По ту сторону войны

В моем сердце пожар, И нет дождя, чтоб его затушить. А пожар сжигает сердце, И нет такого дождя, чтоб его затушить. Так что просто обними, обними меня. Забери боль из моей души Я боюсь, я совсем один. Забери эту боль, что сжигает душу, Потому что я боюсь, что останусь совсем один. Просто обними, обними меня. Прижмись к моему сердцу, ко мне, Прижмись к моему сердцу, ко мне. Нет, только не отпускай, ведь все, что я есть Ты держишь в своих руках, обними меня И так скоротаем ночь И все будет в порядке. Просто обними, прижмись к моему сердцу. W.A.S.P. - "Hold on to my heart"

Бечено Над свободным штатом Мэриленд занимается рассвет и первым багрянцем чертит изломанную линию до самого горизонта, теряясь лишь раз над все еще горящими руинами гидровской базы в нескольких стах километрах от Балтимора. Красные огни, синие огни... В воздухе запах горелого металла, пороха и крови. Пульс все еще стучит в висках, заставляя прикрыть на мгновение глаза и глубоко дышать, пытаясь успокоить взведенные до предела нервы. Щит надежно прикрывает спину, а в руках новый шлем, сделанный Тони. На лице холод рассветного ветра и жар огня, где-то в стороне все еще слышны голоса штурмовой группы и медиков. Если напрячься еще немного, то можно отделить голоса Мстителей. Стив дышит жадно, пытаясь выдохнуть из легких свою ярость и выжечь из мозга воспоминание о застывшем взгляде и напряженной спине Джеймса, увидевшим сегодня кресло обнуления в одном из отсеков подземной базы. Ему срочно нужно успокоиться и взять себя в руки, потому что впереди у них еще не одна такая база, и он уже почти знает, что их там может встретить. А времени снова катастрофически не хватает, потому что у его двойника были годы, а у него - лишь дни. Только он знает, что в лепешку расшибется, но будет первым. В штатах больше не осталось активных или законсервированных на время ячеек, они с Марией и Наташей хорошо позаботились об этом, как и о том, чтобы лже-информаторы больше ни с кем и никогда не заговорили. Эфир Гидры по-прежнему оставался чист и спокоен. Информация передавалась в срок, коды и пароли были верны, и ее беспощадный механизм продолжал работу, все еще не догадываясь, что отсчет ее существования уже пошел. Джарвис был прекрасен, Джарвис был чудесен, а Тони гениален, и потому эфир был перехвачен, и теперь это были они, те, кто поддерживал иллюзию работы уничтоженных кадров. У них должно было получиться, Стив знал... Вдох-выдох... Всполохи огня и изрытая взрывами земля. От небольшой сосновой рощи остались только обугленные и скрюченные скелеты. Вдох-выдох... Воздух дрожит рядом, и еле слышны шаги - попытка дать ему знать о приближении, потому что этот человек может двигаться только как тень, скользящая по земле. Тепло у плеча и теплая, живая ладонь, осторожно касающаяся тыльной стороной до его руки. Он ловит чужие пальцы и, осторожно сжав, поглаживает собственными так же, как Джеймс, не отрывая глаз от догорающих развалин. Между ними несколько сантиметров расстояния, тепло переплетенных пальцев и обещание Стива, о котором знают только они двое, но о котором не говорят. Они не говорят о той ночи, не говорят о все уменьшающемся расстоянии и о совместных бессонных ночах в спортзале или на общей кухне. О той линии терапии, которую Джеймс придумал сам, а Стив и не подумал отказать. О сегодняшнем завтраке, во время которого Зимний впервые осторожно попробовал стряпню Капитана и ювелирно стащил с его тарелки ломоть бананового хлеба, заставив последнего еле заметно ухмыльнуться. Они не заговорят о той минуте, когда Стив встал прямо перед Джеймсом, загородив широкой спиной кресло и заставив не замечать ничего и никого вокруг, кроме глубоких голубых глаз, пока Барнса не отпустило. Они будут молчать о странном умиротворении и смятении от прикосновения, что продолжает длиться. О том, что взгляд Джеймса изменился и в нем теперь не оценка потенциальной цели. Он пока еще сам не знает отчего, но стоит Стиву попасть в поле зрения, как Джеймса цепляет. От этого тревожно, и в то же время внутри разливается жаркое удовлетворение. О том, что Стиву хочется быть еще мягче, еще ближе. Хочется иметь право снова обнять, зарыться в чужие волосы и узнать вкус кожи, пахнущей зимой. Об имени, что сладкой патокой перекатывается на языке. О том имени, что хочется превратить в ласку, заставив смущенно отвести взгляд, как уже было не единожды. Хочется дать нежности. Джеймс Бьюкенен Барнс... Джеймс, Джей, Джейми... Джейми... От которого серо-голубые глаза покрываются льдом, и у самого внутри режет крик, который Стив не забудет до самой смерти. Джейми погиб в застенках Гидры, не оставив Стиву ничего, кроме боли и старой фотокарточки с лицом лихого сержанта. Джеймс Бьюкенен... Бьюкенен, Баки. Баки Барнс. Рожденный в боли и войне, взращенный кровью и болью. С хриплым голосом и глазами, сводящими с ума. Капризным изгибом губ и волей, не сломленной ни пленом, ни смертью. Баки... У Стива нет права на это имя, но оно сладостью отдает в груди. Баки. Да, они будут молчать о том, что происходит между ними, но не остановятся... * * * Испания. Мурися. Картахена. Жаркое, апельсиновое лето и тени деревьев на площади