Уважение злейшего врага — высшая похвала. Куда проще вызвать неприязнь, презрение и ненависть, в то время как уважение нужно заслужить. Мила могла бы гордиться тем, что отношение Кирилла Олеговича к ней поменялось. Если раньше он видел в ней беспардонную девчонку, все время вешающуюся на его сына, то теперь оценил Красовскую как достойного соперника. Только это уже не могло изменить планов Воронова-старшего на ее счет.
— Признаюсь, ты умнее, чем я полагал, — помешивая в чашке кусочек рафинада, сказал Кирилл Олегович. — Я в шоке, что ты пробралась так далеко, и не могу не признать, что твой пробивной характер достоин уважения. Если бы все сложилось по-другому, возможно, я бы пересмотрел свои взгляды относительно тебя как невесты моего сына. Я бы даже хотел, чтобы ты на меня работала.
Мила подняла на него взгляд, хотела съязвить, но говорить было слишком больно. Макар выбил ей зуб, рот был полон крови, сглатывать которую Мила уже не могла. Зато второй глаз стал что-то видеть. Макар сидел на диване рядом с ней, удерживая ее за руку.
Кирилл Олегович понял, что Красовская не в состоянии говорить, и распорядился, чтобы ей вкололи обезболивающего. Его заело любопытство, каким образом девчонка добралась так далеко. У него даже мысли не было, что Мила сумеет прилететь на Байкал. Пока Макар не обмолвился, что привез молоденькую девушку, которая отсиживается в его комнате, потому что на лодке ей стало плохо, у Воронова-старшего не было никаких подозрений. По чистой случайности Кирилл Олегович попросил Макара описать свою девицу, и, когда тот сказал, что она темноволосая, показал фотографию Милы.
Макар со всей силы всадил Миле в плечо иглу и ввел лекарство. Она поморщилась и потерла место укола, зато сразу почувствовала, как боль отступает. Странно, что Кирилл Олегович держал в кабинете такой сильный препарат. Для чего? У Милы появилась слабая надежда, что Воронов не убьет ее. Если бы он этого хотел, зачем тогда заботится, чтобы ей не было больно? Может быть, свекрушка передумал и сейчас благословит ее союз с Викингом? Бред, но так хотелось верить в лучшее.
— Говорить можешь? — спросил Воронов-старший, выждав несколько минут.
— Что нужно? — огрызнулась Мила, но язык плохо слушался, и прозвучало так, словно она пьяна.
— Хочу знать, как ты тут оказалась. Как я понял, ты представилась другим именем и сыграла на чувствах бедной супруги моего работника. Каким образом ты на них вышла?
— У меня были долгие две недели в больнице после того, как ты убил моего ребенка, и безлимитный интернет, — Мила гордо посмотрела в глаза Кириллу Олеговичу.
— Даже так?.. Удивительно. Я решил, что сломил тебя. Ты выглядела жалко.
— Я выглядела как человек, у которого есть чувства. Но вам это незнакомо. Чтобы вы знали, дорогой свекрушка, у меня и мысли не было играть по вашим правилам.
Мила сплюнула кровь на светлый ковер и улыбнулась, демонстрируя Воронову выбитый зуб. Он поморщился, но не отвел взгляда. Это был поединок. Мила демонстрировала, что пока не приняла поражения.
— Еще до того, как вы явились мне угрожать, я знала, что не успокоюсь, пока вас не уничтожу! — процедила она.
— Какие слова! Людмила, откуда столько смелости? — усмехнулся Кирилл Олегович, хотя что-то во взгляде девчонки заставило его усомниться в своих силах. Нужно было вывести ее из равновесия, ощутить перевес на своей стороне, ведь, черт возьми, так и было. — Твои биологические родители вряд ли передали тебе такие черты. Неужели Матвей воспитал?
Мила напряглась. Она никому не позволяла плохо отзываться о родителях, но понимала, что сейчас ее провоцируют. «Не играть по его правилам! Не играть по его правилам», — мысленно твердила она, как мантру.
Кирилл Олегович не сводил с Милы глаз, постукивая по столу кончиком своего «Паркера». Он ждал ребяческих эмоций, всплеска ярости, слез… Гордая Мила должна была превратиться в цирковую мартышку, показать его сотрудникам, что ее пафосные речи ничего не стоят. Только вышла осечка. Она молчала.
— Людмила, скажи, для чего все это нужно? Неужели ты ради мести рисковала жизнью?
— Это не месть. Если бы хотела просто отомстить, то вышла бы за вашего сына. Кстати, он сделал мне предложение.
Ее слова становились четче, а раны все меньше болели. Мила даже смогла выпрямиться и закинуть ногу на ногу. Она хотела выглядеть равной свекрушке, а не его жертвой.
— Вы помирились?! — удивился Кирилл Олегович, а его сердце забилось чаще. Сын по-прежнему был для него самым главным в жизни, пусть они уже давно не общались.
— О да… Жарко, страстно помирились.
— Можно без подробностей, — процедил Кирилл Олегович и глотнул остывшего кофе. — Почему тогда ты не успокоилась? Если мой сын решил на тебе жениться, зачем ввязалась во все это?
— Я люблю Костю, но даже с ним не смогу жить спокойно, зная, что Вам сходит с рук вся эта дрянь.
— Вот как? Справедливость восстановить решила? Идиотка! А я-то подумал, что ты не так глупа…
— Дело не только в справедливости. Дело еще и в солидарности. Я на своей шкуре испытала то, что чувствовала Лидочка, когда вы подослали к ней убийцу. А ведь мы с ней не единственные… Бибирев и наверняка другие. Я бы пошла в полицию, если бы знала, что мне поверят, или к Матвею. Но отец не решился бы вас разоблачить из-за Кости.
— Хочешь сказать, мой сын Матвею дороже, чем тебе? А как же великая любовь?
