По ту сторону войны

Одно твое прикосновение, И я слышу пение мандолин… Один твой поцелуй, И я снова оживаю. Ты – свет моей жизни, Ты все для меня, Ты – сама жизнь. Как лист цепляется за ветку, Любимый, так и ты не отпускай меня, Ведь мы дети ветра, Безумного ветра… Nina Simone - "Wild is the wind"

Бечено За переборкой шумит гроза и бледной стрелой чертит изломанную линию на темном горизонте. Капли дождя стучат по стеклу иллюминаторов и словно сотни гаубиц в его ушах взрываются канонадой. Шторм бушует снаружи и в груди, воет северным ветром и туманом последних дней, царит в мыслях. В холодных пальцах, почерневших от копоти, старая записная книжка цвета бурой крови с черной звездой и старые, порванные солдатские жетоны. С почти стертой гравировкой на медальонах, которые жгут ладонь. Словно молитвенные четки качаясь в воздухе и отмеряя стук чужого сердца. Стив не может оторвать от них глаз, не может заставить себя заговорить и сосредоточиться на других. Перед его глазами старая церковь, объятая огнем, и пятнадцать новых капсул, ставших погребальными урнами. Жетоны звенят и качаются, отливая холодной сталью чужих глаз и льдом, что медленно сковывает его с ног до головы. Снаружи грозовой фронт Польши и звенящая тишина джета. Не слышно ни шуток Таузига, ни ворчания Брока, ни смеха Мэй. Вокруг сплошное ничто, в котором Стив тонет добровольно, беспомощно, безвозвратно, потому что на старых медальонах имя Джеймса Барнса... Флешбэк Это должно было стать очередной миссией зачистки в очередной гидровской базе в лесах вблизи Зблево. Старая церковь Святой Анны, признанная памятником истории. Сплошь из черного и серого камня, с резными башенками и старым колоколом. Дубовыми дверями с искусной резьбой и запахом ладана, пропитавшим стены. Тихая, утопающая во мгле свечей, с портретами святых на стенах. Со старыми деревянными скамьями и алтарем из белого мрамора. Нечто светлое и заставляющее приглушить голос, чтобы не тревожить эфемерный покой. Островок веры на зеленой поляне за старой сосновой рощей, над запутанным лабиринтом одной из более посещаемой Капитаном Гидры баз. Они не знали, чем она была на самом деле, пока не оказались там, перебив почти всех бойцов и взяв остальных в плен, не спустились в нижние этажи, где обнаружили лабораторию по созданию клонов и уже готовых к пробуждению пятнадцать из них. А за ними пять резервуаров с десятками тысяч спящих капсул, сотни записей, сотни экспериментов и виртуальных дневников самого Капитана. Это была настоящая золотая жила информации, для обработки которой нужен был весь их аналитический отдел. Настоящее сокровище, если бы не личные комнаты Гранта Роджерса в северном крыле базы. Всего две комнаты, просто кабинет и спальня, заставившие глаза налиться кровью и выжечь из вен любой намек на человечность. Богатый дубовый рабочий стол, на котором кроме компьютера, пожелтевшие от времени старые фотографии улыбающихся Ревущих и Пегги с Говардом. Вырезки из газет и деревянная коробка с коллекцией скальпелей, огрызки карандашей и неразборчивый почерк на исписанных листах. Темное пальто, небрежно кинутое в покрытое пылью кресло, папки с отчетами и грязный граненый стакан рядом с графином с темной жидкостью. Маска Зимнего Солдата со следами запекшейся крови на смятых окровавленных простынях и ремни с кандалами с темными пятнышками все той же крови. С сотней записей на старых пленках и флешках, от которых внутри начинает гореть пламя ненависти. Чужой хриплый смех и ненавистный голос, тянущий: - Джейми... А в ответ хрипы и тяжелое дыхание сквозь сцепленные зубы, переходящие в больной всхлип, и Стив не видит больше ничего, кроме покрытой синяками руки, закованной в кожаный ремень, бессильно пытающейся освободиться. Тело, покрытое глубокими кровоточащими ранами, с мертвыми серо-голубыми глазами, безразлично дергающееся под чужими резкими движениями. Перед глазами красная пелена и звон пульса в ушах, и нет ни боли в содранных костяшках, ни голоса нашедшего его Рамлоу. Нет ничего, кроме хаоса и разгрома, в котором не остается ничего цельного вокруг. Ничего, кроме летящих щепок