Сан Франциско. Короткие платья на красивых загорелых девушках, обрезанные шорты и молочно-белый песок пляжа, о который бьются прозрачные волны. Синева до самого горизонта, где солнце тонет в глубине, и блеск мраморных плиток на узких улочках. Шум ярмарки, звон колоколов церкви Кармен и время, золотой патокой застывающее в уличном танце на улице Онда. В Картахене вечное лето и размеренный покой, который кажется незыблемым. Здесь на языке тает сладость манго, и от вина красный, влажный след на губах, от которых не оторвать взгляд. Ночи здесь нежнее бархата и жарче огня, пленяют сердце до самой смерти. Если бы Богу пришло в голову создать рай, полный страстей на Земле, то он спрятал бы его здесь... Милая официантка смущенно улыбается высокому мускулистому блондину, одетому в белую рубаху, штаны из парусины и сандалии из темно-коричневой кожи. У него закатаны рукава, темные очки на глазах и ответная благодарная улыбка. После ухода девушки он откидывается в своем плетеном кресле и, незаметно обведя периметр цепким взглядом, подносит чашку кофе к губам. - Ничего себе так устроить базу на курорте, - ворчит в комме Тони, - ни стрессов, ни налогов. - О да, последнее особенно ценно, - хмыкает Рамлоу, - хотя... девочки тут ничего. - Парни - тоже, - бубнит Джек, - особенно тот, что ведет Роджерса из самого отеля. - Расчетное время устранения - восемь секунд, - чеканит Зимний, и Стив даже через комм ощущает мороз его взгляда. - Эмм... Это что сейчас было? - осторожно спрашивает Сэм. Эфир упрямо продолжает оставаться молчаливым, но он буквально окрашивается в раздражение, пока кто-то не давится воздухом и не слышится тихий смешок Наташи. Стиву с трудом удается не закатить глаза и не повести плечом. Потому что сейчас он чувствует себя почти обнаженным, на открытой местности уличного кафе и без брони. Между лопаток знакомо печет от взгляда Джеймса, следящего за ним в оптический прицел. И его ведут с той самой минуты, как "Грант Роджерс" спустился в ресторан отеля "Cartagena Cartagonova". У Капитана Гидры, к несчастью, не чудесный отпуск, а очередное очень важное дело, которое заставляет подняться и, оставив щедрые чаевые, медленной, ленивой походкой отправиться по Бальконес Асулес до самого Игнасио Гарсия, переходящего в старый квартал Альмас Сантас. - За тобой трое, - хриплый голос Джеймса, и в ответ еле заметный кивок головы. Зимний бесшумно скользит под тенями крыш, сжимая снайперскую винтовку и неотрывно следя за Стивом. Того ведут уже шестеро, что совершенно не добавляет покоя. Он только краем уха вслушивается в разговор в эфире, оставаясь напряженным до предела. Его злит, когда Роджерс безрассудно исчезает в проемах арок и под косыми крышами. Это чертова слепая зона для него, и хватит нескольких секунд, чтобы не успеть. Джеймс отлично знает, он сам пользовался этим преимуществом. Они направляются в квартал Альмас Сантас, здесь он фактически может прощупать напряжение каждого в резко замолчавшем эфире. Потому что этот так называемый, культурный памятник, переживший не одну войну, на самом деле - запутанный лабиринт Гидры. Творение Анны Гексаль - антисемита, дочери нацистского офицера, гениального математика и так и нераскрытого шпиона даже после смерти. Огромная запутанная база, занимающаяся финансовым аппаратом Гидры и являющаяся одним из трех мозговых центров, которой до сих пор управляет скользкий, мелкий гаденыш и ублюдок Генрих Гексаль. Двадцатидвухлетний внук и хакер, разыскиваемый в двенадцати странах. Добавим к этому паранойю, увлечение жестким БДСМ, одержимость Грантом Роджерсом и получим нереально натянутые нервы Зимнего Солдата... В Картахене ленивое, спокойное утро, с вежливыми улыбками и звоном велосипедного колокольчика, когда цветочник проезжает мимо кафе. Просто чудный день для экскурсии по живописным окрестностям... Ровно до первого выстрела и серии взрывов, которые буквально сносят пол квартала Альмас Сантас и тени рослого мужчины с винтовкой, перекинутой на спину, несущегося по крышам на бешеной скорости. И это чертов цирк на выезде, а не операция! Альмас Сантас - настоящая мечта психически больного, с запутанными коридорами, выходящими то в тупики, то в огромные залы, переходящие в мелкие комнатушки. И этот лабиринт полон вооруженного народа, от которого приходится отбиваться всем, что попало под руку, пока очередной идиот, встретившись с мощным кулаком, не роняет автомат. Стив успевает уйти из-под пуль в доли секунды, и в ту же минуту соседнюю стену сносит врывающийся на полной скорости Железный Человек. На нижнем уровне отстреливаются Наташа и Клинт, пока Рамлоу и его бойцы матами прокладывают путь через внутренний двор. Кто-то достает РПГ, целясь в Сэма, и совсем не замечает тень, приземлившуюся за спиной. Боец слетает с балкона от мощного пинка вместе с согнутым под прямым углом оружием. Джеймс перезаряжается на ходу и, опустившись на одно колено, отстреливает гидровцев, усеивая ими путь Стива. Джарвис скачивает данные в ускоренном режиме, пока Тони, взорвав следующий ярус, обрушивает еще одно здание, и Стив даже думать не хочет о том, какой астрономический штраф выпишут им на этот раз. Благо, эти мысли обрывает новая группа