***
Гермионе потребовалось некоторое время, прежде чем она нашла и изучила различные ужасные ритуалы, основанные на магии крови. К тому моменту она дошла до того, что подобное ее уже не пугало, чувствуя предвкушение. Она сильно нуждалась в чем-то будоражащим кровь, отчего по ее телу прошлись бы мурашки, заставив ее ощутить себя живой. А потому девушка бесстрашно принялась за совершение запретных магических ритуалов, которые, к ее удивлению, все же дали плоды. Невозможно было описать ее чувства, когда она впервые увидела Теодора, неожиданно возникшего перед ней, ограниченного пределами пентаграммы. И все же Гермиона не сразу поверила, что это он, тот самый друг детства, когда-то провалившийся в расселину, которая, как позже поняла ведьма, являлась вратами в настоящий ад. Первым делом она наложила ограничения на призванного демона, подчинив его, составив превосходный договор, который он не смог бы обойти, навредить ей или же обернуть его в свою пользу. Только затем Нотт был освобожден, и вот уже тогда девушка узнала, что это был ее один из самых близких людей. Одурачить Грейнджер ничего не стоило, она мгновенно повелась, даря демону объятия радости и счастья, целуя его в щеки и неудержимо рыдая. Ее сердце истекало слезами, и она никак не могла оторваться от него. Гермионе казалось, что если она его отпустит, то потеряет уже навсегда, что он растворится, оказавшись миражом. У нее ушло немало времени, чтобы наконец-то понять, что Теодор не собирался никуда уходить. От него она узнала, что он действительно побывал в аду, пройдя через невероятные муки. В итоге юноша был сломлен, его суть начала меняться... и это привело его к тому, что он стал вот таким. Демоном. Слушая это, Гермиона чувствовала неожиданно свалившуюся на нее вину, которая давила сверху невероятно сильным прессом, а совесть грызла ее сохранившуюся душу, нещадно вырывая куски плоти и усилием воли проглатывая их, насыщая свое бездонное пузо. Она держала его за руку, пока тот рассказывал, и хватка ее становилась все сильнее. Вот уже ногти девушки впивались в запястье демона, но едва ли тот заметил, безжалостно продолжая рассказ. Его глаза пристально следили за ее действиями, восприятие Теодора давно не было человеческим, и он с удивлением сравнивал "до" и "после". Нотта вполне устраивала своя демоническая сущность, так что в его представлении девушка даже сделала ему одолжение, будучи когда-то весьма капризной стервочкой. Впрочем, как позже понял Теодор, это несильно поменялось. Она по-прежнему была избалованна, стараясь вести себя так, даже несмотря на столь травмирующие ее воспоминания, отбрасывая их назад, будто бы ей все нипочем. Но было ли это действительно так? С появлением демона в жизни Гермионы многое преобразилось. Это внесло какое-то светлое пятно в ее путь, и на ее лице стала чаще мелькать искренняя довольная улыбка. Она заново принялась исследовать мир, путешествуя со всемогущим демоном. По крайней мере, таким он был в ее глазах. Создать у нее такое ощущение Теодору было весьма легко. Грейнджер казалось, что все теперь у нее наладится, что она все исправит, что возможно однажды Нотт прекратит быть демоном. С другой стороны, она не видела в нем ничего особенного за исключением его новых приобретенных способностей. Чего-то такого "нечеловеческого" Гермиона в нем не ощущала, но все же... Все же были моменты, из-за которых невольно девушка задумывалась, а действительно ли ад не оставил на нем никаких следов? За исключением того, что он стал куда более разговорчив, жизнерадостен и больше напоминал ей Драко, нежели себя в прошлом. Хотя, эти перемены можно было назвать положительными, но никак уж не негативными. Но Гермиона не была слепой. Брошенное бесчувственное слово, отсутствие реакции на проявление человечности или же хладнокровия, не то что стальные, а и вовсе какие-то титановые нервы, которые не могут быть у простого смертного, и многое другое. Все это наталкивало Грейнджер на мысль, что все же с Ноттом что-то не так. Однако было куда проще продолжать жить и не задумываться об этом. Гермиона избегала всяческих мыслей о том, что Тео, который теперь был рядом с ней, был всего лишь иллюзией, красивой маской актера, в котором уже давно не было ничего человеческого. Со временем Грейнджер стала путать дружескую привязанность и романтические чувства. Не испытавшая толком никогда любви, а точнее, попросту не позволявшая себе влюбиться по-настоящему, испытывая глубокие теплые чувства к Нотту, ей стало казаться, что это любовь, несмотря на то, что при этом слове каждый раз в ее голове вспыхивал Драко. Но где был Малфой?.. В неизвестности. Возможно он тоже стал демоном, а возможно сгинул, как вечный узник ада. Ей не хотелось задумываться о его судьбе, ведь все только начало налаживаться, только она ощутила, что больше не одна. Драко должен был остаться в прошлом. Гермиона не догадывалась, что подобную путаницу в ее чувства усердно вносил и сам Теодор, юношеская любовь которого давно превратилась в нечто изуродованное, бессмысленную пустую одержимость, в желание безраздельно обладать. Если бы мог, он бы запер ее в прекрасную клетку, точно певчую птицу, заставляя петь ради него