и осколков стекла, треска разрываемых простыней и рухнувшей от его яростных ударов стены. Ничего, кроме солдатских жетонов, лежащих на полу, на которые падает взгляд, и красного уголка записной книжки, виднеющегося из разбитого тайника. Строчки пляшут перед глазами и не желают складываться в слова. Стив глубоко дышит и, пытаясь унять дрожь в пальцах, сжимает зубы. В его руках история целого века крови и боли, чужих смертей и одной поломанной жизни. С каждой страницей, с каждым новым словом выстроенный хрупкий мир рушится все быстрей. Он буквально слышит обратный отсчет данной чужой жизни. По оголенным нервам и воспоминаниям о робкой улыбке и первых осторожных прикосновениях. Розовым лепесткам цветов в мягких, темных волосах и смешинкам в прозрачных глазах. Тихому голосу и ямочке на подбородке. По разделенному на двоих звездному небу Феса и первому рассвету Бруклинского Моста. С чужим криком и болью, слезами на мокрых щеках и кожей, зацветающей синяками. С кошмарами дней и бессонных ночей. Одиночеством и медленной смертью. С умершей надеждой и усталостью борьбы. С непосильным горем, осознанием и принятием случившегося. Дневник жжет руки и разум, превращая все звуки в тонкий писк и рождая тошноту от понимания, что это и для чего создано. Десять слов словно десять ударов ножей прямо в мозг и в сердце. Сухая инструкция и насмешливые комментарии по краям записей. Скрупулезное описание команд и протоколов, словно не о человеке, а о бездушной машине. Описания опытов и заключения, рекомендации и ожидания. К концу в его груди остается лишь животный вой и горечь непролитых слез. Опустошение сродни ядерному взрыву, сметающему все на своем пути. - Эй, - он чувствует опущенную на плечо руку с трудом, - эй, боец, ты со мной? У Рамлоу бледное лицо и заостренные черты лица. Он смотрит цепко и с пониманием, стоя рядом и ожидая его. Стив смаргивает пелену с глаз и, тяжело сглотнув, хрипло отвечает: - Да, командир, здесь. - Дальнейшие действия? - Заминировать все, поставить тройной заряд, - Стив медленно поднимается на ноги и продолжает сжимать в руках блокнот с жетонами, - нужно выжечь это место, пленных - на борт джета. Уходим, у нас уже достаточно данных... Конец Флешбэка. Утро белеет на горизонте едва заметно, крадется среди пустых серых улиц и ползет по крышам небоскребов. Холодным ветром гуляет среди арок мостов и гоняет по тротуарам обрывки газет с листвой. Проникает сквозь высокие окна Башни, по все еще пустующим сонным коридорам, где разве что не спит только Джарвис. В светлой гостиной полумрак и мало мебели, никаких шкафов и стопки книг на полу. Только диван, пара светильников, пушистый ковер и деревянный низкий столик. Груда подушек и несколько одеял на полу перед высокими панорамными окнами. Никаких картин и зеркал, только несколько фотографий Страйка и Мстителей в рамках. На Джеймсе та самая серая толстовка и того же цвета мягкие пижамные штаны, совсем не скрывающие босые стопы. У него влажные волосы и выбритое лицо. От него веет полусонным теплом, и Стив не может отвести глаз. Но это тепло медленно меркнет, вместе с осмысленностью в светлых глазах. Сцепленные в замок пальцы живой руки белеют, и очень скоро Джеймс больше не с ним, не здесь. Они сидят на высоких барных стульях, и между ними мраморная стойка, на которой алым пятном лежит старая записная книжка и армейские жетоны. Зимний не отрывает от них остекленевших глаз и почти не дышит, разом окаменев. - Джеймс, - тихий голос Стива похож на удар хлыста по оголенным нервам, - Джеймс... - Лучше не надо, - это больше похоже на скрежет, чем на речь, и перед глазами все еще та комната. В ушах чужое злое шипение, и существует одно лишь животное желание, чтобы все это наконец прекратилось, чтобы мир вокруг наконец замолчал. Зимний стискивает зубы и, обреченно прикрыв глаза, пытается дышать. Это ведь совсем не сложно. Раз, два, три... вдох... раз, два, три... выдох. Совсем не сложно, да, но мерзость, лежащая перед ним, не исчезает. И Джеймс знает, что Стив не хотел ничего плохого, когда принес ему это. Он знает, но в груди медленно поднимается смесь