бойцов, вооруженных до зубов, и пятеро автоматчиков на балконе здания напротив. Он только краем уха слышит выстрелы и крики солдат, когда те встречаются с ножами Зимнего. Самому приходится уклониться от удара по корпусу и выбить брошенным Сэмом щитом нож еще одного. Третий открывает огонь, целясь в чертов щит все время, пока Стив не сбивает его. Еще один сзади, и рывок в сторону. Удар ноги по голове еще одного, и от кинутой гранаты остается только прыгнуть с лестничной клетки. Металлические перила, за которые удается зацепиться, настолько хлипкие, что срываются, словно бумажная гармошка, до самого третьего этажа. Это резкий рывок, останавливающий падение и заставляющий вскрикнуть от боли в плече. Он забирается на пролет и вовремя уходит от бойца, повисшего на тросе. Еще трое поднимаются снизу, и их сносит висящим гидровцем, которого Стив, поймав и раскачав за трос, швыряет в остальных. На крыше новые выстрелы осыпают стеклянной крошкой. - Где патлатый анорексик?! - орет в эфире Тони, и новый взрыв сотрясает все здание. - Что ты копаешься, Мэй?! Додуши суку и - за Таузигом! - рявкает Рамлоу, и, судя по голосу на заднем фоне, матерится Наташа. - Вижу клиента! - вскрик Сэма и грохот взрывов заставляет Стива на мгновение оцепенеть от льда, ползущего по загривку. - Сэм! - Стив бежит по темному коридору под крик Клинта и, снеся окно в соседний корпус, оказывается почти над ними. - Порядок, - дыхание Уилсона поверхностное, но оно заставляет выдохнуть. - Меня подбили, я жив, но вне игры. - Я тебе, черт побери, крылья модернизирую, и только посмей отказаться, - выдыхает Тони. - Даже не подумаю, - хмык и уже напряженнее: - ребят, клиент с двумя машинами двинулся на север. - Он идет в сторону порта, Тони, - на бегу бросил Стив. - Понял, подрежем куколку на подлете, Кэп. - Нет, Тони, найди корабль! - Что? - Найди его чертов корабль и останови до выхода из порта! Делай что хочешь, но не дай им уйти! - Понял, иду на перехват. - Гексаль уйдет, - процедила Наташа под новую серию выстрелов. - Не уйдет, - отрезал Джеймс, - преследую цель. - Только не без чертовой страховки! - Стив вырубил еще одного под гневный голос Рамлоу, - не с этим ублюдком, Зимний! Слышишь, блять?! Стив не знал, почему Рамлоу уперся матами, но выяснить это он мог и позже. И, пока не спохватились остальные, он просто снес еще одну хлипкую стену и прыгнул с пятого этажа под испуганные крики прохожих и вой полицейских сирен. Водитель машины через несколько секунд лицезрения пыльной и злой рожи мужика с красными глазами почувствовал задницей весь холод и жесткость исторической мраморной дорожки. Гнал Роджерс как бешеный, попутно снося столики и ларьки узких улочек. Только чудом не задавив никого. Влетев в стеклянную витрину, рванул сквозь какой-то бутик, вылетая уже на ярмарку. - С дороги! Простите, извините! Стив несся, еле вписываясь на самых резких поворотах, и, свернув на улице Бенедиктус Ривейра, влетел на площадь с фонтаном, кончающуюся белокаменной лестницей. Не остановила даже она, и, поймав силуэт Барнса, перепрыгнувшего с чьего-то балкона на крышу церкви и бегущего дальше, Стив рванул наперерез. Перед внутренним взглядом все еще ярко горела карта города со всеми улицами и узкими ходами. Он лавировал сколько мог и, срезая по дворикам, буквально влетел в бок одной из машин, снеся ее с дороги в массивное дерево. Место аварии уже заполнили зеваки и останавливающиеся машины, а вдали выли сирены. Лоб саднило, и ныл порез на скуле, заставляя морщиться. Он стер кровь тыльной стороной ладони и, сдав назад, развернул машину. Проложив сквозную дорогу через парадный вход какого-то дома и с трудом вписавшись в поворот, Стив рванул дальше по неизвестной узкой улочке. Собрав по дороге чистейший мат местного населения и полицейских, он напряженно вслушивался в буквально истерящий в ухе эфир и все крепче сжимал зубы. Нервы сдали после очередного проигнорированного светофора в виде мата на чей-то взбешенный рев о бешеных туристах. Стив догнал их через пару кварталов, когда Джеймс одним выстрелом снес голову водителя второй машины, в которой была их цель, что не помешало той, выбросив труп, самой сесть за руль. И еще две улицы сумасшедшей погони, в ходе которой полицейская машина влетела в грузовик и была поцелована в бампер желтым Пежо. Чья-то допотопная шкода еле успела уйти с пути прущего по встречке бешеного блондина, что не помешало ей в следующую минуту влететь в ларек с мороженным. Пока на невинных улицах зверствовал бесцеремонный водитель, по крышам и балконам бежал его напарник. Попутно напугав до визга какую-то полуголую девицу и растоптав чью-то кривую антенну. Доведя другую до брошенной в испуге лейки вместе с висящей полкой с горшками цветов на нижний балкон под визг кошки. Еще один прыжок - и нога чуть не соскальзывает с конька крыши, заставив грязно выругаться. Джеймс бежит, уже закипая, потому что впереди порт и недостроенный док, в который несется Гексаль. Здания обрываются внезапно, и пиздец как будет трудно все провернуть, не потеряв время из-за прыжка с тридцати метров. Зимний скрипит зубами, когда барак, дышащий на ладан, вдоль соседней трассы сносит машина и, рванув по