— Никто! Слышите! Никто не любит Костю больше меня! — Мила попыталась встать, но Макар толкнул ее обратно на диван, и она поморщилась от боли. — Именно потому что люблю его, я пошла на все это. Зная, какой вы мерзавец, я бы не могла выйти за Костю, потому что тогда пришлось бы скрыть, кто на самом деле его папаша. А это было бы предательством. Я знаю, что Викинг меня не простит, и его карьера будет разрушена, потому что вашу фамилию смешают с грязью, но в глубине души он будет знать, что я поступила правильно! Костя самый порядочный и честный человек из всех, кого я знаю. Он не заслужил такого отца.
— Что?! Ты серьезно думаешь, что я дам тебе уйти после всего, что ты тут увидела?! — Кирилл Олегович громко рассмеялся, и Макар поддержал его смех. — Дура! Ты подписала себе смертный приговор!
— Нет, — спокойно ответила Мила и улыбнулась. — Это начало вашего конца. Я записала на диктофон рассказ вашей шестерки про то, что вы тут организовали «БЦБК дубль два», сфотографировала сам комбинат, и вся эта информация уже в Москве. Ждите, совсем скоро выйдет разгромная статья, где будет подробно рассказано обо всем этом.
— Врешь…
— Не верите? Проверьте мой сотовый: в отправленных компромат на вас.
— Дрянь! — Кирилл Олегович запустил кофейную чашку в Милу, но она увернулась, зато на светлом ковре появились темно-коричневые точки.
— Вам же будет лучше, если не тронете меня, иначе вас будут судить за еще одно убийство!
— Вот как? И это твой козырь?! — Кирилл Олегович поднялся из-за стола и навис над Милой, как коршун. — Если меня будут судить, то повесят столько дерьма, что трупом больше, трупом меньше — разницы нет. Но разделаться с тобой — благое дело! Я был глупцом, что пощадил тебя в больнице. Нужно было избавиться от тебя, как от таракана!
Вот теперь Мила по-настоящему лишилась дара речи. Она надеялась, что после ее рассказа свекрушка побоится брать на себя ее убийство. Это был чудовищный просчет. От страха у Милы онемели ступни, ей стало невыносимо холодно, а воздух стал горчить. Она не хотела умирать и безумно боялась смерти.
— Макар, веди ее! — махнул рукой Кирилл Олегович и сам вышел из кабинета.
Макар поднял упирающуюся Милу и стал тащить ее к двери. Она пыталась сопротивляться, но тело так болело, что не получалось толком ударить своего конвоира. Мила попыталась ухватиться за косяк, но Макар ударил ее по рукам.
— Тебя все равно убьют, хочешь, чтобы перед смертью снова избили?
— Пусти меня! Давай договоримся!
— Может быть, я бы попросил, чтобы тебя кокнули быстро и без боли, но ты так подставила меня перед боссом… Да и сейчас у меня на тебя не встанет. Посмотри на свою рожу! — с отвращением кинул Макар и кивнул на стеклянную дверь шкафа.
Мила взглянула на отражение и не узнала себя. Лицо опухло, один глаз заплыл, губы стали похожи на кривые вареники. И вдруг стало обидно, что когда ее тело найдут и покажут родным для опознания, они ужаснутся такому видку. Пусть уж лучше свекрушка избавится от ее трупа…
Макар усадил Милу в машину, где уже восседал Кирилл Олегович. Никто не проронил ни слова, даже когда машина тронулась. Молчаливый водитель знал, куда нужно ехать. Милу привезли на пристань.
— Утопите меня? — наконец осмелилась спросить Мила, шагая за Кириллом Олеговичем, и подгоняемая его шестеркой.
— Давай шагай! — Макар толкнул ее в плечо, и она упала. — Кончай ломать комедию! Поднимайся!
— Хватит! — вмешался Кирилл Олегович. — Поднимай ее и тащи на пирс.
Макар безропотно подчинился. Он подхватил Милу под руку и потащил вперед мимо будки контроля. Мила больше не пыталась сопротивляться. На время она примирилась с судьбой и почувствовала безразличие. Но только на время… Макар отшвырнул ее, Мила, не успев подставить руки, упала лицом на доски, и в нос ударил неприятный запах влажной древесины. Было так больно, что она громко закричала и словно очнулась от своего собственного крика. Снова ей стало страшно, она отказывалась верить, что ее жизнь висит на волоске. Как маленькая девочка, Мила расплакалась.
— Ты слышала когда-нибудь про бетонные ботинки? — обратился к ней Кирилл Олегович.
— Что? — Мила непонимающе уставилась на него.
— Бетонные ботинки придумали американские мафиози в качестве наказания тем, кто перешел им дорогу, — Кирилл Олегович махнул кому-то в будке контроля, и оттуда вышел мужчина с тазом в руках. — Все очень просто: провинившегося ставили в ведро, таз, бочку, связывали руки и заливали его ноги бетоном. Потом, когда цемент застывал, человека сбрасывали в водоем.
Перед Милой поставили таз, наполненный бетоном, и Макар взмахнул рукой, приглашая в него наступить. Мила в ужасе отползла назад, и Кирилл Олегович довольно рассмеялся. Такой Красовская нравилась ему еще больше, чем в больнице. Он растоптал ее гордость, сбил спесь, и теперь она должна молить о пощаде.
— Не надо, — дрожащим голосом произнесла Мила. — Пожалуйста, не надо.
— Что-что? — Кирилл Олегович присел на корточки рядом с ней и приложил ладонь к уху, будто не расслышал. — Ты, кажется, хотела меня попросить сохранить тебе жизнь?
— Вы ничего не измените, если меня убьете. Я не врала, когда говорила, что в Москве все известно.
Кирилл Олегович кивнул Макару, и тот подтащил таз с бетоном к краю пирса, а потом поднял Милу на ноги и заставил наступить в цемент. Ее сапоги моментально увязли в тяжелой массе.