страха и злости. - Ты говорил с кем-нибудь о случившемся? - Нет, - получается резче, чем хочется, но ему срочно нужно отойти, иначе он разломает чертову стойку на куски. Ему нужно больше места, нужен воздух и совершенно не нужно видеть то, что на столешнице. Вид утреннего Нью-Йорка подойдет как ни что другое, и Джарвис -настоящая умница - немного приоткрывает окна, пропуская холодный воздух. За его спиной Стив, и расстояние между ними медленно сокращается. Там чертов Роджерс, и его шаги все ближе, все ближе стук его сердца, его запах, за который удается уцепиться сходящему с ума сознанию. Суженное зрение медленно приходит в норму, но Джеймс все еще далек от покоя. За его спиной чужак, и он добровольно допустил это. Ближе, ближе, пока плечам не становится тепло, пока кожа буквально не начинает гореть под чужим взглядом. Только обернуться и взглянуть в голубые глаза нет сил. - Баки, - просительный голос заставляет вздрогнуть и еще больше сжаться, прикрывая глаза. - Он...Впервые он сделал это... сделал со мной после поезда в Альпах... - он не хочет, не хочет, черт побери, но голос ломается, - ненавижу... ненавижу... ненавижу все это! Ладони Стива большие, теплые, осторожные. Они касаются плеч совсем не больно, бережно, медленно разворачивая, привлекая ближе, и Джеймс сам не замечает, когда задыхается, вцепившись в тонкий черный свитер на его груди. Он глубоко дышит чужим запахом и дрожит под прикосновениями Стивовых рук, лаской скользящих по его сведенным судорогой лопаткам, зарывающихся в распущенные волосы на затылке. Кончиками пальцев по его щекам, осторожно заставляя поднять лицо и коснуться лбами. Это странно, совсем ново и все еще заставляет тело дрожать, но Джеймс знает, что сейчас тепло им обоим. Что это правильно: дышать одним воздухом на двоих, правильно позволить глазам закрыться и чувствовать. Со Стивом правильно, и боли с каждым днем все меньше... * * * Восточная Европа встречает стальным небом и холодными туманами над Бухарестом. Промозглым ветром и первым запахом приближающейся зимы. Шумом утреннего небольшого рынка в квартале Сапаш до очередной потасовки в Ферентари. Бухарест весь будто соткан из насилия, холода, бедности, старинной выцветшей роскоши и отчаянного желания изменений. Город старый, город новый, нелюдимый и гостеприимный. Город копеечной цены и с золотыми узорами во Дворце весны. Прозрачными водами фонтанов Унири и костями невинных под Дворцом Парламента. Край мягчайшего языка и кровавых диктаторов. От разрисованных граффити грязных стен полуразрушенной часовни до блестящего хромом бизнес-центра. Бухарест - одна сплошная головная боль и сюрреалистичная реальность с незажившими бороздами войны, верующая в лучшее будущее. Идеальное место для отверженных и начинающих с чистого листа. Город-призрак, который все еще нравится Джеймсу. В другой жизни он выбрал бы его. - Cât sunt prunele?* - голос звучит мягче, ниже. - 2 lei, dragule,* - улыбается ему старая женщина с выцветшими серыми глазами и помогает наполнить пакет сочными, темными сливами. Их запах щекочет ноздри и наполняет рот слюной. Он даже не осознает, что улыбается в ответ кончиками губ. В наушнике раздается смешок Наташи и бормотание Тони о сливовых маньяках. И это только малая часть того трепа, что засоряет эфир вопреки рыку Рамлоу, потому что первым в этом чертовом детсаде Роджерс. - Ты знаешь румынский? - Джеймс не запинается лишь из-за профессионализма. Он обходит очередного гражданского и, натянув козырек бейсболки до самых глаз, опускает голову. Всего лишь очередной работяга в старых темных джинсах, пыльных ботинках и потрепанной куртке поверх винного цвета хенли. С распущенными волосами, перчатками с обрезанными пальцами на руках и голограммой на бионической руке. Простой обыватель, спешащий к себе в холостяцкую бедную квартирку на окраине квартала... Через городскую площадь, ведя слежку за очередным гидровским уродом. - Было дело, - хмык в ответ, и приходится ускориться: цель вместе со своей охраной приходит в движение. - У тебя красивый голос, - от хрипотцы в чужом голосе отчего-то мурашки по коже. - Мы