встречке, несется в их сторону. По одному ее побитому виду в голову уже закрадывается очень нехорошая мысль насчет личности водителя. - Скажи, что за рулем этой развалюхи не ты, Роджерс, - с очередной крыши на движущую стрелу строительного крана, и дыхание еле учащается. - Прости, в следующий раз обещаю кабриолет с откидным верхом, - Джеймс не видит его лица, но слышит ухмылку в голосе, который через мгновение становится напряженным, -Если он доберется до порта, то мы его упустим. - Предложения? - резко вниз по тросу на крышу башни из контейнеров. - Ты мне веришь? - напряженный голос Стива заставляет нахмуриться и бросить короткий взгляд на стремительно приближающуюся машину. - Что? - Ты мне веришь? - снова повторяет Стив и сжимает зубы, когда в эфире воцаряется мертвая тишина. - Да, - после слишком долгой минуты, тупой пилой проходящей по нервам, наконец отвечает отчего-то хриплый голос. - Да, хотя ты мелкий говнюк и тот еще жук. Стив нервно выдыхает и, выбивая ударами кулака покрытое трещинами лобовое стекло, резко развернув машину, оказывается почти у башни с контейнерами. У них всего несколько секунд, и, если что-то пойдет не так, пострадают оба. И никому из них не нужно озвучивать общую мысль, общую идею и безбашенность. Джеймс прыгает почти вслепую, отстраненно думая о том, что их полоумие весьма гармонично смотрится в дуэте. Это один взмах ресниц и половина выдоха, когда немалый вес Барнса приземляется на протестующе треснувший капот. Он соскальзывает и, чертыхнувшись, успевает зацепить крышу машины металлическими пальцами под вскрик Стива: - Баки! - Какой к черту Баки?! - Ты... ты - Баки. Джеймс знает, что у них дебильная цель убегает вместе со своими двумя кретинами, продолжающими отстреливаться. Им нужно следить за дорогой и поговорить о произошедшем потом, желательно без взрывов и гидровских психов, но оторвать взгляд от побледневшего лица Стива невозможно. Он смотрит так... так... Он забрал бы обратно сказанное только что, если бы мог. Он хочет это сделать, потому что это нечто запретное, нечто, о чем Джеймс не должен был знать. Все это как долбанная неоновая вывеска в широко распахнутых глазах. Это имя делает с Джеймсом что-то странное, что-то страшное, парализующее. Оно, словно ток по невосстановленной цепи, бьется в висках и, вакуумом заполняя мысли, взрывает перепонки. Иначе почему он почти ничего не слышит, кроме их заполошно бьющихся сердец? Имя странное, чужое, но Джеймс понимает, откуда оно появилось. Оно не похоже на "Джейми", не срывается с чужих, полных омерзением и страхом губ, но так же заставляет задрожать что-то внутри и кожу покрыться мурашками. Он смаргивает, пытаясь сбросить странное оцепенение, и это просто верх непрофессионализма, когда сосредоточиться получается с трудом. Барнс оборачивается и стреляет почти не целясь, что не мешает попасть сперва в головы двум подручным Гексаля, а потом и по задним шинам его машины. Ее сносит, крутя на бешеной скорости и неся в сторону груды ржавого металлического мусора. Глухой резкий удар, и все стихает. Стив глушит мотор, позволяя Джеймсу плавно спуститься с капота, не опуская оружия. Но в нем нет необходимости, потому что зажатый между рулем и вмятой дверью, воет от боли и матерится Гексаль. Они не разговаривают до прихода остальной части команды, и Стив не может заставить себя смотреть в глаза Джеймса. Имя, сорвавшееся с языка, все еще жжет внутри и опаляет стыдом. Он отвечает на все расспросы остальных и, поведя плечом при виде вздернувшего бровь Брока, переводит разговор на Тони с Клинтом, которые в данную минуту подозрительно молчат в эфире, трепля и без того не очень спокойные нервы. Стив переключает частоту на коме и срывается вместе с остальными в сторону пирса, пытаясь связаться с Железным Человеком. Пока прибывшая Мария со своими бойцами пакует Гексаля, они движутся в сторону кораблей. Одного только взгляда хватает, чтобы понять, что сегодняшние гонки по Картахене им с Джеймсом еще припомнят. Наташа уже многозначительно ухмыляется. - Кабриолет с откидным верхом, Кэп? - по лисьи улыбается Сэм, и это не должно, но разряжает напряженную атмосферу. - Только после того, как я увижу его права, - скалится Рамлоу. - Вы - два придурка, снесли нахрен все то, что не успели взорвать Старк и Беннер. - Готова поспорить, что было весело, - ухмыльнулась Наташа. - Я нечаянно? - у Стива дернулся уголок губ. Шутки шутками, но напряжение не покидает их до тех пор, пока они не оказываются на танкере "Розалин Муерте", и это определенно не то, что они ожидают увидеть. Часть корабля продолжает дымить, повсюду стонущие от боли, бессознательные или нашпигованные стрелами гидровцы. Огромные люки грузового трюма распахнуты, внутри все буквально забито многочисленными контейнерами и деревянными ящиками. На одном из которых сидят весьма задумчивые и притихшие Тони в своем костюме с поднятым забралом шлема и Клинт с фееричным фингалом под глазом. - Парни? - от молчания у Наташи по коже ползут мурашки, и, сморгнув кровь, капающую с рассеченной брови, она сжимает рукоять пистолета. - Ранены, - цедит Зимний и, пристально рассматривая трюм, уже лезет вовнутрь. - Тони, не молчи. За Зимним и