— По твоей милости меня ждут большие проблемы, но мой банковский счет поможет из всего этого выпутаться. И я хочу наказать тебя не за то, что ты вредишь моему бизнесу. Ты должна ответить за то, что поссорила меня с сыном. Все, что ты тут увидела, я делаю ради него. Супер-очищенная целлюлоза позволит Косте получить такие деньги, каких ему никогда не заработать, занимаясь разводами и наследствами. Он не станет продолжать мое дело, ты права, мой мальчик слишком честен для этого. Но и не надо. Я сумею выручить на сделках столько, сколько тебе и не снилось, а мой сын получит это по наследству. Состояние Константина Воронова будет сравнимо с богатством олигархов, и это даст ему власть. Я серьезно болен, но пока еще у меня есть силы, чтобы позаботиться о будущем Константина.
— Так вот откуда обезболивающие в кабинете… — догадалась Мила. — Вы умираете!
— Да, но ты этого не увидишь. Удумала тут… справедливость восстановить. А подумала о том, скольким людям я помог, когда возродил БЦБК? Взять хотя бы этих кретинов, которые за тебя поручились. Что бы с ними было без работы? Когда целлюлозный комбинат закрыли, тысячи людей остались без работы.
— Не прикрывайтесь благими намерениями. Вам наплевать на людей! — Мила немного осмелела. Краем уха она услышала какой-то шум в озере, похожий на рев мотора. Конечно, она могла ошибаться, но хотела верить, что ей на помощь мчится Викинг.
— Ты права, мне на них плевать, но ведь я действительно им помогаю. Эта шантрапа получает тут больше, чем на прежнем комбинате. Для них я бог и благодетель!
— Кирилл Олегович! — позвал Макар, но босс не стал его слушать.
— Твоими стараниями сотни семей потеряют кормильцев. Дети будут перебиваться дешевыми макаронами, а по праздникам сосисками!
— Кирилл Олегович! — снова позвал Макар. Он тоже услышал звук мотора и не мог медлить. Чужак был близко.
— В отличие от вас, мне действительно жаль этих людей! Но своим трудом они спонсируют убийц! — выкрикнула Мила.
— Кирилл Олегович! — Макар не выдержал и схватил Воронова-старшего за плечо. — Босс!
— Что?!
Но Кирилл Олегович уже все понял. Из-за выступающего в озеро полуострова вывернула моторная лодка и направлялась к пирсу. Макар достал из кармана куртки рацию и объявил тревогу. Из будки контроля выскочило два человека с автоматами и встали наизготовку, приготовившись открыть огонь.
— Нет! Не стреляйте! Там Костя! — закричала Мила.
— Что ты несешь?! Его там нет! — Кирилл Олегович взял Милу за грудки и тряхнул. — Врешь же?! Мой сын в Москве!
— Нет! Он узнал, где я, и бросился за мной. Не стреляйте, вы убьете его! Прошу…
— Они приближаются, босс. Нужно стрелять! — перебил ее Макар.
— Не сметь! — прорычал Воронов, не сводя глаз с Милы. — Ты наврала! Там нет моего сына!
— Он там! Не стреляйте! — Мила посмотрела на озеро. Лодка была уже почти у пирса, и она узнала среди десятка людей в черном своего Викинга.
— Тебе это все равно не поможет, гадина! — Кирилл Олегович размахнулся и столкнул Милу с пирса.
Она не сразу поняла, что произошло. Сначала боль от удара, когда свекрушка ее толкнул, а потом пронизывающий холод. Тело свело судорогой. Удивительно, как Мила успела задержать дыхание. Она стремительно опускалась на дно, и, как бы ни старалась работать руками, у нее не получалось всплыть. Дневной свет становился все более тусклым. С грузом на ногах шансов выбраться не было, но ведь цемент не успел полностью застыть! Миле удалось скрутиться и достать руками до таза, только никак не выходило освободиться от вязкого цемента. А легкие горели. Нужно было бороться, держаться, делать хоть что-нибудь. На ней были сапоги размером больше, они обхватывали икру, но в ступне оставались свободными. Мила уже опустилась на дно, когда сумела открыть молнию правого сапога и вынула ногу, но чтобы освободить вторую, сил не осталось. Виски пульсировали, легкие разрывало от боли, перед глазами поплыли сиреневые круги. Мила подняла голову, и ей показалось, что на нее надвигается большой темный кит. Он закрыл собой весь свет, и осталась только темнота.
Мила не почувствовала, как этот самый кит подхватил ее за талию и попытался поднять вверх, но она оказалась слишком тяжелой. Костя посмотрел вниз и понял, что им не давало подняться. Он нырнул глубже и ухватил левую ногу Малявки, но освободить ее от цементного сапога оказалось не так просто. Все же ему удалось избавиться от груза. Костя сам с трудом держался без воздуха под тяжелой массой воды, но у него открылось второе дыхание, когда пришло время поднять Милу на воздух. Сейчас жизнь Малявки в прямом смысле была в его руках.
Костя поднялся наверх и стал жадно ловить ртом воздух. Двое людей в черном затащили Милу на пирс, и один из них стал делать искусственное дыхание. Костя выбрался сам и опустился рядом, не сводя глаз с Милы.
Мужчины не плачут. Но из каждого правила есть исключения. Никто не мог усомниться в мужественности Воронова-младшего, даже когда он разрыдался, сжимая ледяную руку своей девочки. Она дышала, но он все равно боялся, что Малявка его покинет. Мимо прошел Кирилл Олегович. Он хотел задержаться и сказать что-то сыну, но полицейский молча указал ему на служебный катер. Костя даже не повернул головы в сторону отца.
Полиция прибыла благодаря Матвею. С районными властями он связался сразу, как только получил от Милы подтверждение, что Воронов возродил БЦБК. Прекрасно понимая, что у того наверняка есть крыша в полиции, Матвей сказал, что имеет на руках доказательства против Воронова и, если ему немедленно не помогут, копнет глубже, и полетят головы в фуражках. То ли испугавшись Матвея, то ли из доблести местная полиция организовала группу для ареста Воронова. Два полицейских катера присоединились к скоростной лодке, на которой Костя мчался к Миле.
