Через тернии

      — Чаоссу.       Тёмная фигурка в жёлтой рубашке и с чёрным пистолетом, в чёрной старомодной шляпе, совсем неподходящей для всего облика, опустилась на улицу бесшумно, как ночь, или, может, сумерки, да только страшнее. И если о ночи люди знают, привыкли за долгие века её присутствия, то Реборна не заметила ни Тсуна, ни Бьякуран, ни Кикё, ни иллюзионист Бьякурана с японским же прозвищем, интересно, с чего им всем так Япония сдалась… или, может, просто Гамма для неё перевёл. Реборн явился в своём стиле — спрыгнул бесшумно на тёмную улицу… интересно, почему не пристрелил Бьякурана просто так, с крыши, удобно ведь, да и он же незаметен… чтобы жертва сразу поняла, кто за этим стоит? Чтобы передать ему последнюю волю заказчика, то есть, здесь вряд ли заказчик что-то платил, так что его, наверное, не очень правильно считать заказчиком, но ведь Гамма вполне мог попросить Реборна что-нибудь передать Бьякурану, типа пафосного какого-нибудь заявления, Гамма же имеет к этому склонность… или всё же Ария?       Лучшим выходом из сложившейся ситуации было, по мнению Тсунаёши, сделать вид, что она вовсе не киллер, мирная обывательница, молодая, самая обыкновенная. Она быстро отбежала обратно, подняла свою сумочку, отряхнула её, сделав вид, что уронила случайно, так же бывает. Проверила, цел ли телефон, и собиралась уже, как и все нормальные люди, спокойно идти дальше, туда, куда шла… то есть, можно было бы и спросить у Реборна, не заблудился ли он и где его мама, но девушка не была до конца уверена, что будет выглядеть в этом случае подозрительнее.       Спокойно пошла дальше. Вернее, сделала шага два, может, три, и в следующий момент ощутила волну, полёт, удар, отозвавшийся глухой обидной очень болью, почти до слёз. Тсунаёши сдержалась. Открыла глаза и сразу зажмурилась — яркий-яркий белый свет ударил ей в глаза, как будто рядом зажглось ещё одно солнце посреди ночи, как будто она внезапно очнулась в ярко освещённой больничной палате, или ещё как лампой в глаза светят на допросе, страшно, больно. И так голова болела неимоверно… Девушка усилием воли заставила себя, прикрыв глаза рукой от света, проморгаться и осторожно, из-под ладони, взглянуть.       Бьякуран всего лишь выставил пламенный щит.       Не то чтобы это знание поразило, она ведь давно привыкла, что тех, кто сильнее, не перечесть, просто удивило и немного испугало, на миг лишь, так, слегка. Но выглядел он… наверное, так в Италии представляют себе своих ангелов. Прекрасный. Светлый. Ясноликий. Великолепный. Пугающий в своей неземной красоте. Крылатый. Да, именно. Два огромных белоснежных крыла вдруг возникли за спиной Бьякурана, а сам он завис в воздухе, не двигаясь вообще, и весь будто светился. Быть может, существуют на свете и в самом деле эти ангелы? И Бьякуран — один из них? Спустился на землю, но не падший, а так, просто свободный, и несёт людям то, что хочет нести.       А Реборн что? А Тсунаёши вдруг поняла, что Реборн в него стрелял. И что… это заставило его принять его… истинный облик? Что это? Что происходит?       — Интересная пуля, — медленно произнёс белый капо, вертя в руках что-то, и Тсунаёши, приглядевшись, увидела, что на белой его рубашке в очень чётком, очень правильно простреленном месте выделяется почти чёрным быстро разрастающееся пятно. — Ария научила стрелять в меня ею? — он подбросил на ладони серебристый тёмный комок, который некогда, до удара о человеческую кожу, о сердечную мышцу, был знаменитой пулей посмертной воли, коньком Реборна, который он использовал редко, но, что называется, метко… Тсунаеши не могла не узнать эту пулю, даже покорёженную, даже среди разлетающихся капель мутной крови — она слишком светилась серебристым. Да и разве выжил бы Бьякуран от любой другой? Если он, конечно, не на самом деле ангел. — Зачем? Узнать, каков я на самом деле? Держи, ребёнок. Играй. — и он сощёлкнул пулю с пальца, как монетку в десять центов. В Реборна.       Тот молча перезарядил пистолет.       — Сомневаешься в способностях Арии?       — Ничуть.       Белый капо улыбался так светло, так безмятежно, что слова его казались не издёвкой, а искреннейшей наивностью, честной, детской. Естественно, это было не так, но… это было неимоверно красиво. Просто по сути своей — безмятежный белый ангел посреди тёмной улицы, ясноликий, непринужденный, абсолютно бесстрашный перед сильнейшим, кошмарнейшим киллером мира.       Или он и правда бессмертный?       — Так чего же ты не улетаешь?       