Стивом лезут и все остальные, пока Страйк, рассредоточившись на корабле, связывается с Марией. После чего к остальным и спускаются Джек и Брок. А Тони переводит чуть потерянный взгляд на Стива и тихо произносит: - Джарвис просканировал все контейнеры. Стив, моя задница сейчас сидит на двадцати тоннах золота самой высшей пробы времен Второй мировой войны. - А что в остальных контейнерах? - подозрительно щурится Рамлоу. - Тоже самое и в разном количестве, - выдыхает Железный Человек. - На этом корабле почти тысяча тонн золота. - Таш, - в воцарившейся тишине, лихорадочно блестя глазами, тянет Клинт, - моя попа сейчас на нескольких миллиардах, не хочешь присоединиться? Судя по взгляду Наташи и остальных, сесть хочется прямо на пол. Хотя бы на одну минутку и чтобы побороть желание стырить слиток другой исключительно в виде "сувенира". Сэм, нервно хихикнув, все-таки опускается на пол, пока Зимний, сорвав крышку одного из деревянных ящиков, задумчиво смотрит на клеймо остролиста на ярких золотых слитках. Стив подходит ближе, по-прежнему оставаясь в поле зрения Зимнего и ловя брошенный короткий взгляд. Это короткая секунда, после которой серо-голубые глаза снова смотрят в другую сторону, заставляя сжать зубы и отвести взгляд от напряженных плеч. Он подходит ближе и, осторожно вытащив один из слитков, смотрит на знакомую и незнакомую печать из прежней жизни. - Режимы приходят и уходят, но золото вечно, - хмыкает он и опускает обратно слиток. - О золоте сказал Гексаль? - нахмурилась Наташа и, скрестив руки, прислонилась поясницей к ящику за спиной. - Намекнул о средствах, готовых к использованию, - кивнул капитан. - Но золото? - осторожно спросил Брюс, наконец натянув рубашку и благодарно кивнув за нее Джеку, - не слишком ли странно? Скорее даже опасно. - Риск есть, но вы лучше меня знаете, как непостоянна валюта, - пожал плечами Роджерс, - она всего лишь раскрашенная бумага, если не обеспечена чем-то. А золото высшей пробы не устареет, не потеряет ценности, всегда востребовано и легко реализуется. В этом наши с моим двойником мнения совпадают. Но это не все, припрятанное им, а часть, которую готовились переправить в Фес. - Значит, наша следующая остановка - Марокко? - спрыгнув с облюбованного места, поинтересовался Тони. - Нужно вернуться на базу, - покачал головой Стив, - нужен план и кое-какие сведения. В тех бумагах Гексаля, которые я успел увидеть, есть еще одна ниточка, и она ведет в Гонконг... * * * "Лучшие друзья с самого детства Джейми Барнс и Грант Роджерс были неразлучны как на школьном дворе, так и на поле боя..." Джеймс почти не слышит слов диктора, сидя в темном зале с кинохрониками. Он не отрывает глаз от счастливых, улыбающихся лиц, знакомых и давно забытых. Двух мужчин, от которых давно уже не осталось ничего, кроме одного монстра и недочеловека, который пытается снова почувствовать жизнь. А на черно-белой записи Грант Роджерс солнечно смотрит на рассказывающего очередную шутку Джейми Барнса. Он знает их историю от начала до оборванного, кровавого конца, и внутри с каждым днем что-то отмирает, гаснет, превращаясь в пепельное ничто. Этот человек все еще портит жизнь всем вокруг, даже будучи под замком, все еще является в кошмарах и льдом таится среди темных мыслей, но постепенно это меняется. Он больше не тяжелая тень за спиной, не удушающий крик, застывающий ужасом в легких, не отражение в другом мужчине. Джеймс смотрит на этих двоих, и так легко представить на их месте себя и Стива. Так легко вместо Гранта увидеть улыбающегося Стива, так легко услышать: "Лучшие друзья с самого детства Баки Барнс и Стив Роджерс были неразлучны как на школьном дворе, так и на поле боя..." Баки... Баки!... Баки... Голос Стива все еще в голове, и странная, смешная кличка заставляет отчего-то улыбнуться и в то же время сжать в кулаки задрожавшие живые пальцы. Никто никогда не звал его так, кроме маленькой Бекки, которой нет больше десяти лет. Ничьи глаза никогда не смотрели на него так, как глубокие голубые Стива. Никто не был им, и это на самом деле легко - смотреть на пленку и представлять его. Баки... Есть в этом что-то мягкое и обжигающее, когда оно звучит именно этим голосом. Ему нравится звук, нравится вкус этого имени. Оно похоже на отголосок прошлого и шепот будущего. Почти детское, невинное и в то же время сильное, упрямое. Да, оно ему нравится, только Стив пока еще не знает об этом. Джеймс трет лоб и думает о том, что им определенно нужно поговорить о случившемся, только все никак не подвернется случай. Они вернулись из Картахены несколько дней назад, и все это время тот избегает его. Джеймс почти уверен в том, что Стив проболтался об имени, совершенно не желая этого. Да, это странно и ново. Да, это вызывает кое-какие воспоминания о "Джейми", но хей, у Роджерса определенно прогрессирующий склероз, раз он уже успел забыть прыжок веры Джеймса на его треклятый, полудохлый драндулет в Картахене. Возможно, это неправильно, возможно, он вконец сошел с ума или безнадежно глуп, но Стив нравится ему. Вопреки тому, что похож на Гранта, вопреки иногда раздражающему поведению, вопреки тому, что сделали с Зимним в прошлом, он нравится ему. Зимний смотрит