Кирилл Олегович предпочел сдаться полиции, чтобы не навредить Косте. Только столкнув Милу в Байкал, он заметил, что сделал это на глазах сына. Воронов-старший с ужасом смотрел, как его обожаемый мальчик бросается за ней в ледяную воду, и не сомневался, что теперь сын никогда его не простит. В этот момент все потеряло для него значение. Макар и другие люди Воронова-старшего пытались оказать сопротивление аресту, но увидев бездействие босса, решили сдаться. Пока на Кирилла Олеговича надевали наручники, он смотрел на изумрудную воду, из глубин которой на поверхность всплывали лишь пузыри воздуха. Костя был там. Он мог погибнуть.
— Спасите моего сына! Он нырнул в озеро! — закричал Кирилл Олегович, но его никто не слушал. — Оглохли? Там мой сын! Вода холодная! Помогите!
Но полицейский только кивнул на озеро, откуда показался Костя с Милой. Кирилл Олегович с облегчением вздохнул. Милу стали откачивать, а Костя держал ее за руку. Вместе со всеми Воронов-старший молился, чтобы она очнулась, но не ради нее и не из чувства вины, а только из-за Кости. Мила закашлялась, исторгая из легких воду. Выжила.
Милу собирались перенести на катер, чтобы доставить на корабль, где ждала бригада медиков. Пока готовили носилки, Костя сжимал ее ладошку. Кирилл Олегович решил подойти к нему и попробовать хоть как-то оправдаться. Ему хотелось верить, что он не потерял сына навсегда, но полицейский этого не позволил.
Костя только мельком увидел отца, тот сидел в полицейском катере в наручниках и не сводил с него взгляда. Одними губами Кирилл Олегович произнес: «я люблю тебя», но Костя отвернулся. Такая отцовская любовь была ему не нужна. Сейчас весь мир сошелся в одной только смелой девушке, которая дрожала всем телом под колючим шерстяным одеялом.
— Потерпи, Малявка, скоро будем на корабле, там отогреешься, — ласково проговорил он, и Мила кивнула. — Теперь все будет хорошо.
Почти сутки Мила была в пограничном состоянии, то просыпаясь, то забываясь в болезненном сне. Ее лицо стало похоже на одну сплошную гематому, зато отеки спали. Только к вечеру следующего дня она окончательно пришла в себя.
— Твою мать, где я? — прошипела Мила, оглядываясь в пропахшей медикаментами светло-зеленой комнате, прекрасно понимая, что это больничная палата.
— Ты в больнице в Иркутске, — ответил Костя, который почти все это время был с ней. — Твой брат, Алиса и Матвей хотели прилететь за тобой, но я убедил их этого не делать. Когда ты немного окрепнешь, мы полетим домой. Московские клиники лучше.
— Ну уж нет. Я провела достаточно времени на больничной койке. Думаю, я могу лететь в Москву, а там покажусь врачу, и хватит.
— Мил, еще десять минут назад ты была без сознания. Пока окончательно не поправишься…
— Не указывай мне, Викинг!
— Я не указываю. Я забочусь!
— Спасибо, конечно, но я и сама могу о себе позаботиться.
— Ага, я вижу. Поэтому ты оказалась тут! — вспылил Костя, но взял себя в руки. — Прости! Прости, милая, я не хотел кричать на тебя. Я просто очень волновался. Если бы с тобой что-нибудь случилось…
— Спасибо, что вытащил меня. Ты настоящий Викинг, — Мила попыталась улыбнуться, но зашипела от боли. — Зуб. Адски больно.
— Ничего. До свадьбы сделаем тебе новый.
— До свадьбы?
— Ты забыла? — расплылся в довольной улыбке Костя. — Я сделал тебе предложение, а ты согласилась.
— Да, об этом… — Мила замялась и отвела взгляд. — Черт!
— Что такое? — нахмурился он.
— Викинг, вернемся в Москву, сходи к какой-нибудь ведунье или цыганке.
— Зачем?
— Чтобы сняла с тебя проклятье. Ты трижды делал предложение, и всегда все срывалось. Алиса, Жанна, я…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Викинг, я не могу быть с тобой, а выйти замуж и подавно. Я собираюсь засадить твоего папашу и буду главным свидетелем по делу целлюлозного комбината, а ты его сын. Конфликт интересов, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Я люблю тебя и был уверен, что ты меня тоже. Месть моему отцу важнее?
— Это не месть. Просто я не могу поступить иначе. Прозвучит пафосно, но я за справедливость. К тому же, это мой долг перед Лидочкой. Я ее терпеть не могла, но смерти не желала. Может быть, она была бы жива, если бы я не провоцировала ее, чтобы разлучить вас…
— Ты не виновата.
— Знаю, но только чувствую по-другому. И еще, Кость… Бюро… Ты же понимаешь, какой урон я нанесу твоему имиджу?
— Да плевать я хотел на бюро! Мне нужна ты!
— Это сейчас ты так говоришь, — по щеке Милы покатилась слеза. Она неприятно щекотала, но смахнуть ее у Милы не было сил. — Сейчас чувства затуманили нам разум. Ты тоже мне нужен, Викинг. Моя любовь к тебе никуда не делась. Она как злокачественная опухоль, ничем не вытравишь.
— Спасибо. Очаровательное сравнение, — пробубнил Костя.
— Я серьезно, Кость. Сейчас мы на эмоциях, но что будет дальше? Мы оба наворотили дел: сначала мой обман, потом беременность, в которую ты не поверил, ссоры, наш малыш, которого мы потеряли… Когда вернемся в Москву, все завертится с бешеной скоростью: показания в полиции, суды и прочее. У тебя будут проблемы на работе, а твой папа…
— Не говори мне о нем!
— Нет, буду! Это я его ненавижу и, признаюсь, немного злорадствую, что открыла тебе на него глаза. Но все равно он твой папа и любит тебя. Я буду выступать против него, а ты не имеешь права быть на моей стороне.