на задании и ты в общем эфире, сопляк, - его цель - Дитер Кауф, управляющий здешним филиалом Гидры. - Джарвис нас переключил, - и вот теперь в голосе Стива медленно появляется нервозность, которая заставляет напрячься и его, - Бак, я тут подумал... в общем, ну... я давно не был на ночном патруле в городе. Может, ну... может, ты захочешь присоединиться? Это даже заставляет на мгновение остановиться, совсем позабыв обо всем, и черт, Джеймс фактически ненавидит Стива за этот вопрос именно сейчас. Он может отказаться, может выключить связь и сделать вид, что этого странного разговора у них не было... он может, но почему-то не хочет. Это странно и непонятно для него. Все, что происходит между ними... Джеймс не знает, что это и как оно называется, но оно толкает его вперед. Заставляет желать времени со Стивом, его голоса, его взгляда, его глупых шуток. - Да, хочу... Бухарест - город старых заброшенных заводов, продаваемых за бесценок и редко интересующийся чем-либо, кроме своих обывательских проблем. Здесь нет вопроса с предполагаемым ответом, и потому это чудесное место для целого комплекса по производству нового синтетического наркотика SG21, известного на улицах как Золотая Пыльца. Нечто, наводнившее города за последние два года и взлетевшее на первую строчку самый опасных и дорогих наркотиков со смертельным исходом. Зараза с неизвестным до сего дня источником и один из самых глобальных экспериментов Гидры. Чудо генной инженерии, полностью разрушающее и меняющее человеческое ДНК в соответствии с пожеланиями организации. Идеальная платформа для создания новых типов смертельных вирусов, основанных на гене. Старый, заброшенный на первый взгляд комплекс, с выбитыми стеклами, обшарпанными серо-черными стенами и прохудившейся крышей, был лишь ширмой, за которой были стерильные новенькие лаборатории, боксы с подопытными и идеально вышколенная охрана, состоящая из бывших спецов. Не молодые, бравые только на язык сошки, но весомая, зрелая боевая группа из пятидесяти человек с новейшей охранной системой, которую в данную минуту вскрывали Старк и Джарвис. И боевой техникой, которую оценили Страйк и Зимний. - Навевает дивные воспоминания о Виннице, - пропела Наталья в комм и исчезла в сгущающихся сумерках. - Не напоминай, - простонал Тони, сделав круг на самом допустимом расстоянии от охраняемого периметра, - моя бедная психика все еще не отошла от суммы штрафа и от скандала с Клинтом. Они обещали отстрелить ему задницу, если он даже дыхнет в сторону их страны! Это не будет как тогда, Романова! Слышишь, это определенно не будет как тогда, иначе Пеппер прибьет нас. Ответом ему стал первый хрип и хруст ломающихся костей. Тони чертыхнулся и, помянув какой-то танк и пьяных стриптизерш, вырубил весь свет на территории. А дальше уже было не до этого, потому что охрана зашевелилась, уже столкнувшись с Рамлоу и его бойцами. Сигнал был заглушен, и пули засвистели над головой, а вскоре не только они. Летела оторванная броня, на нижних уровнях что-то снова взорвалось, от чего земля под ногами опасно вздрогнула. Начался полных хаос из ученых и гидровских бойцов, пытающихся под крик своих командиров отбросить нападающих. Холодное концентрированное поле репульсоров попало в склады, и Тони впервые так очень виновато ойкнул, после чего те рванули с такой силой, что Наташу вместе с ее тремя соперниками чуть не смело с крыши одной из охранных вышек. И под матерный ор Рамлоу Зимний уже разбирался с еще четырьмя бойцами внутри одной из лабораторий, куда влетел разгоряченный боем Стив. В дверях произошла толкучка из пытающихся сбежать ученых и не ожидающих Роджерса бойцов. Неуспевший среагировать вовремя, первый же боец поцеловался со щитом, пока его товарищ, получив ногой в челюсть, летел в стену. Еще двое налетели сзади, бросок через бедро и удар в солнечное сплетение. Еще один взрыв, и спину опаляет так, словно лижет прямо по коже. Грохот падающих металлических балок и несмолкающие выстрелы страйковцев. Смазанная тень Вдовы и трупы у ее ног. Стальной блеск ножа и падающее тело за спиной. Крики и густой черный дым в