на запись в последний раз и, поднявшись со скамьи, направляется к выходу. Бейсболка скрывает глаза, а обе руки - в карманах куртки цвета хаки. Он скользит мимо посетителей музея совершенно неузнанным и незамеченным, человек вне времени и истории. Джейми Барнс погиб много лет назад. Его кости были похоронены в подвалах Гидры, разум померк в кресле обнуления, кожа рваными лоскутками легла под нож Капитана Гидры. Он умер совсем молодым, без надежд и борясь до самого конца. Баки Барнс вышел через парадные двери музея Метрополитена и, глубоко вздохнув, на мгновение поднял голову, щурясь на осеннее солнце Нью-Йорка. Он спустился по широкой лестнице и, шагнув на тротуар, затерялся среди прохожих... * * * "Дерево Свободы должно время от времени омываться кровью патриотов." Истина, написанная войной для всего человечества. Но что есть свобода? Чем она является в умах людей и как определяется? Где ее начало и конец, не переступающий грань хаоса? Свобода... Призрачное слово, которое слаще меда, но ведущее в никуда, потому что свобода - это анархия. Потому что человечество рождено в крови и огне, в грехе и смерти. Оно - порождение алчности и безумия, не ценящее имеющиеся ресурсы, свой дом и даже лично установленные законы морали. Бесхребетное, продажное, порочное до самого своего гнилого нутра и жестокое. И это ничтожное явление и есть то, что на каждом шагу лицемерно кричит о свободе. Вот что есть свобода - лицемерная ложь. Человечество кормит само себя ею и чуть ли не лопается от переполняющей гордости. С условными границами, лживыми улыбками продажных политиков, войной, сменяющей одна другую. Вот какой мыслью свобода засела в гнилых разумах, вот ее уродливое лицо, вот ее кровавая пасть, в которой когда-нибудь жизнь прекратится. А на самом деле все можно решить так просто и с минимальным количеством потерь. Так просто перекроить мир и сделать все по-другому. Взять судьбу в крепкий кулак и наконец навести порядок в этом чертовом свинарнике, именуемом "Мир". Весьма легко, если знать с чего начать, правильно рассчитать силы, распределить ресурсы и не соскочить. Потому что человечество - как стадо безмозглых баранов, готовых пойти на убой, даже не задумываясь ни о чем. Это можно исправить, если сократить численность наитупейших, слабых и самому стать той крепкой рукой, которая будет править безжалостно и праведно. Гидра знает это, Гидра живет этим, Гидра безупречна в этом. Совершенная, избавленная от шелухи бездарного Гитлера и недалекого Шмидта, взращенная со всей заботой Гранта Роджерса. Она именно то, что будет править миром исключительно правильно, она будет самим порядком. Таким же идеальным, как и ее Капитан. Больной и нищий мальчишка из бруклинских подворотен, калека, которому врачи не давали и пяти лет жизни после рождения. Он смог, выжил на жестоких, голодных улицах. Желая того, что в отличие от других было недосягаемо для него, усвоив с ранних лет, что сила рождает право; что месть слаще тем, чем неожиданней и изощренней; что голод порождает воровство и что благородство всегда подыхает в грязи у ног подлости. О да, свобода кормится кровью патриотов, но Гранту Роджерсу чертовски повезло. История может надрывать глотку вечно, но он никогда не был одним из этих безмозглых святош. И в гроб Эрскина он лег, совершенно не вдохновившись громкими речами о стране, а лишь чтобы спасти собственную шкуру от полиции и чтобы желательно не сдохнуть до тридцати. Он шел на войну не за миром, но поняв в процессе, как его добиться. Убивал, не моргая и не жалея, не из-за большой любви к праведному США, а потому лишь, что полюбился вкус чужой смерти. Он стал прославленным Капитаном Америкой не из-за святой жертвенности, а из-за жаркой, темной страсти к одному лишь мужчине. Он сам вышел на Шмидта в Париже и, вместо того чтобы убить, предложил весьма выгодное сотрудничество не из-за каких-то вшивых миллионов или роли мальчика-фанатика на побегушках. Просто Грант Роджерс всегда знал цену власти и всегда желал Джеймса Барнса... - Мы встретимся снова. Не знаю где, Не знаю когда, Но я знаю, мы встретимся снова Одним светлым днем... Хриплый, низкий голос мурлычет слова, и губы растягиваются в мечтательной улыбке. Глаза цвета бурой крови неотрывно смотрят на совершенно серый потолок, подсвеченный белым светом искусственных ламп. Он дышит глубоко, вдыхая запахи далекой соленой воды и сырости, которыми насквозь пропиталась эта тюрьма с первого дня своего существования. Он успел хорошо так оценить гениальную идею младшего Старка, создавшего эту прелесть. При следующей встрече не забыть бы отблагодарить за столь милый и своевременный отдых. В его блоке всегда пусто, и охранникам запрещено разговаривать с ним, запрещено выводить на прогулки, запрещено даже смотреть в его глаза. Хм... Последнее несколько озадачивает. - Мы встретимся снова. Не знаю где, Не знаю когда... Он уже два года здесь, и это уже начинает надоедать. Скука снова медленно овладевает им, и не спасают даже идиоты, которых к нему периодически посылает правительство. Но ничего, осталось потерпеть совсем немного, потому что все идет именно так, как он задумал, и порой даже пробирает на совершенно несолидную