— После всего, что он сделал… Я никогда не забуду, как он толкнул тебя в воду…
— Да, он козел редкостный, но если ты сейчас встанешь против него… В общем, Викинг, он умирает. Не знаю, сколько ему осталось, я не врач… — Мила посмотрела на Костю и увидела, как он побледнел. Она тут же пожалела, что так выпалила новость, не щадя чувств любимого.
— Он умирает?
— И хотел обеспечить тебе безбедное будущее. Даже представить не могу, какие там деньги.
— Почему он мне ничего не говорил?!
— Не знаю. Как ты мог заметить, твой папашка вообще скрытный тип.
— Малявка!
— Прости-прости… Но, Кость, будет неправильно, если мы сейчас сойдемся. И тебе, и мне нужно успокоиться. Мы должны разобраться в своих чувствах. Сейчас ты твердишь, что любишь меня и бюро не так важно, но не изменишь ли своего мнения, если окажется, что я разрушила твою карьеру? Конечно, ты не скажешь мне этого и несмотря ни на что будешь самым лучшим на свете мужем, только любовь твоя пройдет, а я не смогу так жить. Я же чувствую тебя, Викинг.
Мила уже не могла сдерживаться и разрыдалась. Костя поднес к губам ее руку и стал целовать холодную ладошку. Он не знал, как успокоить свою девочку, тем более она говорила такие важные и до последнего слова верные вещи.
— Я же не переживу, если ты будешь со мной только из чувства долга. Твои глаза, губы, то, как ты напрягаешь шею, морщишь брови до смешной морщинки, улыбаешься одними уголками губ, если что-то задумал, барабанишь пальцами по столу, когда волнуешься — все это я знаю. Ни Алиса, ни Лидочка, ни Жанна не знали тебя так, как я… Викинг, ты врос в меня, как будто кто-то расщепил тебя на молекулы и ввел это все мне под кожу. И… и…
Мила прерывисто задышала. Из-за истерики разболелась голова, и в висках неприятно запульсировало. Костя крепче сжал ее ладошку и уже был готов звать медсестру, но Мила не дала ему подняться.
— Викинг, больше всего на свете я хочу быть с тобой, но только если это будет правильно. Нам обоим нужно время. Нам нужно пережить то, что нас ждет. Если после всего этого ты действительно захочешь на мне жениться, то я скажу тебе «да», но пока не могу. Прости…
— Что теперь? — с трудом спросил Костя.
Мужчины не плачут, и Костя это знал, но было так больно, что хотелось плюнуть на все стереотипы и показать Малявке свои чувства. Его разрывало изнутри, земля уходила из-под ног. А ведь еще год назад его жизнь была совершенно другой, пронизанной стабильностью и уверенностью в следующем дне. Но потом появилась Мила и перевернула все с ног на голову. Она забрала его спокойствие, растоптала все устоявшееся, разорвала на мелкие клочки то, что он годами создавал. И вроде бы Костя мог вернуться к прежнему, но теперь все то, что у него было до Милы, потеряло краски.
— Не знаю… Давай договоримся встретиться через три месяца после того, как твоему отцу вынесут приговор, в кафе у бюро. К примеру, в три часа дня.
— Ты серьезно? Мил, мы же не герои кино.
— Да, Викинг, но так у нас будет возможность во всем разобраться. Если мы оба поймем, что хотим начать отношения сначала, то придем. Если нет, то ни один из нас не предъявит никаких претензий тому, кто не пришел. Викинг, я пойму, если тебя не будет… И лучше действительно не приходи, если не будешь уверен.
***
Ты отдал мне свою любовь.
Мое желание неизменное и твердое,
Когда я рядом с тобой,
Я уже все то, чем только могла стать.
Четыре месяца спустя
Перед выходом из дома Мила снова посмотрела на себя в зеркало. Прическа, макияж, ярко-желтое струящееся платье, босоножки на десятисантиметровой шпильке — она выглядела безупречно. Матвей выглянул в прихожую и улыбнулся.
— К нему? — спросил он.
— Пап… — протянула Мила.
— Что? Ты сама рассказала мне про три месяца. Я умею заглядывать в календарь.
— Я иду по делам и пока не знаю, с какими новостями вернусь.
— Надеюсь, что с хорошими. Людмила, мне нравится жить с тобой, но я буду куда счастливее, если вы с Костей помиритесь и ты переедешь к нему.
Последние четыре месяца Мила жила с отчимом. По официальной причине потому, что продала свою квартиру, чтобы Матвей выплатил долги за операцию по аресту Воронова-старшего. Несмотря на немалые средства, которыми он располагал, аренда двух вертолетов и авианосца была ему не по карману, пришлось платить издержки, и Мила, чувствуя себя обязанной, помогла отчиму расплатиться. Другой, неофициальной, причиной было то, что она боялась оставаться одна. Пока Мила жила мыслью о разоблачении Кирилла Олеговича, она не позволяла страхам взять над ней верх, но вернувшись в Москву, уже не могла спать спокойно, если рядом не было близких. Даже большой жирный рыжий Вик не мог уберечь ее от кошмаров.
Матвей был рад, что Мила перебралась к нему. Конечно, он не поддержал затею с продажей квартиры и утверждал, что сам справится с долгами, но все же уступил, когда понял, что должен принять помощь падчерицы ради нее самой. Так Мила перестала терзаться угрызениями совести из-за того, что заставила его волноваться и переполошить столько людей.
— Пап, пожалуйста, не строй иллюзий. Я правда не знаю, как все обернется.
— Он придет, не сомневаюсь, — Матвей поцеловал Милу в макушку и усмехнулся тому, как она отпрянула, чтобы поправить прическу.
— Позаботься о Вике! — кинула она и выскочила из дома.
Пока Мила ехала до центра, она думала о том, сколько всего произошло за эти месяцы. Свекрушке дали хороший срок, правда, под суд пошел только он и его приближенные. Партнеры по бизнесу удивительным образом испарились, сделав из него козла отпущения. Возможно, он сам согласился на такую роль, чтобы обеспечить себе безопасность.