легких, удар, еще удар. Кровь и царапины на кулаке. Гидровец с переломанным хребтом в руках Зимнего Солдата и острые осколки льда его глаз. Запах гари и скрежет металла, сладковатый аромат горящих химикатов, приказы Рамлоу в комме. Еще один, еще, выстрел, вздох и хрип. Вой сирен и нервно мигающий свет разбитых ламп. Система перегружена и полыхает до самых крыш. Ни потушить, ни остановить. Еще одна лаборатория, и кинутая граната превращает все в огненный дикий цветок, еще один выстрел, и Зимний отчитывается о зачищенном секторе. Еще один напоровшийся на него получает пулю между глаз, и краем зрения Солдат цепляет силуэт дерущегося Роджерса. Рвущегося вперед, ищущего нового противника и руководящего эвакуацией найденных живых пленников. Еще один пролет, выстрел из гранатомета, и коридор впереди вспыхивает чужим криком и жаром, чисто, еще один поворот и серверная прямо за металлической дверью, чей биометрический замок он просто вырывает с корнем и снимает саму дверь с петель. И пока подключившийся Джарвис скачивает данные, он минирует комнату. - Я закончил, сэр, - отзывается искин, и Зимний уходит. Еще парочка мин с мощным зарядом в центральные лаборатории, и в наушнике хриплый голос командира объявляет отбой. Он выходит последним, обведя дымящиеся руины взглядом и активируя детонаторы. Здание стонет, заходится скрежетом и грохочет новыми взрывами, не оставляя после себя ничего, хороня трупы и многочисленные тайны от слишком любопытных, охочих до власти и денег. - А красиво рвануло, - устало мурлыкнула Наталья и, осторожно подойдя, уложила голову на его плечо. - А меня ты не похвалила, - фыркнул Тони, со скрежетом опустившись на то, что когда-то было частью ограждения. - Ты пальнул в чертовы склады с наркотой, - хмыкнул Брок, - это не считается. - Это было нечаянно. - Прости, Тони, но "нечаянно" тоже не считается, - раздался насмешливый голос Стива, направляющегося к ним и не сводящего со спины Зимнего взгляда. Джеймс мог поклясться, что спину жгло именно там, где на него смотрели. Он давно снял маску и глубоко дышал, чувствуя на языке привкус дыма. Тело ныло от усталости и мелких ран. На живом плече, судя по всему, наливался будущий внушительный синяк, а от волос Натальи воняло паленой проводкой. Вдали был слышен вой сирен и шум двигателей джета. В крови все еще гуляло эхо боя и события последних дней, хотелось принять душ и, может, выпить кофе со Стивом. Было лишь жаль потерянные в одной из подворотен сливы... В итоге все не может закончиться так прекрасно. Гидра не может сдохнуть спокойно, они не могут всем составом свалить из этой чертовой дыры и наконец взять перерыв на несколько дней. Все дело в исчезнувшем Дитере Кауфе, которого определенно не было ни среди убитых, ни среди пленных. Простая миссия зачистки превращается в настоящую охоту со сроком в несколько часов. Джет улетает, унося на борту Вдову, Железного Человека, плененных и освобожденных, пока Страйк вместе с Солдатом и Капитаном продолжают погоню. У них только отчаянная надежда успеть до того, как Кауф окончательно исчезнет из города. Джарвис сканирует весь город, подключается ко всем системам и наконец настигает группу из десяти человек, движущихся в восточном направлении. Это настоящий марш-бросок по темным неприметным улочкам через весь город до цели. Короткий, быстрый и не в пользу гидровцев, которые, не ожидая погони, буквально сталкиваются с ними в одной из темных подворотен. И здесь не нужна стандартная группа захвата, потому что хватает одного разошедшегося Страйка, чтобы устроить избиение младенцев Не иначе. Определенно, есть в этом что-то настраивающее на ностальгический лад, когда Джеймс, оставив остальных развлекаться, подтянувшись, хватается за нижнюю решетку и забирается по пожарной лестнице на первый пролет. Он устало садится, свесив в воздухе ноги и, облокотившись, следит за Стивом, пробормотавшем о каком-то небольшом деле. Он уже подумывает поинтересоваться о внезапно проснувшихся инстинктах туриста, когда раздается шуршание нижней решетки, и через мгновение рядом так же опускается Стив. В его руках бумажный пакет, который