И правда, интересно. Чего он как голубь сел и сидит, и ничего не боится? Белый голубь, светлый голубь, нежный голубь, вот только явно не мира, но во всём остальном — голубь, если не кто понежнее. Красавец. Чего он не боится, понятно было, но ведь даже и бессмертному, быть может, бывает больно? Да и какое должно быть ему дело до земного, пусть и проклятого небесами Реборна, если так. Чего он ждёт от него, чего он хочет?       — Мне… интересно.       Что же? Что же тебе интересно, Бьякуран Джессо, белый капо и белый ангел, божественное творение, а то и само божество? Как Реборн будет пытаться его убить, что он придумал для этой невыполнимой цели? Тсунаёши вдруг поняла, что пуля посмертной воли — это была не попытка убийства, нет. Это Реборн заставил Бьякурана явить миру свой истинный облик. Он вроде даже это сказал… Девушка подумала, что она, наверное, просто слишком сильно головой ударилась. Хотя сотрясения вроде не было… А может быть, она сейчас лежит в тёмном переулке без сознания, и видится ей всё это просто как странный сон?.. Или в коме она, или умерла она…       Неважно. Где бы и как бы она ни была, она должна действовать, биться и выживать.       — И что же?       Выживать и биться — это, конечно, хорошо… но где же Кикё и этот иллюзионист, кажется, прозвище его содержало что-то, связанное с птицей?.. Флёра Тумана девушка уже не чувствовала, даже остатков, как будто его вообще никогда и не было, даже испугалась немного, как будто сомневаться в собственной разумности — хоть для кого-то не нормально. А Кикё лежал на другой стороне улицы, так же, как и она, только сильнее, возможно, ударился, и в сознание прийти ещё не смог. Волосы его разметались по заплёванному асфальту, и девушка подумала, что, лежи он на её стороне, рядом с ярко-зелёной надписью, было бы красивее… А ещё подумала, что он со своими великолепными густыми здоровыми волосами, со своими идеальными, правильными почти по-гречески чертами лица идеально подходит белому божеству Бьякурану.       — Правда ли вы, Реборн, сильнейший киллер, как считается, на этом свете, верите в то, что под единоличной властью немолодой женщины-убийцы этот мир будет жить прекраснее, чем под властью простых законов мироздания? Зачем вы служите ей, Реборн?       Женщины-убийцы — это он про Арию? Разве убивала она хоть раз своими руками? Разве и не своими хоть раз убивала? Карточки выдал смущённый Гамма… Или он не про Арию? Но кто же это тогда? Кто хочет захватить, по его мнению, мир, хоть это и плохо представляется возможным? Как хочет она, эта неведомая дама, сделать то, что не удавалось никогда и никому? И кто из присутствующих сошёл, спрашивается, с расшатанного пламенем и смертью ума?       — Ария хочет, чтобы мир всего лишь был добрее. И это не будет ни в коем случае её властью, это будет властью как раз тех, настоящих законов мироздания, а не той фикции, о которой ты говоришь. Ария лишь даст им эту власть и сама станет частью нового мира.       — Что тебе так нравится в этом новом мире?       — Ария отменит смерть.       — Ария отменит жизнь.       — Верно, ведь без понятия смерти не имеет смысла понятие жизни.       Всё происходящее, вся эта встреча, всё это подобие убийства, всё это место казалось девушке таким странным, таким неправильным, таким, можно даже сказать, сюрреалистичным. Лучший киллер мира, выглядящий как ребёнок, и капо крупной мафии, выглядящий как ангел, вели что-то вроде философского диспута, или же разговора, подошедшего бы лучше, как казалось Тсунаёши, жителям загробного мира, и пытались заставить друг друга понять, уничтожит или спасёт мир добрая светлая женщина… и как?       — Ария изменит мир настолько, что вряд ли уже будет существовать такое понятие, как «понятие», — покачал головой Бьякуран.       — Верно. Люди, вернее, коллективный разум, которым они станут, будут оперировать уже другими, так сказать, понятиями.       — Людей не станет. Ничего не станет.       Тсунаёши прекрасно знала и раньше, что скрытое от её глаз выглядит кошмарно, что тайны, которых она не знает, могут заставить её не желать познать ничего более, и поняла и сейчас, что не хочет, наверное, знать, что происходит и в чём его причина. Да только вот отношение к делу, которое хочет совершить Реборн, было у неё совершенно однозначное. Возможно, оттого, что отношение было таковым к крупным изменениям вообще, от желания стабильности и более спокойного бытия, чем оно есть, а возможно оттого, что недавно она посмотрела «Код Гиасс» и восхитилась им и его идеями. Возможно, от чего-то ещё, но она решила, вернее, подсознательно почувствовала, интуиция ведь, что так и будет, и сюжет похож, и поставила себя на сторону Бьякурана… Да только вот что теперь?