Его улыбкой можно было вскрыть вены на запястьях. Рэй Брэдбери
Алиса быстро стянула волосы в хвост и начала умываться, включив холодную воду. Это помогало быстрее проснуться и прийти в себя. Потом распустила волосы и расчесала — черные локоны уже опускаются немного ниже ключиц. Она помнит, как один раз хотела сделать хвост уже внизу, при Ганнибале, потому что забыла об этом, а он сказал ей, что не стоит. Она удивилась, но послушалась. Но вслед за этим воспоминанием пришло другое. «Возможно, это просто был кошмар». Ну да, конечно. И часто в кошмарах ты мило беседуешь с каннибалом, одетым в костюм извращенца? «Не факт, что это было… Может, может, это просто были…» Что? Он решил в три часа ночи свинью разделать? Не смеши. «И что мне теперь делать?» А какой у тебя выбор, дорогуша? Действительно, какой? Сдаться или бороться. Так было с самого начала, так есть и сейчас. Бунтовать и истерить бессмысленно. Она не знает, почему Доктор всё ещё держит её здесь, живую, но что-то подсказывает, что ненадлежащего поведения он не потерпит. Что ему будет стоить убить её? Отравить, задушить. Да перерезать горло в конце концов. Тривиально, но драматично. «Я ведь даже не смогу как-то воспротивиться». А ты не противься. «Да, спокойно буду стоять и смотреть, как он приближается с ножом». Мы обе знаем, что я говорила не об этом. Дэвл раздраженно вздохнула и начала переодеваться. Надежда, что Лектер ушёл, исчезает, когда она слышит шум, доносящийся с кухни, а потом и восхитительный запах бекона. — Доброе утро, Алиса. — Доброе. Очень вкусно пахнет. Он кивает, продолжая орудовать лопаткой в сковородке, а она идет к холодильнику и достаёт апельсиновый сок. — Как спалось? Одна капля насыщенного солнечного цвета падает на стол, но тут же впитывается полотенцем. Давай, расскажи ему про свой «кошмар». Она буквально кожей чувствует сарказм, как бы иррационально это ни было. — Как обычно, всё нормально. А тебе? Она прикусывает язык слишком поздно — сказанное не вернуть. Как глупо вести эту беседу, когда оба всё помнят и знают. Так происходит, когда двое переспали и на утро чувствуют неловкость и потому делают вид, что внезапно оба стали жертвами амнезии, но между тем каждый пытается ненавязчиво узнать у другого, как он к случившемуся относится. Тут только разница в том, что секса у них не было. Она просто увидела его, всего в крови. С кем не бывает? — Удовлетворительно. Она игнорирует легкую тень удивления в его голосе и жадно пьет сок, надеясь, что шум в ушах заглушит смех внутреннего голоса.***
— Я бы хотела прогуляться. Он оборачивается к ней. Алиса предполагает, сколько секунд у него уйдёт на то, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние и… И что? — Прямо сейчас или через какое-то время? Спокойный, прямой вопрос. Никакого недовольства, ничего. Почему? Он совсем не верит, что она может хотя бы попытаться сбежать? — Сейчас, — хочется сжать ладони, но он это сразу заметит. — Только переодеться нужно. — Хорошо, я подожду. Ей кажется, что она ослышалась. Какого черта происходит? У меня есть предположение. «Даже слышать не хочу». А зря. — Подождешь? Он уже обернулся обратно к книгам и потому бросает ей через плечо: — Да, пока вы переоденетесь. На улице, кстати, прохладнее, чем тогда, так что лучше наденьте черное пальто. Оно плотнее и лучше хранит тепло. Она ошарашенно смотрит на его спину в светло-кремовом пиджаке, ожидая, что вот сейчас он скажет, что это была шутка и чтобы она немедленно направлялась к себе. Но, честно признаться, она не помнит ни одного случая, чтобы Ганнибал так шутил, поэтому всё же уходит наверх. Нужно переодеться.***
Они в том же парке, что и тогда. Вся дорога устлана рыжими и коричневыми листьями и на деревьях их почти не осталось. Слова о погоде оказались абсолютной правдой — холодный ветер вынуждает прятать руки в карманы, периодически сжимая пальцы, и смотреть вниз, чтобы глаза не слезились. Ты могла бы что-то сказать. «Да? И что например?» «Отвратительная погода, правда?» или «Чья это кровь была на тебе ночью?» «Идея, конечно, блеск, но я воздержусь». Зря. Молча контакт не наладить. «Какой ещё контакт?! Я не собираюсь налаживать с ним какой-то контакт!» А как же «сдаться или бороться»? Чтобы бороться, нужно втереться в доверие, показать, что не ненавидишь его. «Это будет сложно, учитывая, что ненавижу». Не обманывай себя, дорогуша. Только время зря потратишь. — Замерзли? Она вздрагивает, хотя его голос спокойный и ненавязчиво пробивается сквозь шум листьев. Мозг быстро анализирует. Если она признается, что да, то они направятся домой и на этом прогулка будет окончена. И неизвестно когда повторится. А если соврёт, то максимум приболеет. А как насчёт того, что он расколет тебя сразу же? — Тут недалеко есть хороший ресторан. Там можно согреться и вкусно поесть. В его темных глазах ехидство — не иначе как понял ход её мыслей секундами ранее. — Это было бы очень кстати. Они сворачивают с дороги.***