Целлюлозный комбинат снова закрыли, и сотни людей вновь остались без работы. Мила связалась с Инной и предложила ей помощь, но та, когда узнала, по чьей вине их семья лишилась кормильца, не захотела ее слушать. Зарплаты в «Новом времени» Миле не хватило, чтобы как следует помочь Инне и Филиппу, но она пообещала себе, что не забудет о них и обязательно что-нибудь придумает.
По вине Милы без работы остались не только работники комбината. Бюро Кости терпело колоссальные убытки. Как только полиция начала проверки документации Бюро Вороновых, клиенты стали отказываться от их услуг, доход стремительно падал. Как крысы с тонущего корабля, первыми из бюро сбежали ведущие адвокаты. Костя молча подписывал заявления на увольнения. По иронии судьбы с ним остался только штат секретарей, держать который в полном составе не было ни нужды, ни возможности. Костя в одиночку брался за ведение даже самых мелких дел, снизил стоимость своих услуг, только чтобы получить новых клиентов, но все равно не мог удержать бизнес на плаву.
Обо всем этом Мила знала от Алисы. С Костей она не общалась с того дня, как он привез ее в Москву и передал родным. Они виделись в суде над Кириллом Олеговичем и пару раз в полиции при даче показаний, но только обменивались легкими приветствиями. И вот сегодня должна была состояться их встреча… или не состояться.
Мила припарковалась у соседнего здания, вышла из машины и не спеша направилась к кафе. Чем ближе она подходила, тем сильнее дрожали коленки. Она так боялась, что Костя не придет, хотя еще сильнее переживала, что он там будет. Остановившись у большой стеклянной витрины, Мила заглянула в кафе.
Костя, как всегда элегантный и мужественный, сидел за их обычным столиком и не сводил глаз с двери. Даже в такой жаркий летний день он не позволил себе избавиться от костюма, и Мила с трудом сглотнула, чувствуя забытую за эти месяцы тяжесть внизу живота. Все это время у нее никого не было, и теперь тело дало знать, как сильно соскучилось по мужским ласкам. Миле хотелось немедленно сорваться с места и броситься к своему Викингу, но что-то ее останавливало. Она всегда думала, что счастье Кости в ее руках, что именно она будет ему идеальной женой, но только сейчас поняла, как сильно ошибалась. Ее любимый изменился за время их разлуки, и никакая одежда не могла этого скрыть. Его лицо осунулось, он похудел, а в глазах была грусть. И виной всему она — Мила. Так имела ли она право и дальше портить Косте жизнь? Или лучше дать ему возможность все начать сначала? Он сильный и обязательно справится.
Мила развернулась и со всех ног бросилась обратно к машине. Еще год назад она была готова на все, только бы быть со своим Викингом, а теперь второй раз отказывалась от собственного счастья. «Так будет лучше. Так ему будет лучше», — твердила она себе, мчась домой.
Матвей не ждал падчерицу столь рано, но по ее заплаканному лицу все понял, но понял неправильно. Он решил, что Костя не явился, и Мила не стала его переубеждать. Пусть лучше думает так, чем пытаться объяснить, как обстоит все на самом деле.
— Милая, не плачь… Может, у него просто не получилось прийти?
— Не важно. Я сегодня только пострадаю, а завтра все будет хорошо. Может, закажем роллов?
— Хоть целый японский ресторан, — улыбнулся Матвей и погладил Милу по голове. — А с Костей погоди ставить точку. В субботу поедешь на день рождения Димочки, и там вы встретитесь. Он увидит, что потерял…
Ровно год прошел с того дня, как Мила приступила к выполнения своего коварного плана по завоеванию Викинга. И вот она снова мчалась на дачу к Суворовым с подарком для любимого племянника.
В этот раз темой праздника были пираты. Участок был украшен черными флажками с Веселым Роджером, несколько старых деревянных лодок, которые откуда-то притащили Алиса и Денис, играли роль настоящих фрегатов, а под большим деревом стоял сундук со сладкими сокровищами. Дети, наряженные в тельняшки и треуголки, носились вокруг Дениса, одетого одноглазым пиратом, а Алиса в длинном платье с завязанным на бедрах платком и больших круглых клипсах снимала это на камеру.
Стоило Миле войти, как к ней бросился Димочка. Он был так рад любимой крестной, что не дал ей даже поздороваться со взрослыми гостями и сразу потащил играть. А Мила совершенно этому не сопротивлялась.
— Дим, дай своей тетушке хотя бы со всеми поздороваться. Потом она поиграет с вами, если захочет, — строго сказал Денис.
— Ничего, я только рада, — отмахнулась Мила и побежала за Димочкой.
На самом деле она дико боялась подходить ко взрослым, ведь среди них мог быть Викинг. Хотя они договорились вести себя так, будто между ними ничего не было, если не придут на встречу в кафе, Мила знала, что не сможет. Последние несколько дней она только и думала о том, что было бы, если бы она подошла к нему в кафе. Она уже не была так уверена в своем решении и страдала всем сердцем.
— Зайка, скажи, а дядя Костя там? — шепотом спросила Мила.
— Нет, — надулся Димочка. — Он не приедет.
— Вот как? Почему?
— Не знаю. Сказал, что подарок мне привезет, но не приедет. А я ведь хотел, чтобы он был капитаном Барбоссой.
Мила догадалась, что Костя не приедет из-за нее. Извинившись перед детьми, она ушла в дальнюю часть сада, где никого не было. Ей хотелось побыть одной просто для того, чтобы собраться с духом и вернуться к гостям, но у нее ничего не вышло. Она села прямо на землю и, облокотившись о дерево, разрыдалась.
— Вот ты где. Даже не поздоровалась с нами! — Алиса опустилась рядом с Милой и протянула ей стакан с соком. — Чего рыдаешь?