он протягивает хмурящемуся Джеймсу. Из пакета тянет знакомым ароматом, заставляющим нетерпеливо заглянуть во внутрь и поднять растерянный взгляд. Снятый шлем лежит под боком, и влажные волосы Стива торчат во все стороны, он неловко трет затылок, и у него красные кончики ушей. Он смотрит со смущенной улыбкой, и голос его хриплый: - Подумал, что они тебе нравятся. - Нравятся, - отчего-то у самого голос тоже становится ниже, и глаза Стива под светом фонарей словно начинают блестеть ярче. В руках Джеймса пакет с сочными спелыми сливами, и он понятия не имеет, откуда Стив их достал. Он пробует одну, и медовый сок с кислинкой взрывается на языке, и плевать, что они не мытые. - Вкусно, - улыбается он краешком губ и не отрывает взгляд от чужих глаз, пока их хозяин потихоньку придвигается ближе. Между ними всего несколько сантиметров, от которых Джеймсу не по себе, словно что-то неправильно, чего-то не хватает. Он смещается еще ближе, пока между ними совсем не остается свободного пространства, пока они не соприкасаются бедрами и плечами. Он передвигает пакет ближе к Стиву, молча предлагая разделить, и ловит чужую улыбку. Под ними шум драки и хрипы людей Кауфа, чей-то вопль и угрожающее рычание Брока, чей-то хрип и спорящие о каком-то счете Мэй и Родригез. Роллинз, подсчитывающий трупы, и глухой стук о мусорные баки. Джеймс укладывает голову на плечо тихо вздохнувшего Стива и, болтая в воздухе ногой, делит с ним сладкие фрукты. На горизонте маячит розово-голубой прохладный рассвет, и теплая большая рука осторожно обнимает за плечи. - Надо прятать трупы, - задумчиво произносит Рамлоу... * * * Нью-Йорк готовится к масштабным учениям с размахом и всей административной помпой, что заставляет Тони поминутно закатывать глаза и вызывает слишком большой энтузиазм у Питера. Ежегодные плановые мероприятия, во время которых многомиллионный город на сорок восемь часов погружается в состояние боевой готовности в случае инопланетного вторжения. Причем, если на территории Штатов это не единственный город, который проводит учения, то определенно самый параноидально скрупулезный. Винить людей в излишнем пессимизме невозможно, потому что Таноса и его армию монстров еще не скоро забудут. Чего уж говорить о Тони и его весьма эмоциональной прогулке в космос в обнимку с ядерной ракетой. Главное не вспоминать об этом вслух рядом со Стивом и Барнсом. И эти чертовы учения - единственное, что Мстители не могут игнорировать. А еще это великолепный повод для официального представления нового члена команды, потому что Тони уже чертовски устал от назойливых папарацци и от смазанных снимков Зимнего Солдата в компании неизвестного героя. Благо есть поправка о неприкосновенности личности и нежелании ее раскрывать, а потому все это сводится к короткой пресс-конференции Старк Индастриз, на которой объявляют о восстановлении позывного Капитан Америка. После этого объявления страну встряхивает, и каждый, хранимый Богом, обыватель до смерти хочет узнать, кто ее новый герой. Папарацци берут в окружение башню, по всем телеканалам крутят кадры с пресс-конференции и мусолят данную тему на вечерних шоу. Поднимают старые записи и о сто седьмом, и о первом Капитане Америка, сравнивают старого с новым человеком в глухой маске без лица, пытаются найти связь и даже делают предположения о родственных связях. Все это в конце концов длится недолго, потому что Пеппер умница, Пеппер чудесна и великолепно может обернуть любую катастрофичную ситуацию в мелкое и незначительное происшествие. Момент выбран настолько продуманно, что на фоне учений данная новость осваивается быстрее, и уже ни у кого нет времени на новые более ненормальные теории. И все бы ничего, если бы не парочка суперсолдат, у которых совершенно неожиданно просыпается детство в одном месте и превращает серьезное мероприятие в салки по городу. Народ делает ставки по внутренней связи, Рамлоу хмыкает о двух придурках, а Тони жалеет о невозможности прихватить попкорна, что делает Наташа и делится только с Соколом. Предательница! Зрелище завораживает, и Тони уже представляет, что вечером