ухмылку. Эти глупцы и вправду уверены, что он гниет в этой консервной банке, не зная ничего, и глубоко расстроен из-за парочки взорванных геликарриеров. Да, стоил этот цирк кругленькую сумму, но рвануло весьма эпично. Сколько драмы, сколько пафоса, не хватало только заломанных в мольбе рук Черной Вдовы. Пожалуй, он убьет ее последней, позволив увидеть ,как на самом деле нужно заботиться о Джейми, как это умеет только один он. - Одним светлым днем... Джейми... Имя горчит на языке и жжет кровь все так же сильно, как и много лет назад. Когда мальчишка с серо-голубыми глазами впервые по-хулигански улыбнулся ему. Его сердце все еще трепещет от его запаха, от вкуса кожи. Грант прикрывает глаза, и Джейми уже здесь, рядом. Так близко, что стоит только протянуть руку - и можно дотронуться. Его первая и жаркая любовь, его вечность и страсть. Их истории уже сотня лет, и длиться она будет еще дольше. Рожденная в пыльном дворе, когда Джейми Барнс, заступившись за него, побил двоих хулиганов. Взращенная восхищением и ревностью, омытая желанием обладания и горечью понимания, что взаимности не будет никогда. За всю свою жизнь Грант любил беззаветно только двух людей: свою мать и Джеймса Барнса. И после смерти матери Барнс стал для него всем. Примером, ангелом хранителем, светом, солнцем, проклятием, вечной злостью. Он и так никогда не отличался спокойным нравом и милосердием в детстве. Никогда не страдал излишним благородством, но рядом с Джейми он хотел быть самым лучшим, и у него это почти получалось, пока на горизонте не появлялась очередная красотка. Джеймс любил женщин, любил быть в центре внимания и очаровывал хитринкой блестящих глаз. Он устраивал все их двойные свидания, упорно искал ему самую идеальную и совсем не знал, что Грант нашел свое совершенство. Он не знал, и Роджерс задыхался от черной ревности в очередной раз. Сыворотка должна была это изменить, должна была раскрыть глаза Джеймса. Он должен был заметить идеального мужчину, которым стал Грант, ведь остальные же заметили. На него пачками вешались эти смазливые дуры и даже порой смотрели вслед мужчине. Он чувствовал запах их желания, видел их взгляды, и только Барнс был прежним. Он ласково улыбался, обнимал за плечи так же, как в Бруклине, и напрягался до предела, стоило Гранту чуть сильнее и чуть дольше сжимать его в своих объятиях, забывшись, вдыхать упоительный запах. Он списывал все это на произошедшее в Аззано, верил и ждал, но очередная девка расставляла все по своим местам. Грант давно расставил свои приоритеты и четко решил исход войны. Он назначил цену, и Шмидт легко согласился ее заплатить, пока еще не зная своего недалекого будущего. Он дал чертов последний шанс Джеймсу до операции с поездом, надеялся до последнего и разочаровался. Его снова не поняли, снова оттолкнули и предпочли других. И кого? Кучку грязных оборвышей, которые сами по себе не стоили ничего и, надо заметить, стали кем-то после того, как именно он собрал из них какое-то подобие отряда. Барнс предпочел их, и тот первый выстрел надломил что-то внутри. Но ведь любимым простительны их грехи и легкость, с которой они разбивают сердца. Все их жестокие слова и каждое предательство. Им простительно все, и Грант тоже простил, только после Альп он был все еще зол, когда, забрав Джеймса, ушел за Золой. Это единственное оправдание его некоторой грубости в их первый раз. Но он так хотел, так долго ждал, и его любовь была так огромна. Она была идеальна, абсолютна и сильна. Ее хватило им двоим с головой и помогала терпеливо приучать Джеймса. Снова и снова, порой заставляя прибегнуть к не очень мягким методам. Но у Джейми не было другого выбора, как наконец понять, что никто никогда не сможет сделать его таким же счастливым, как умел только Грант. Только вот капитан позабыл, что его сержант был слабее, примитивнее, с низкой выносливостью, и это нужно было исправить. Он все еще помнил мягкость волос под пальцами и вкус чужих слез, когда пришлось прибегнуть к помощи Золы, но порядка можно достичь лишь через боль. И, пока Зола послушно выполнял свою работу, быстро поняв, на чьей стороне лучше быть, Грант занялся бардаком, в котором погрязла Гидра из-за мелких амбиций Шмидта. Нацизм? Капитализм или социализм? Арийцы созданы, чтобы править? В печах концлагерей уже сгинуло столько светлых умов и откровенно прибыльных денежных мешков. Отряд 731 - интересная идея и бездарное исполнение. Голубая кровь аристократии или грязная кровь темнокожих? Расизм, сексизм, Холодная Война и Берлинская Стена. На очереди атомная бомба и зараженная земля Хиросимы и Нагасаки. Гонка вооружений идеально вписывается в сценарий, и дальше - больше. Скажем, новое слово в терроризме, клонировании и в еще более интересных экспериментах. Правда, приходится иногда и самому заняться проблемами, такими, как Старк и его длинный нос. А никто не просил играть с кровью первого суперсолдата с целью создания конвейера для штамповки правильных патриотов. Пожалуй, самый отвратительный год, потому что Джейми устраивает бунт, и, как итог, на затылке остается словно въевшийся шрам от пули и искаженный голос еще на долгие месяцы. После чего прибавляется новая головная боль в