одного. Начиная с незначительных касаний, он очаровывал ведьму. Объятие там, ничего не значащий, казалось бы, поцелуй здесь, и Грейнджер чувствовала, как кружится ее голова. В обычной ситуации девушка ни за что бы на это не повелась, но это ведь был ее Тео, к которому она уже испытывала весьма глубокие чувства. С легкой руки демона они показались ей любовью. Но была ли это действительно любовь, если сердце ее никогда не забывало Драко, хоть тот давно сгинул в аду? Однажды Теодор зашел к ней в тот момент, когда на ней была лишь сорочка. Их взгляды встретились, и Гермиона почувствовала, как загораются ее щеки. Демон без слов подплыл к ней, его руки мягко коснулись ее плеч, а взгляд приказывал ее глазам не отрываться от его. Сохраняя зрительный контакт, он коснулся своим пальцем ее щеки и провел до подбородка, чуть приподняв его, после чего его темные зрачки, в которых из-за неровной игры света Грейнджер углядела нежность, сползли к его губам. Глаза самой девушки последовали за ним и зафиксировались на его губах приоткрытых губах. Она неожиданно почувствовала желание, ощущая, как горячие волны распространяются внутри нее, заставляя хотеть того, что она столько раз делала, но не имея при этом с собой такого багажа, как глубокие чувства. Секунда, которая прошла, прежде чем их губы соприкоснулись, показалась ей вечностью. Невольно скользнула мысль, а не инкубом ли стал Теодор, но она тут же отмела эту смехотворную мысль и позволила себе погрузиться в ураган чувств. Его прикосновения отдавались жаром, а поцелуи становились все горячее. Вот он углубил их поцелуй, проскальзывая в ее рот своим языком, и Гермиона плотнее прижалась к нему. В какой-то момент ее разгоряченная спина ощутила прохладу простыни, а руки демона уже ласкали ее груди, задрав ее сорочку, вырывая из нее сладкие стоны. Голова девушки кружилась, и она не могла уже более трезво мыслить, все ее желания сошлись на нем, и ее пальцы, подрагивая от удовольствия, срывали с него одежду, хотя он мог просто ее испарить. Раздразнив ее своими пальцами, Теодор наконец-то вошел в нее, вырывая из девушки крики удовольствия. Демон тихо рычал, продолжая непрерывно целовать ее, а Гермиона думала, что лучшего любовника у нее еще не было. Он был чертовски хорош. Она закрыла глаза, сосредоточившись на ощущениях, и открыла их лишь тогда, когда достигла своего пика, ощутив, что в то же мгновение это сделал и Теодор. Тогда же и наступил тот самый переломный момент, когда Гермиона открыла глаза и увидела холодные глаза демона. Больше не было игры света, но в его глазах было небольшое сияние удовлетворения, какого-то животного, примитивного. Но удовлетворение не от секса, а от понимания, что она отдалась ему, что на несколько минут наслаждений Гермиона принадлежала лишь ему. И в этом чувстве не было ни капли глубокой человеческой любви. Это смутило девушку, хоть она и притворилась, будто все в порядке. Обняв Нотта, она заснула в тревоге от появившихся догадок. После той ночи Гермиона принялась за новый ритуал, решив призвать еще одного демона, чтобы подтвердить свою догадку. Ей хотелось верить, что это все же будет Драко. У нее на это ушло немало лет, было еще немало бессонных ночей с Теодором. Когда-то в нем не было изъянов, и он казался действительно просто страстно любящим юношей, а когда-то... она видела перед собой холодного демона, который знает лишь одно тепло и это жар адской лавы. Когда же Гермиона призвала Драко... Как уже известно, ее догадка была подтверждена, и это стало еще одним ударом по ведьме.***
Грейнджер прикрыла глаза, вздыхая, проносясь мыслями по плану. Девушка глянула на рядом стоящего Малфоя, все такого же равнодушного и непоколебимого. Возможно не стоило ей тогда его призывать, а просто продолжать купаться в море лжи, делая вид, что она не замечает того, что с каждым годом становилось все очевиднее. - Пора, - наконец произнесла Гермиона. Малфой кивнул. В то же мгновение в Хогвартсе возникли волшебные звери, наполняя коридоры, кабинеты и комнаты. Их было бесчисленное количество, самые разнообразные фантастические твари, от которых некуда было деться. Они летали, ползали, бегали, находясь повсюду. Не было и яблоку куда-то упасть. Были безобидные, но были и опасные, вроде гигантских арахнидов. Звери конфликтовали между собой, пытались напасть на учеников, раздирали мебель, съедали книги и вообще все, что попадалось им на пути, что привело в итоге к буйству книг Запретной секции. Хогвартс погрузился в хаос, который доселе никогда не видывал. Ученики бегали туда-сюда, стараясь спасти, кто-то уже получил ядовитый укус, кого-то вот-вот уже были готовы сожрать, а кто-то старался отлепить от себя паразита. Учителя старались их спасти, но и сами едва ли выживали в этих "джунглях". И только Гермиона преспокойно гуляла среди всего этого природного разнообразия, никем не тронутая и не задетая. На ее губах светилась удовлетворенная улыбка, а глаза, прищурившись, спокойно наблюдали за происходящим хаосом. Рядом с ней возник Теодор, наклоняясь к ней и спрашивая: - Зачем тебе это?! - он пытался перекричать поднявшийся шум. Гермиона лишь пожала плечами и загадочно улыбнулась, растворяясь в этой толпе.