехала в ресторан «Атаман», поднималась в отделанные под императорские палаты залы и уводила пьяного в хлам Антонова. Он никогда не приставал к ней и не блевал. Наташа могла не забирать Антонова, но не хотела. Да и гороскопы мадам Кармелиты в эти дни становились хаотичными и предсказывающими непонятно что. Наташа в них не верила, но читала со студенчества. Ничто никогда не сбывалось, но порой предсказания становились удивительно добрыми и обнадёживающими, словно мадам Кармелита и правда знала, как дерьмово у Наташи на душе и в жизни.       Наташа не нашла ничего лучше, как замолкнуть, тенью проскользнуть к Антонову и коснуться кончиками пальцев его плеча. Ступни обдало холодом: Наташа сняла туфли, а в сапоги так и не переобулась.       ― Твой бывший ― Егор, ― конечно, ущербная скотина, ― вдруг произнёс Антонов. ― Вспомнил, как он выкинул из квартиры твои вещи, даже не вызвав тебе такси. Я был с ним в командировке. Он начал что-то говорить про свою бывшую ― тебя. Я послал его нахер.       ― Егор ― та ещё гнида, ― кивнула Наташа. Любовь ушла, осталась обида. И чувство абсолютной ненужности кому бы то ни было. Кто бы мог подумать, что лихая и придурковатая певичка-гитаристка Наташка Нехлюдова может страдать. ― Спасибо, что тогда приехали за мной.       ― Я бы приехал за тобой куда угодно, ― отозвался Адам Евгеньевич. ― Что ты читаешь? ― Он указал на открытую вкладку с гороскопом. ― Ты веришь в гороскопы?       Наташе стало стыдно и неловко. Позор-то какой: начальник узнал, что его менеджер от науки Нехлюдова увлекается эзотерикой.       ― Гороскоп Козерога от мадам Кармелиты каждый раз, когда у меня в жизни происходит дерьмо, говорит, что всё будет хорошо, ― произнесла Наташа. Она хотела пару раз рассказать кому-нибудь в отделе об этой странной закономерности, но что-то в самом дальнем уголке сердца останавливало. Будто эти добрые предзнаменования были только для Наташи. Но сейчас она почувствовала, что с Адамом Евгеньевичем этой тайной поделиться можно.       ― Чудеса да и только, ― усмехнулся Антонов. ― Вот что, Наташенька. Я сейчас пойду покурю, а ты пока сбрось с моего компьютера списки видов растений и животных по притокам Темноводной. Университетские там работали, но я им не доверяю. Проверишь сама и скинешь мне с правками, пожалуйста. А как приду, отвезу тебя в какой ты хотела ресторан. Хорошо?       Наташа кивнула и присела за компьютер Антонова. Рабочий стол был завален папками и отдельными файлами, но она без труда нашла нужный. Пока на флешку скидывался весь массив данных, Наташа рассеянно смотрела на названия других файлов.       Миг спустя сердце подпрыгнуло так сильно, что похолодели руки. Взгляд зацепился за знакомое сочетание слов, которого у Адама Евгеньевича на компьютере просто не должно было быть. «Гороскопы мадам Кармелиты». Трясущимся пальцем Наташа ткнула на открытие папки.       Там были все гороскопы за последние три года. Три года, что Наташа после практики на четвёртом курсе работала в Департаменте. И были другие предсказания. Ещё неопубликованные ― за январь и кусок февраля следующего года. Наташа быстро открыла первый попавшийся отчёт и через мгновение сглотнула: всё сходилось. Общее построение фраз, словечки ― всё, по чему она с ходу отличала отчёты Антонова от других, ― было в предсказаниях мадам Кармелиты.       ― С Наступающим, Наташенька. ― Она крутанулась на стуле, поднялась, и в руки ей лёг благоухающий букет тёмно-алых роз. Антонов стоял перед ней, а Наташа была едва в силах выдавить растерянное:       ― Спасибо!       Ей сто лет не дарили цветы. Она, как ботаник, жалела нецелевую трату растений, а Егор и Мейер поддерживали её в этом. Но сейчас, держа в руках большой букет роз и вдыхая дивный сладкий аромат, Наташа чувствовала, как ей приятно.       ― Можно, я тебя поцелую? ― спросил Антонов тихо, наклонившись к самому её лицу, так, что Наташа ощутила его ментолово-табачное дыхание с нотками фруктов и мяты. Он же ел торт...       ― Да, конечно, ― выдохнула Наташа, чувствуя, что ноги отказываются держать. Словно она снова была девчонкой, когда Валька впервые поцеловал её. Вот только Наташа не помнила лица своего первого парня, а только смотрела в сияющие в полутьме зелёные глаза Антонова.       Сердце колотилось по всему телу, голова кружилась, а руки дрожали, едва удерживая тяжёлый букет. Антонов нежно целовал её, а Наташа чувствовала, что ему хотелось бы большего.       Она растерялась, а потом робко, будто шла по тонкому ледяному насту, поцеловала в ответ. Мягкие уверенные губы, ещё больше ментола и фруктов и невыносимое осознание смешения таких чувств, от которых перехватывало дыхание, а мозг отказывался соображать.       Люблю… Хочу… Уважаю… Не знаю…       Вихрь мыслей пронёсся в голове, пока Наташа пыталась понять, что делать, и как быть дальше. Потому что она не умела забывать. Отпускала, но рвала все контакты. Не могла иначе. А Антонов… Как они теперь будут? Ещё ничего нет, а будет ли?.. Но Наташа уже переживала, что не сможет работать. Потому что и раньше не могла, сдерживая порывы, когда Адам Евгеньевич был рядом. Может, поэтому Егор устраивал сцены, когда Антонов изредка подвозил Наташу до дома?..       Она не успела додумать: страх и осознание охватили её, и Наташа всем телом на мгновение прижалась к Антонову, а затем отпрянула. Он не стал её удерживать, только подхватил под локти и помог присесть.       ― Сердце пошаливает? ― Наташа поняла, что сердце и правда билось не так ровно, как хотелось бы. ― Пьёшь много кофе и энергетиков? ― Антонов говорил, наливая в стаканчик воду из кулера, а Наташа слушала его, но не могла задержать взгляд. И тут же снова принималась рассматривать Адама Евгеньевича.       Среднего роста, стройный, подтянутый. Из зверей Наташа сравнила бы его с осенним горностаем, почти полинявшим из бурого цвета в белый. Летом Антонову исполнилось пятьдесят. Наташа помнила, как отмечали юбилей всей конторой.       ― Вы тогда пригласили меня на медленный танец, ― пробормотала Наташа и спохватилась, что начала говорить с середины диалога самой с собой. Будто уже была пьяна. ― И так держали за руки…       ― Ты была такой красивой и потерянной, что я решился сыграть в отважного рыцаря. ― Антонов подал Наташе воду, и она выпила половину, закашлявшись и пролив на себя.       ― Я тогда поругалась с Егором, ― хрипло призналась Наташа, тяжело дыша. ― Он не хотел отпускать меня на корпоратив.       ― Куда тебя отвезти? ― Антонов бережно взял у Наташи букет и завернул его в обёрточную бумагу. ― Ты хотела напиться. ― Он улыбнулся, а у Наташи всё внутри сжалось. Не алкоголя ей сейчас хотелось, а совсем другого хмеля.       ― Не знаю, ― покачала головой она. ― Честно, не знаю. И в ресторан мне уже не хочется. Я же заскучаю и захочу спать, когда выпью, а куранты отобьют. А вы куда собирались на Новый год? ― Наташа ухватилась за последнюю зацепку.       ― Домой, ― ответил Антонов. ― Староват я уже для пьянок по кабакам.       ― А… можно мне с вами? ― Наташу перемкнуло окончательно: сгорел сарай, гори и хата!       ― Конечно, Наташенька.       Ей хотелось слышать это ласковое «Наташенька» снова и снова. Антонов подал ей пуховик ― Наташа носила его со старших классов, хотела поменять, но не успевала дойти до магазина и купить дублёнку или шубу, ― забрал её сумку, выключил компьютеры и повёл на парковку.       Зима в этом году выдалась малоснежной, но холодной. Наташа осторожно ступала в сапогах на каблуках по расчищенной парковке, прижимая к груди букет, чувствуя запах роз даже через мороз и обёртку. В машине у Антонова было тепло и ароматно, а когда они ехали по предновогодней столице, Наташа не хотела загадывать дальше одного удара сердца. Она могла бы прокрутить в голове сотни вариантов и проговорить тысячи диалогов, но всё это блёкло перед желанием узнать, что будет в реальности.       ― Зачем вы писали для меня гороскопы? ― Они встали в пробку перед самым свёртком к дому Антонова. Наташа отлично помнила эту дорогу и знала, что совсем скоро они окажутся в тихом внутреннем дворе домов-свечек.       ― Потому что хотел сделать тебе приятное. ― Антонов, не отрываясь, смотрел на дорогу, но Наташа чувствовала исходившее от него напряжение. ― Я с самой юности пишу всякую эзотерику в газетах и журналах, сейчас вот на блоги и интернет перешёл. Для тебя мне всегда хотелось написать что-то особенное. Ты сердишься на меня?       ― Не знаю, ― честно ответила Наташа. ― Я уже ни в чём не уверена. Смотрите, лёд тронулся!       Они и правда очень быстро проехали остаток пути, и вот уже стояли в лифте, где Наташа столько раз прислоняла к стенке пьяного Антонова и шарила по карманам его брюк и куртки в поисках ключей. Тогда она не думала, что делала и как это выглядело со стороны. Просто хотела помочь. Как и Адам Евгеньевич ей.       Квартиру Антонова Наташа никогда особо не разглядывала: просто укладывала Адама Евгеньевича на диван и уходила, оставляя на столе ключи. Сейчас она с любопытством оглядывала двухкомнатную уютную квартиру. Задержалась взглядом на оплетённом гирляндой окне, диване и журнальном столике, на котором Антонов расставлял закуски, вино и шампанское. Наташа хотела помочь, но Адам Евгеньевич только рукой махнул: отдыхай.       Словно на скатерти-самобранке появились угощения: сырные и мясные закуски, морепродукты, игристое шампанское «Ferrari Brut», кола, виски «Jim Beam» и торт со взбитыми сливками. На подоконнике приютился заварник в грелке-пэчворк, пахнущий горячей смесью ягод и трав.       ― Откуда у вас это богатство? ― Наташа с восхищением оглядывала столик, удивляясь и радуясь отсутствию привычных салатов и запеканок. ― Вы бы один это не потянули!       ― Наташенька, мне очень хотелось провести эту новогоднюю ночь с тобой, ― разливая шампанское, произнёс Антонов. ― Новый год… Все знают, что как его встретишь, так и проведёшь. Удивительно, что счастье целого года зависит от одного дня, точнее, ночи. ― Прозрачные стенки бокалов соприкоснулись с лёгким «дзынь-к», и Наташа отпила шампанское. Приятный соломенный вкус обволок язык, виноград почти не чувствовался, а пришедшее послевкусие отдавало фруктовыми нотками совершенно без кислинки. А Антонов продолжал:       ― Встретил Новый год в самолёте ― весь год в самолёте. У меня так было: в девяностых задержали рейс, я встретил Новый год в воздухе, а потом мотался по сибирям и дальним востокам до следующего декабря. Встретил во дворце ― весь год во дворце. И такое бывало: я студентом подрабатывал Дедом Морозом на ёлках, оказался в хоромах тогдашнего нового русского, и целый год работал в бывшем Дворце Пионеров.       ― Встретил с любимым человеком ― весь год с любимым, ― отозвалась Наташа, отпивая ещё. ― Вы же не думали, что я найду гороскоп? Или… ― Она поняла за миг до, как Антонов ответил:       ― Или. Я знал, что ты найдёшь эту папку. Не мог больше недоговаривать. А признаться словами духу не хватило. Прости. ― Он залпом осушил свой бокал и пододвинул Наташе сырную тарелку. ― Бери, не стесняйся. И для тебя я просто Адам.       Наташе больше всего хотелось называть Антонова «Адам» и на «ты», поэтому она кивнула и отправила в рот целую тартинку с творожным сыром и красной икрой.       ― Вы помните, что только я доживаю до торта на застольях? ― усмехнулась Наташа, когда Адам положил ей на тарелку кусок торта.       ― Я именно поэтому не стал ничего готовить. Знал, что ты этого не любишь.       ― Вы… ты хорошо меня знаешь. ― Стоило произнести это в первый раз, как слова сами собой легли на восприятие, отдаваясь на языке солоноватой икрой и фруктами.       Антонов сидел так близко, что Наташа чувствовала исходящее от него тепло. В квартире было жарко, и Адам расстегнул верхние пуговицы светло-серой, почти жемчужного цвета рубашки. В полевых командировках Наташа много раз видела его раздетым, но никогда прежде желание прикоснуться к голой груди и твёрдой спине не было таким легко осуществимым. Сжимая бокал так, что, казалось, сейчас лопнет стекло, Наташа протянула руку и провела ладонью по гладко выбритой щеке Адама.       Он чуть повернул голову и коснулся её раскрытой ладони губами. Прижался долгим поцелуем, отставляя свой бокал и освобождая вторую руку Наташи. Задержался сухими пальцами за её запястье и притянул к себе.       Чувствуя, как бьётся его сердце, Наташа прижалась к Адаму. Пальцы лихорадочно шарили по его груди, комкая хлопок и расстёгивая пуговицы. Она почувствовала ладони Адама на своих плечах, как он касался её оголённой шеи, переходил на открытую платьем спину.       Невыразимо горячо и прекрасно. Наташа задыхалась от поцелуев, окуналась в густой, пропитанный шампанским воздух и ловила губы Адама. Гладила его по голове, перебиралась на спину и шею, а он стянул платье с плеч Наташи и теперь целовал ― неспешно и обстоятельно ― её вмиг занывшую грудь.       ― На кровать? ― Адам посмотрел Наташе в глаза, и она не смогла оторвать взгляда от его расширенных зрачков и потемневшей радужки.       ― На кровать.       Наташа ни разу не была в спальне Антонова и сейчас не особо её рассматривала: на окне горела гирлянда, выхватывая смазанными цветными клочками двуспальную кровать, шкаф и ещё какую-то мебель.       Адам, держа Наташу за руки, опустил её на кровать, а сам устроился возле её ног. Наташа на миг растерялась: почему он медлил, а в следующее мгновение почувствовала осторожное, бархатное прикосновение к внутренней стороне бедра.       Адам бережно стянул с неё трусики ― Наташа порадовалась, что надела новое белоснежное кружевное бельё, ― а потом она ощутила его пальцы внизу, в миллиметре от самой чувствительной точки.       Короткий неконтролируемый стон сорвался с губ, когда за прикосновением пальцев последовали поцелуи. Наташа выгибалась и вздыхала, закусывая ладонь, чтобы не стонать слишком громко. Фейерверк ощущений взорвался в её теле, а сил держать себя в руках не осталось.       ― Возьми меня! ― прошептала Наташа, когда напряжение стало нестерпимым, а поцелуи и горячие ласки Адама вызывали дрожь в раздвинутых коленях и желание то ли сжать, то ли развести бёдра. Кончики пальцев немели, а холодные ступни обжигались, когда она скользяще прикасалась к тёплой спине Адама.       ― Точно? ― Он навис над ней, а Наташа только и могла, что смотреть в его широко открытые глаза.       ― Точно-точно!       Наташа обнимала Адама, целовала его шею и плечи, а он шептал ей что-то бессмысленно и нежное. На каждое его движение тело тут же отзывалось, а сердце гулко колотилось в груди. Хорошо-хорошо и так… правильно. Будто однажды это должно было случиться, а гороскоп в этот раз не наврал.       Они лежали, глядя друг на друга. Наташа положила вспотевшую ладонь на шею Адама, чувствуя биение его пульса. Адам же просто смотрел на Наташу, чуть улыбаясь.       Где-то далеко взорвались первые салюты, обдав светлое от электричества небо разноцветными брызгами. Наташа-Козерог встретила своего любимого человека.       «Сегодня вы не допустите ошибок, Фортуна на вашей стороне. У многих женщин-Козерогов появятся идеи, касательно работы. Можно, не откладывая, обсудить их с деловым партнёром. А вторая половинка сегодня будет очень сентиментальна».

Гороскоп Козерога на 1 января от мадам Кармелиты.