виде Картер, не поумневшей после показательной казни своего женишка. Это проклятая осечка, из-за которой ублюдок Старка выживает и исчезает на долгие годы. Слава Богу, из него вырастает зависимая сошка при преданном Обадайе Стейне. А о милой Пегги он заботится со всей любовью и чуткостью. Ее кровь и голос с наслаждением вспоминаются долгие годы, навечно впечатавшись в память вместе с безразличными прозрачными глазами Джейми. Наконец идеальным, после должной дрессировки и программирования. Его послушность на высшем уровне, и урок о смирении усвоен надежно. Его бесценное сокровище, идеально исполняющее любой приказ, с руками, пропахшими кровью так же остро, как и весь Капитан Гидра. А после доработки криокамеры все становится идеальным. Не так, как мечталось в молодости, но все же. Время бежит вперед, меняет век на новый лад и пишет историю кровью, щедро проливаемой Гидрой. Небольшой переворот, похищение некоторых разработок из Ваканды, и можно сделать небольшой подарок Джейми за хорошее поведение. Сущая безделица, но новая рука с красной, словно бурая кровь, звездой еще прочнее и смертоносней. За двенадцать часов операции без анестезии и наркоза можно и побаловать любимого их особенными сеансами. Но даже после обширных и совершенно незаметных для простых обывателей изменений, мир все равно не стоит на месте. И снова новая напасть, теперь в виде рыжей девчонки из какой-то дыры в Советах. Это сводит с ума от бешенства, потому что даже так Зимний Солдат тоже снова и снова выбирает не его. И снова, как в насмешку, до нее не добраться, за что платит Джеймс. Зола умирает совсем некстати, но оставляет после себя своих учеников и сознание, записанное на километры пленки. Что подкидывает весьма интересную мысль. Весьма своевременно, потому что парочка идиотов, возомнивших себя умнейшими шпионами, чуть не срывает ему одиннадцатое сентября. Что за век?! Никому уже нельзя доверить небольшой террористический акт! Именно это и толкает на интересную идею с клонами. Идеальными марионетками с его лицом, мозгами и полным подчинением ему же. Нелегкое предприятие, на которое уходит не один год, но результат стоит того. Особенно если учесть их полное безразличие ко всему, что не является частью их программирования. Год за годом, и слепой мир сам не замечает, что почти уже не владеет никакой свободой. Что хватит одного лишь щелчка, чтобы поставить его на колени, и Грант совершенно не торопится. У него нигде не горит, и потом, удовольствие нужно смаковать медленно. Возможно, стоит подумать об отпуске? Забрать Джейми и махнуть на Мальдивы? Скучно, его хватит только на три дня, если не меньше. Скука все больше одолевает его, и это уже не интересно. Ему нужно движение, нужен драйв, но даже часы с Джейми уже не спасают. Жизнь медленно застывает, и это невыносимо. Ему почти тридцать, и одновременно маячит сотня впереди. Оказывается, можно загнуться даже от унылого бессмертия. Это продолжается ровно до тех пор, пока не появляется Брок Рамлоу со своими щенками. Они с каждым днем все больше напоминают Коммандос, и его начинает раздражать то, как Джеймс быстро находит с ними язык. Но с другой стороны, это даже заманчиво, потому что по какой-то причине Рамлоу удается то, что ни Зола, ни его техники не смогли сделать за годы. Это что-то новенькое и одновременно забытое, когда Грант смотрит на Джеймса. Нечто такое, что наконец расшевеливает Зимнего, выводя из порядком поднадоевшего и раздражающего безразличия. Стоит присмотреться, и выводы просятся сами, подначивая начать небольшую игру, что в итоге выливается в новую очень длинную историю. Все начинается с чертежей геликарриеров и его заинтересованного одобрения на их постройку, набирает обороты на охреневших вконец асгардских богах и армии уродливых пришельцев. Это определенно не вписывается в идеальную картину мира, но и на это есть управа. Небольшая, увлекательная шахматная партия продолжается, фигурки одна за другой эффектно покидают доску и сами не знают, что партия движется к своему логическому концу. Разыгранная как по нотам с первого шага до последнего. От "глубокой и тщательно скрываемой" связи Зимнего со Страйком до "заключения" в Рафт. Еще один ход, еще одна база-пустышка и глупая вера в чистую победу. Еще раз, и толпа идиотов, не сводящая с него глаз так, словно один его чих может привести к ядерной войне. Технически - верно, но это уже мелочи. Идеальный счастливый конец, и Зимний Солдат, уже осознавший, что других вариантов нет, что его кровь также черна и кожа вся пропахла Грантом. Конец уже близок, и партия почти доиграна, остался только его послушный, умный солдат, который не сможет получить то, что желает, ни от кого другого. О, он хорошо позаботился о том, чтобы навечно остаться для Джейми единственным. Именно это станет концом старого мира и началом нового, построенного с умом и силой. Идеального, чистого, покорного и навсегда позабывшего свой любимый хаос - свободу... - Мы встретимся снова. Не знаю где, Не знаю когда, Но я знаю, мы встретимся снова Одним светлым днем... Грант Роджерс опускает веки, скрывая рубиновый блеск глаз, и, с наслаждением потянувшись, продолжает мурлыкать слова старой песни...