Она не ела дорогую еду в ресторанах ни когда работала, ни тем более когда училась. Но она прожила достаточно в одном доме с мужчиной, который очень хорошо разбирается в еде и готовит — это хоть можно признать — просто невероятно. Алиса наблюдала, запоминала, кое-что пробовала сделать сама. Доктор быстро приучил её к высокой кухне и деликатесам. Воспоминание о столе и стерильно чистых, поблескивающих лезвиями в свете ламп, ножах, наводит ужас, но она душит его, подавляет и заказывает пасту с сыром, креветками и черри. Да, можно было заказать что-то с мясом. Какой-нибудь сочный бифштекс, например. Или грудку под чесночно-соевым соусом. Но воспоминание сделало своё дело. До этого она понимала, почему больше не ест мяса в доме Ганнибала, вместе с ним. Но сейчас она задумалась о том, сможет ли вообще когда-нибудь есть мясо и не ожидать подвоха, не чувствовать отголосков тошноты. Вино заказывает он, потому что на самом деле в этом она не разбирается совсем. Способна лишь отличить полусладкое от сухого и красное от белого, а на это много ума, конечно, не надо. — О чём вы писали во время работы? Она отвлекается от вида за окном, где листья, подхваченные ветром, кружат, то замедляясь, то ускоряясь, и смотрит на мужчину. «Он что, пытается завязать разговор?» Ну, кто-то же должен. Ответь. Она решает, что, в конце концов, это лучшее решение. Они в ресторане, разговаривают и можно притвориться, что всё в порядке. Что она не затворница, которую выпустили второй раз с момента заточения. — На самом деле, первое время мне давали тему или событие и я писала об этом. Прошло достаточно много времени, прежде чем мне позволили время от времени самостоятельно выбирать тему, которая мне по душе. — И какие темы вам по душе? Официант подходит с бутылкой, открывает её и разливает по бокалам вино насыщенного темно-рубинового цвета. Алиса вдыхает запах граната и сдерживает улыбку. — Оставьте. Он делает, как сказали, и молча удаляется. Взгляд Лектера напоминает, что он задал вопрос и не услышал ответа. — Вначале я брала какие-то шумные местные дела, связанные с праздниками и благотворительностью. А потом, — она закусывает губу, проводя пальцем по ножке бокала. Чувствует, что сейчас внутренний голос опять прорвется, чтобы выпалить нечто язвительное, и опережает это: — Потом я перешла на преступления. Пять слов виснут в воздухе намёком и напоминанием. То ли так действует смена обстановки, то ли ей уже становится плевать на собственную сохранность. Сомневаться в том, что Ганнибал намёк понял, не приходится. Дэвл делает глоток, с достоинством замечая, что рука не трясется. Он склоняет голову набок. — Продолжайте. «Он что-то затеял. Какая-то игра». Или ему просто понравилось, что ты не побоялась сказать прямо. «Ага, конечно. Сейчас по головке погладит в качестве похвалы». — Я освещала громкие дела: ездила на места преступлений, в отделы полиции, разговаривала с детективами. Мне хотелось писать не просто банальные, пустые фразы, а давать людям реальную информацию. — Вы считаете, они к ней готовы? — Как выяснилось, не все и не ко всей.***
— Господи, мисс Дэвл, иногда мне кажется, что с вами что-то не так. Он размахивает перед ней напечатанной статьей. Лицо покрылось красными пятнами от возмущения. Она же наоборот старается держаться спокойно и не проявлять много эмоций, зная по опыту, что так будет только хуже. — Но, мистер Паркинс… — Никаких «но», мисс Дэвл! Он — снова — затыкает, а потом обходит стол и садится в своё кресло. Пятна на лице понемногу сходят. Алиса отвлеченно замечает, что в этой рубашке он похож на большой баклажан. Мысль была бы забавной, да вот только ситуация неприятная. Кажется, очередную статью придется переписывать. Или вообще написать другую. — Это не то, что нужно, поймите же вы. Люди с утра хотят читать о погоде, моде, спортивных новостях. Да хоть и политике! Но им совершенно ни к чему портить себе настроение подробностями о жестоком убийстве. — Но тот, кто его совершил, на свободе. Гуляет по улицам, покупает продукты, знакомится. Они должны об этом знать! — И что? Что они сделают? Каждый начнёт шарахаться другого прохожего? Успокойтесь, мисс Дэвл, — он небрежно кидает бумаги на стол и достаёт сигарету. — Перепишите. Она глотает возмущение и разворачивается, чтобы покинуть кабинет. — Хотя нет, лучше возьмите другую тему. А это я поручу кому-то менее… впечатлительному. Дверь хлопает так сильно, что он роняет ещё не зажженную спичку. Наверное, сквозняк.***