— Сама знаешь…
— Знаю. Ты чувствуешь вину за то, как поступила с Костей, — холодно отчеканила она, и Мила дернулась от ее тона, как от хлыста. — Он звонил вчера, предупредил, что не придет.
— Из-за меня…
— Ты в курсе, что он прождал тебя до десяти вечера? Думал, вдруг ты передумаешь и придешь.
— Я приходила, — прошептала Мила.
— Что?
— Говорю, что приходила, но не смогла подойти к Косте. Я принесла ему столько несчастий. Ему будет без меня лучше.
— Ты серьезно? После всего, что ты сделала, после всего, что выстрадала и выстрадали другие?
— Алис, что ты хочешь? Мне и так хреново! Хватит меня мучить! Мне жаль, что Викинг из-за меня не пришел. Димка так ждал его. Надеюсь, нам не придется теперь делить ваше время, чтобы не пересекаться.
— Мила, Кости нет не из-за тебя. У него дела в бюро. Как ты знаешь, он остался один и сейчас ведет сразу несколько дел. В понедельник у него слушания. Все по мелочи, но готовиться надо.
— Совсем один?
— Как адвокат — да. А так остались Лиза, секретарь, и бухгалтер Татьяна Васильевна. Остальной штат пришлось сократить. Сейчас Костя пытается поправить дела, но из-за того, что бюро ассоциируется со скандалом, выходит неважно. Но у него есть идея, как все исправить. На прошлой неделе он встречался с моей мамой и предложил ей вновь стать партнером в бюро.
— Твоей маме? Серьезно?
— Да. Они вычеркнут фамилию Воронова и появится «Адвокатское бюро "Елисеева и партнеры"». Все уже забыли о прошлых маминых проблемах, а вот о прежних успехах они громко заявят. Правда, тут есть небольшая загвоздка — ей нужно подтвердить степень, ведь мама столько лет не практиковала.
— Она, наверное, счастлива?
— Еще бы. Уже обновила гардероб, — рассмеялась Алиса. — Но все равно пока у Кости масса мелких дел, которые отнимают все его время: просроченные штрафы, пьяные дебоши и прочая ерунда, за которую раньше он бы не взялся.
— Хм… ему нужна с этим помощь? — Мила закусила губу и опустила голову, чтобы подруга не заметила ее ехидного взгляда.
— А ты как думаешь?
— Думаю, что мне надо устроиться в «Адвокатское бюро Елисеева и партнеры»! — радостно заявила Мила.
— А как же твоя работа в «Новом времени»? — нахмурилась Алиса.
— Ее больше нет. Меня уволили на той неделе, я тебе пока не говорила.
— Уволили? Серьезно? За что?
— Ну ты помнишь, мы готовили материал о поборах в московских школах? Перед выборами мэра нам настоятельно рекомендовали его не публиковать, и наш главред, жирный индюк, пошел на уступки. Но, черт возьми, я неделями копалась во всем этом дерьме, а Санчо написал такую статью…
— И ты ушла из-за этого? Но, Мил, они могли опубликовать статью позже…
— Нет, Алиска, я же говорю, меня уволили. Когда нашу статью завернули, я дождалась верстки макета крайнего номера и после того, как его утвердил главред, сказала, что у меня от него поручение заменить материал о парковой программе на нашу статью.
— И?!
— Что «и»?! В тех школах начались проверки, а меня рассчитали. Санчо пытался за меня заступиться, но я и сама подумывала уйти. Журналистика — это не мое.
— Сумасшедшая! — рассмеялась Алиса.
— Может быть… Слушай… Как бы тебе сказать… Только не обижайся! — Мила стала нервно теребить край кофты, и Алиса приготовилась к очередному безумному признанию подруги.
— Что такое на этот раз?!
— Можно я уеду? Я Димку очень люблю и завтра обязательно приеду с большим и вкусным тортом, но сейчас мне надо уехать!
— Думаю, Костя еще в офисе, — улыбнулась Алиса.
— Спасибо, ты настоящий друг! А Дену скажешь сама, что я уехала, а то не отпустит еще…
— Мил, тебя невозможно удержать. Ты как атомная бомба! Да и Денис будет только рад. Его отношение к Косте сильно поменялось после того, как он спас тебя. А теперь беги, не теряй времени!
Мила сразу помчалась в бюро, даже не переодевшись во что-то более подходящее для офиса. Какая разница, что на ней майка и шорты, ведь главное, что явится она сама! В субботу офисное здание почти пустовало. Знакомый охранник пропустил Милу по старой памяти и пообещал не предупреждать о ее визите Костю. Хоть это было не по уставу, но когда Мила его поцеловала, он забыл обо всех правилах.
Никогда еще лифт не казался таким медленным. Мила нервно постукивала кроссовком по полу, наблюдая, как одна за другой загораются кнопки этажей. Наконец двери открылись, и она вылетела в холл.
Здесь все так изменилось за последние месяцы. Раньше весь этаж принадлежал бюро Вороновых, сейчас же Мила оказалась у указателя с обозначением разных компаний. Костино бюро теперь было одним его кабинетом с приемной. Удивительно, что бизнес, который строили два десятилетия, оказалось так легко разрушить. Ведь прошло всего четыре месяца. Мила перевела дыхание и пошла к Косте.
Приемная была уже пуста. Мила улыбнулась своему бывшему рабочему месту и, не удержавшись, села в свое старое кресло. Лиза его подняла, и теперь оно показалось Миле чужим. Хотя так оно и было… Чужое кресло, чужая работа, а Костя? Он тоже чужой?
— Татьяна Васильевна, это вы? — послышалось из кабинета, и Мила замерла, словно застигнутая на месте преступления. — Вы что-то забыли?
Нужно было ответить, а еще лучше сразу зайти к Викингу. Она это понимала, но будто приросла к креслу. Только его размашистые шаги, приближающиеся к двери, заставили ее подскочить с кресла. Они столкнулись в дверях Костиного кабинета, и если бы он не подхватил Милу, она бы рухнула на пол.
