Из глубины прошедших лет

Часть 4 Всю дорогу до гостиницы Штольман молчал. Он сорвался только когда они зашли в номер. — Княжеский бастард, бастард его Сиятельства… Какая честь!.. — с сарказмом выплюнул слова Яков. — Будь проклят этот Ливен! Будь проклят этот Штольман! — он стукнул кулаком по столу, около которого стоял. — Яков! Хватит!! — Что хватит?? Один плодил бастардов направо и налево, другой такого выродка и за человека не считал! Два… — Штольман грязно выругался. Анна смотрела на Якова во все глаза. Она не помнила, чтоб когда-то видела его таким разъяренным и уж тем более, не слышала, чтоб он употреблял подобные выражения. — Ну что ты смотришь?? Больше тебе не нужен княжеский ублюдок с чужой фамилией Штольман?? Пощечина прилетела внезапно. — Не смей!! Яков, не смей так говорить!! Не ты первый и не ты последний, родившийся таким образом! У тебя в отличии от других был хоть какой-то отец! Пощечина, видимо, привела Штольмана в чувство. Он сел на оттоманку и замер, вид у него был совершенно потерянный. Анна подошла к нему, обняла его и стала гладить по голове. — Анечка, прости меня… — голос Якова дрожал. — Аня, я был не нужен отцу, вообще не нужен. Он избавился от меня при первой же возможности. Теперь понятно, почему… Зачем он женился, я не могу понять до сих пор. Зачем она вышла за него замуж — тоже. Ни к моей матери, ни ко мне он не проявлял никаких чувств, он был сухим безэмоциональным человеком. Возможно, поэтому она и уступила князю. Уж князь-то явно знал, как очаровать женщину… Знаешь, я ее даже не осуждаю… — Яков, так может быть ей пришлось выйти замуж? Даже за такого, как Платон Штольман? — Ты имеешь ввиду, чтоб скрыть свой позор? Нет, я родился почти через два года после их свадьбы. Так что мотивов для этого брака я вообще не вижу. Это фарс какой-то, а не брак, иначе не назовешь. Аня, у меня не было детства, не было юности… Меня никто не научил любить. Матушка умерла слишком рано, а для отца я был пустым местом. Я не помню ни одного раза, чтобы он когда-то приласкал меня или, наоборот, наказал за мои проделки. Нет, никогда не выпорол, не накричал даже. «Ну что, Яков, ты опять провинился. Пойди подумай о своем проступке», — говорил он нейтральным голосом и смотрел на меня, как я сейчас понимаю, даже с какой-то долей брезгливости. Думаю, для него было большим облегчением, когда я достиг возраста, достаточного для того, чтоб меня приняли в пансион. Я помню, как он прощался со мной: «Яков, учись прилежно. Тебе больше не на кого рассчитывать кроме как на самого себя». Это был последний раз, когда я его видел. Представляешь, он не приехал даже тогда, когда из пансиона меня перевезли в Императорское училище правоведения. Наверное, его слова отложились у меня где-то, так как я учился действительно прилежно. Был среди первых учеников. Может, я надеялся, что этим добьюсь его расположения? Но нет, все напрасно… — Яшенька, бедный ты мой… — Аня, ты ведь меня не бросишь? Не бросай меня, пожалуйста. У меня ведь никого больше нет кроме тебя… — в голосе Якова послышались странные интонации. Анна села рядом с мужем и вытерла с его щек слезы, как он не раз прежде делал ей самой. — Вот глупый. Почему же я тебя должна бросить? — Из-за того, что мы сегодня узнали… Вдруг я буду тебе противен? — Яков Платонович, Вы же умный человек, но иногда такую чушь несусветную несете… Яша, как ты можешь быть мне противен, если я тебя люблю? Если я когда-нибудь плохо подумаю про тебя, то уж точно не из-за того, каким образом ты появился на свет. Тебе нужно будет это отпустить… Яша, может, ты выпить хочешь? Говорят, помогает. Штольман грустно улыбнулся: — Ну вот, докатился, что жена уже видит для меня утешение в бутылке. Знаешь, раньше бы я, наверное, напился в стельку. Как не раз бывало… Но при тебе не могу. Еще не хватало, чтоб ты меня видела пьяным… — И все же давай спустимся в ресторацию и закажем мне чай или кофе, а тебе коньяк. Пара рюмок тебе не помешает. Штольман ограничился двумя рюмками коньяка и молча ждал, пока Анна закончит десерт и кофе. Затем он накрыл ее руку своей и сказал тихо, с мольбой в голосе: — Аня, можно мы пойдем в номер? Я очень хочу быть с тобой. Мне сейчас это очень нужно. Не отвергай меня, пожалуйста… Яков был нежен с Анной как никогда. Он искупал ее в своей нежности… Каждой клеточкой своего тела она чувствовала любовь. Любовь Якова, которого, как сказал он сам, никто не научил любить… Анна смотрела на мужа, лежавшего рядом с ней. Яков поймал ее взгляд и робко спросил: — Аня, я тебе нравлюсь как мужчина? — Конечно, — не задумываясь ответила она. — Я же тебя люблю. — Я не про любовь. Находишь ли ты меня как мужчину привлекательным для себя? Я знаю, что я не красавец да и мне почти уже сорок… «Вот дурашка, — подумала Анна. — Спрашивает, будто до него я видела кучу мужчин и мне есть с чем сравнивать…» Если честно, раньше она как-то не задумывалась, каков Штольман под костюмом. Когда в затонской гостинице она впервые увидела его без одежды, наряду со смущением от увиденного, она была поражена, насколько он хорош. Это был совсем другой Штольман, не наглухо застегнутый для всех в прямом и переносном смысле, а красивый обнаженный мужчина с прекрасным телом. Он обнажился перед ней не только телом, но и душой. Хорошо сложенное мускулистое сильное мужское тело — это Штольман, и ранимая душа — это ее Яков, Яша… Глаза — как зеркало души, глаза, наполненные любовью, нежностью… и грустью… Грустью от периодически накатывающей на него неуверенности, как сегодня, будет ли он нужен ей всегда такой, какой есть… — Яша, я никогда не думала, что у меня будет такой красивый муж. Ты мне очень нравишься как мужчина, — она провела пальцами от плеча по груди и спускаясь к животу и ниже. — Ты мне веришь? Яков охнул: — Верю, верю! Не нужно больше доказательств, иначе мы никогда не посмотрим Петербург, как я тебе обещал.