будут крутить по новостным каналам... Это эвакуационный план и оттачивание тактики ведения боя в населенном пункте при вторжении инопланетных рас. Весьма продуманный, четкий, определенно результативный, и, изучая его, Стив безошибочно узнает стиль Джеймса. Он знает, что при разработке этой программы участвовали не только Мстители, но и военные вместе с врачами и спасателями, однако в ключевых моментах обороны и атаки угадывается Джеймс. Подземки, ведущие в крепкие бункеры для гражданских, несколько огневых точек с ракетными установками, ионными пушками и защитный купол, любезно предоставленный Старк Индастриз, который при необходимости при помощи орбитальных спутников может покрыть всю планету. Нью-Йорк за несколько часов может превратиться в крепость, что определенно впечатляет. Он думает об этом, думает о сливах и пожарной лестнице в Бухаресте, о красивом голосе Джеймса, звучащим рокотом из-за маски и об их "несвидании", о котором, Стив знает, Барнс не забыл. О том, что ему скоро нужно будет улететь в Венгрию на очередную операцию под прикрытием на несколько месяцев. Стив чувствует, знает, что об этом они думают оба, видит в глазах Джеймса, как и то, что времени наедине им нужно больше. Нужно что-то еще, от чего глаза Зимнего загораются ярче и частит сердце Стива. Гонит вперед, срывает под нудный бубнеж очередного совещания городских властей прямо на Таймс-Сквер, среди пожарных и патрульных машин. Он, черт возьми, на крючке этого насмешливого, подначивающего взгляда, когда Баки бесшумно пятится, незаметно обходя остальных, еще немного, мимо нахмурившегося Клинта и подозрительно зыркающего на них Тони. И Стив идет, словно на привязи, обойдя наблюдающих за ними Страйк и улыбающуюся краешком губ Наташу. - Джарвис, переключи нас, - последним раздается по общей связи его слова, и, переступив с ноги на ногу, он срывается с места. - Какого ху... - обрывается удивленное в эфире, и в комме остается лишь хрипловатый голос Джеймса. - Сдаешься, сопляк? - Черта с два, придурок! Они несутся по улицам города на предельной для них скорости, умудряясь обходить людей. Мимо проезжей части, лавируя между машин и, словно два придурка, поймав громкие гудки с чьим-то испуганным матом. Прыжками по крышам зданий, узким переулкам и пожарным лестницам, вслушиваясь лишь в дыхание в безмолвном эфире. Они не обращают внимание на людей и вспышки камер, словно преследуют кого-то, несясь очертя головы. Останавливаясь лишь на мгновение, когда оказываются на крышах двух автобусов едущих параллельно, и даже тогда они не замечают чужих самых разных взглядов - удивленных, испуганных, взволнованных, восхищенных, жадных. Они не отрываются друг от друга до очередного поворота, когда снова срываются с места до какой-то стройки, где Джеймс, смяв в руке один из многочисленных металлических тросов, буквально рвет его. Отдача настолько сильна, что он легко отрывается с земли и успевает только заметить блеск кинутого щита и почувствовать рывок, когда второй трос цепляется за тот, на котором висит он, и уже два троса стремительно сворачиваются друг с другом, постепенно сближая их. Виток за витком, мерным пульсом и дыханием, тишиной, все ближе, пока между ними не остается ни капли пространства, пока совершенно неосознанно они не сплетаются ногами и не цепляются друг за друга свободными руками. Пока от масок не остаются лишь шлем и очки без линз. - Попался, - а в ответ губы расплываются улыбке... Они уходят на ночной патруль следующим вечером, и Стив может поклясться, что никогда не вспомнит ни единого слова, сказанного Клинтом, когда Джеймс заходит в общую гостиную уже собранным. Одетым во все темное, с зашнурованными тактическими ботинками, наплечной кобурой под курткой и всего парой ножей на набедренной. Стив забывает об остальных, когда видит пальцы, нервно приглаживающие мягкие полусобранные волосы, и отведенные глаза. На острых скулах с каждой минутой все больше румянца, и вопрос в коротком взгляде, все-таки цепляющем его собственный. Главное не забыть, что у них "не свидание". - О Боже, вы отвратительны, - ноет Клинт, но Стив