Да, Паркинсон и дня бы не продержался наедине с Ганнибалом. Но зато тогда он бы тоже стал впечатлительным. Впечатлений бы ему хватило на всю оставшуюся жизнь. Если бы он выжил, конечно, что под большим вопросом. Злорадствие захватило её мысли и сама Алиса не призналась бы, но это было приятным. Им принесли заказы, но она не особо обратила на это внимание, продолжая вспоминать своего бывшего главного редактора, то, как часто он отказывал ей в какой-либо теме, и представляя, чтобы он делал, оказавшись на её месте. Губы невольно исказились в усмешке. — Кажется, вы недоговорили, Алиса. Он ведь и так уже всё знает или мне кажется? «Думаю, так». Значит, это тоже часть игры. Тогда продолжаем, дорогуша. — С преступлений, о которых итак все слышали, я перешла на более скрытные, неизвестные, но не менее ужасные. Их раскрытие было проблемным, потому полицейские не спешили делиться информацией даже о наличии подобных дел. Паста, покрытая сыром, таяла на языке. Образовавшаяся пауза не была неловкой. Они не спеша наслаждались едой. Девушка пыталась понять, нравится ли еда Лектеру по его лицу, но довольно быстро оставила это занятие. Всё равно он бы не ел, если бы ему не нравилось. Когда тарелка была пуста примерно наполовину, она облокотилась на спинку стула с бокалом и начала говорить снова, видя, что его внимание сосредоточено на ней. — Через год я услышала про серию изощренных, жестоких убийств здесь, в Балтиморе. Получить разрешение на поездку оказалось легко, — она слегка ухмыльнулась, — наверное, они слишком хотели избавиться от меня любыми способами. И это был весьма подходящий вариант, надо признать. Они оба знали, что было дальше. Её приезд, знакомство с Джеком, а потом — с Лектером. Сколько времени она провела, добывая информацию, проверяя её, прежде чем начала подозревать его причастность? Сейчас уже сложно вспомнить. Но тогда она не знала, что он наблюдал за ней, выжидал, подозревая, что она поймёт. И потому, когда оставался всего шаг до раскрытия дела, он оказался рядом. И она оказалась взаперти в его доме. Они доедали в тишине, которую мягко нарушала только тихо льющаяся мелодия в ресторане. Потом он помог ей надеть пальто, и его пальцы легли на её плечи и еле ощутимо коснулись волос, поправляя их. Алиса не вздрогнула, убеждая себя, что это потому, что тут много людей и бояться ей нечего. Они дошли домой быстро, потому что поднялся сильный ветер, а потом разделились по своим комнатам. Дэвл подумала, что раз они поели, то к ужину спускаться не нужно, и после душа переоделась сразу в ночную рубашку винного цвета. Она расчесала волосы и вышла из ванной, когда услышала стук в дверь. Секунда ушла на мысль, что не лучшая идея позволять мужчине видеть её в таком виде. — Секунду, пожалуйста. К этой ночной есть ещё атласный халат такого же цвета и, вспомнив это, девушка быстро подошла к шкафу и распахнула его двери. — Входи. Он окидывает её совсем не противным, но внимательным взглядом с головы до ног, и Алиса сплетает пальцы, чувствуя ужасную неловкость. Он уже видел её в более открытом платье хотя бы на том приеме, что устраивал, но это другое, потому что сейчас они в её спальне, а это не платье, а халат, который можно легко развязать. Обстановка кажется весьма интимной. — Я хотел предложить вам чаю или вина. «Это ни к чему, я уже ложусь спать», — почти срывается с её губ. Почти. Но внезапно в голове звенит мысль о важности момента. Алиса замирает, закусив губу, пока Доктор терпеливо ждёт решения. — Чай был бы кстати. Переодеваться казалось глупым, так что теперь она сидит в кресле, поджав под себя голые ступни. Руками обнимает кружку, от которой паром идет головокружительный запах мяты и мандарина, и смотрит на Ганнибала, который сидит напротив со своей кружкой. Он снова в костюме, только теперь в светлом и без пиджака. — Ты спрашивал меня сегодня о моей работе. Уже бывшей, не забывай. — А как насчёт тебя? Как и почему ты начал этим заниматься? Она позволяет двузначности повиснуть между ними на совсем короткое мгновение, но и этого достаточно, чтобы он всё понял. Когда-то, набравшись, наконец, достаточно смелости, она спросит. Не сегодня, но когда-нибудь. — Консультировать. Он улыбается.