— Мила? — удивился Костя, все еще смыкая руки на ее талии.
— Привет, — смущенно ответила она и отвела взгляд.
— Что ты тут делаешь? — нахмурился он и все-таки отпустил Милу.
Он боялся ее ответа, потому что не знал, чего ждать. В кафе на встречу Малявка так и не пришла, и Костя потерял надежду, что у их отношений есть будущее. Он не собирался нарушать условий их старой договоренности, как бы ни хотелось рвануть к ней и заставить объясниться.
Мила отшагнула, поправила задравшуюся футболку и прочистила горло. Ей было страшно, что сейчас Викинг ее отвергнет. Какой бы сильной она ни старалась быть, на деле была все той же по уши влюбленной девчонкой.
— Викинг, я пришла устраиваться на работу. К тебе. Адвокатом. Тебе же нужны адвокаты?
— Ты?.. Хм… Зайди, — Костя отошел от двери и жестом пригласил Милу в кабинет.
Такого поворота он не ожидал, но чувствовал, как в его душе что-то воскресает. Заваленный работой скучный вечер вдруг приобрел новые краски. Еще полчаса назад Костя с сожалением думал, что остался один в пустом офисе, теперь был этому рад.
Мила проскользнула в Костин кабинет. Там практически ничего не изменилось, только появился еще один шкаф и тумба, заваленные папками. Как догадалась Мила, это все дела, которые сейчас были в бюро. Костя подошел к своему столу, но не стал за него садиться. Он не хотел, чтобы между ними с Малявкой стояло хоть что-то, и Мила это поняла, поэтому осмелела.
— Ну так что? Возьмешь меня? — кокетливо поинтересовалась она, специально упустив в вопросе «на работу».
— Разве ты не работаешь корреспондентом?
— Больше нет. У меня другая страсть…
— Юриспруденция? — Костя изогнул бровь, с трудом сдерживая улыбку.
— Именно! — отчеканила Мила и грациозно закинула ногу на ногу. Костя ослабил узел галстука.
— А тебе не говорили, что устраиваться на работу не стоит в таких… кхм… откровенных нарядах? Во всяком случае, если ты хочешь именно работать, а не что-то иное.
— Я хочу работать! — выпалила Мила, но потом расслабилась и улыбнулась. — И, может быть, что-то иное.
Костя окончательно снял галстук. В кабинете стало невыносимо жарко. Он не сводил с Милы глаз, и она, чувствуя такое внимание Викинга, нетерпеливо поерзала в кресле. Они оба хотели большего и из последних сил держали себя в руках.
— Хорошо. Ты принята, — наконец сказал Костя.
— Отлично! — Мила хлопнула в ладоши и томно добавила: — С чего начнем?
— С вон тех папок, — Костя указал на огромную стопку на тумбе сзади Милы.
— В смысле? Ты сейчас серьезно? — нахмурилась она.
— Серьезней некуда, Красовская. Начинай разбираться.
Мила тяжело вздохнула и, подхватив папки, хотела направиться к двери, но Костя ее окликнул.
— Что еще? — недовольно спросила она.
— Работать здесь будешь. Как ты могла заметить, у нас в распоряжении только два кабинета. Там Лиза и Татьяна Васильевна, так что тебе придется временно сидеть со мной, — Костя шагнул к ней и оказался так близко, что аромат его одеколона смешался с запахом ее духов.
— Да?
— Угу… Так я смогу за тобой следить.
— Следить?
— Да, — Костя забрал у нее папки и опустил их обратно на тумбу. — Теперь, Малявка, от меня не сбежишь.
— Теперь, Константин Кириллович, я никуда сбегать не собираюсь.
___________________________
В работе использованы реальные события, но в контексте выдуманного сюжета.
Правда:
Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат получил широкую известность как крупнейший источник загрязнения Байкала.
Комбинат прекратил свою работу 25 декабря 2013 года. 28 декабря 2013 года Председателем правительства России Владимиром Путиным было подписано распоряжение о создании на территории закрывшегося комбината экспоцентра «Заповедники России».
49% акций Байкальского ЦБК принадлежит государству в лице Росимущества, 51% — у инвестиционной компании «Континентальинвест» Николая Макарова.
В июле 2010 года Альфа-банк выкупил реестровую задолженность БЦБК перед ЗАО «Райффайзенбанк» на сумму 327 млн. рублей и стал контролирующим кредитором БЦБК.
С целью установления контроля над финансовыми потоками БЦБК на посты исполнительного директора, финансового и коммерческого директоров комбината сразу же были назначены люди, представляющие интересы банка. Сегодня БЦБК находится под полным финансовым и операционным контролем Альфа-банка, собственники от управления были отстранены.
Около 2000 человек остались без работы после закрытия БЦБК.
Город Байкальск, где БЦБК был крупнейшим поставщиком рабочих мест, ежегодно покидают местные жители, и если на месте целлюлозного комбината не откроют другое предприятие, город просто опустеет. Согласно федеральной программе по развитию моногородов, в городе планируется строительство объектов туризма и двух заводов по розливу байкальской воды. Также планируется создание тепличных хозяйств и предприятий по переработке садовой земляники. Несмотря на предпринимаемые меры по улучшению экономической ситуации в городе, население продолжает стремительно сокращаться. Наиболее активные люди — молодежь с высшим образованием — уезжает в большие города. Обратная миграция — за счет пенсионеров из северных депрессивных населенных пунктов — не покрывает убыль населения.
На данный момент территория БЦБК перекрыта. На месте комбината так ничего и не было построено.
Ложь:
Не существует никаких сведений, что кто-либо пытался продолжить производство супер-очищенной целлюлозы на Байкале. Все герои истории вымышлены.
Проблема БЦБК стала важной темой дискуссий второй половины ХХ века. С одной стороны на чашу весов была поставлена экология чистейшего пресноводного озера планеты, настоящего чуда природы; с другой — добыча уникального материала супер-очищенной целлюлозы, тысячи рабочих мест, жизнь целого города.