определенно не согласен. Они выходят из башни и бесшумно растворяются в ночной тьме. По узким улочкам и пустому парку, среди парочек, прогуливающихся по тротуарам, и между освещенных неоновыми вывесками и плазменными экранами небоскребов. Наткнувшись на незадачливых грабителей ломбарда, где еще вопрос, кто на кого напоролся. И Джеймс после только тихо посмеивается, когда Стив, как настоящий джентльмен, отчитывается дежурной женщине-офицеру по телефону, и, судя по теплому ответу, в участке уже успели прикипеть к Вежливому Мстителю. Поздним перекусом в небольшой японской забегаловке в Куинсе и тихими беседами. Разделенным на двоих удивительно тихими несколькими часами и одним стаканчиком кофе на Бруклинском мосту. Воспоминаниями, приведшими на другой берег, в знакомый и не знакомый Бруклин, который заставляет замереть обоих. Джеймс не был здесь очень давно и не был бы еще дольше, если бы не эта ночь. Здесь слишком много воспоминаний и слишком много белых пятен. От старого дома родителей до той квартирки, где когда-то жили они с Грантом. И Джеймс, сбившись с шага, застывает, когда слышит веселые голоса и старые романсы в одном из дворов. Это бьет под дых, воскрешает перед глазами другое время и других людей. Озаренный огнями танцпол и веселые пары, запах яблочных пирогов и аромат цветочных духов. Зелено-голубые смеющиеся глаза с искорками и фейерверки, взрывающие ночное небо сотнями цветов. - Баки, - голос с хрипотцой и ласковое прикосновение пальцев к живой дрожащей ладони. Прикосновение вырывает из воспоминаний, заставляет сморгнуть и сосредоточиться на голубых глазах перед собой. Всепонимающих, мягких, глядящих с чем-то, название чего он забыл, но вызывающих волнение. Пальцы переплетаются, и Стив, не отрывая глаз от него, тянет за собой. Идя вперед спиной, словно мальчишка, и поглаживая его руку. В сторону от людей и вверх по пожарной лестнице старого кирпичного дома, на самую крышу, и здесь музыка с голосами отчетливее. Это незнакомые люди и неизвестный праздник, но в небольшом дворе деревянная танцевальная площадка, освещенная фонарями и гирляндами лампочек, с танцующими парами. Накрытые столы с едой и детьми, играющими среди взрослых. Деревянные старые раскладные стулья и задорный свинг, льющийся из колонок. Это нечто настолько знакомое и близкое, что Джеймс даже не чувствует, как подходит ближе, облокачиваясь о парапет. Это кусочек самых ярких и светлых воспоминаний, что трепещет в мыслях. Нечто, что наполняет его сердце теплом и застревает комом в горле. Он смотрит на них, а перед глазами его сестры и мама, танцующая с отцом. Миссис Берджис, сидящая в кресле-качалке и с наперстком шерри в руках мурлычущая слова песни. Старик Эббс и его дочь, угощающие ягодными пирогами, и первый поцелуй с Ширли Мэй за танцевальной площадкой, и улыбка Гранта с перепачканным абрикосовым джемом кончиком носа, и дворняжка Пуговка у его ног. Это одуряюще сладкое лето из далекого детства, где никто не знал ни войны, ни потерь. Время светлых ночей и солнечных дней на раскаленной крыше дома, под старым раскидным дубом. Это отголосок самого его потерянного дома, куда больше нет пути. Он смаргивает, окончательно отпустив хвост видения, и ежится от порыва прохладного ветра, неосознанно горбясь и делая несколько шагов назад, совсем позабыв обо всем. Пока спине не становится тепло от чужого тела и на плечи не опускаются чужие ладони. Бережно, не удерживая, словно невесомые объятия, и Джеймс не перестает дрожать, когда оборачивается. У Стива светлые глаза и теплые ладони, гладящие его дрожащие плечи. У него теплый понимающий взгляд и тихий стук сердца под ладонью Джеймса, медленно успокаивающий своим неровным ускоренным биением. - Спасибо, Стиви, - хрипло произносит он, упираясь лбом куда-то в ключицу. - Все что хочешь, Бак, - слова звучат в макушку, к которой прикасаются губы, и руки с плеч движутся к лопаткам и вниз по спине к пояснице, превратившись в крепкие объятия. А внизу под мягкое пение мандолин*, продолжается чужой праздник незнакомых людей, где никто не знает о двух бруклинских мальчишках, вернувшихся домой...