Женщины часто занимаются sex

— Дура, чего ты дуешься? — спрашивает ее Крэйг между уроками. Он садится рядом с ней на скамейку, и ей приходится пододвинуться, чтоб дать ему место. У нее сейчас история, и это очень сильно не нравится ей. Триша подумывает опоздать на нее, потому что ей даже лень идти. Еще ей очень не хочется смотреть на новую отвратительную парочку. При этом она понятия не имеет, что там у брата, да и ей плевать, как и ему на нее.  — Че? — Триша делает вид, что не знает, о чем он, а потому сует ему средний палец под нос. Это молчаливая баталия их тяжелых взглядов, но она ничем не заканчивается, потому что выражение глаз у них абсолютно идентично. Триша знает, что немногие могут выдержать мрачное лицо брата, но она-то в курсе, что он на самом деле слащавый безобидный придурок. Вообще-то она куда серьезнее, чем он. Крэйг, в принципе, очень сильно похож на их холодную отстраняющуюся мать, которая вообще-то очень ранимая. Триша же просто грубоватая и равнодушная, а задеть ее можно, но она не носит звания ледяной королевы. Она знает об этом прозвище, и ее это очень смешит. Ее брат слишком нелепый. Из него дерьмовая царская особа, хотя про голубую кровь верно подмечено.  — Ниче, — отвечает он ей, первый сливаясь. Триша слегка кривит губы в улыбке. Они сидят в тишине на скамейке и пялятся на стену. Это молчание достаточно комфортное, потому что так выглядит все их общение, но, наверное, сегодня не тот день, а потому брат снова делает попытку спросить, почему она сидит одна, с таким страшным лицом. Триша хочет ответить, что это ее обычное выражение, но, вообще, он прав.  — У нас история.  — Так прогуляй, — фыркает Крэйг, будто это очевидно. Трише нравится эта идея, но ей не хочется бродить в одиночку по школе, что она и говорит ему в итоге. Тогда брат невзначай пожимает плечами.  — Можешь побродить со мной. Триша очень выразительно поднимает бровь, но вариант неплохой. Ей совершенно не улыбается смотреть, как Карен и Айк мурлычут что-то друг другу. Ее начинает от этого подташнивать.  — А ты что прогуливаешь? — решает уточнить она.  — Хрен его знает. Это очень в духе брата, а потому выспрашивать бесполезно. Она лишь понимающе кивает.  — А Кенни где?  — Хз, шляется где-то с жиртрестом. Они же типа лучшие друзья, все дела. Карен немного интересно, а почему они не могут погулять втроем, но, задумываясь, она и сама осознает, что тусить с Картманом это типа…фу. Так или иначе, они сидят вместе, пока звонок не начинает трещать. Коридор мгновенно заполняется людьми, которые идут туда-сюда в течение примерно двух минут, а после пустеет.  — Это называется плохое влияние, — внезапно говорит Триша.  — Да, я в курсе, но мне плевать, — пожимает плечами Крэйг и встает. Ей не остается ничего другого, а потому она тоже поднимается с места, потягивается и зевает, поправляя спадающий рюкзак и закатывая рукава бирюзовой толстовки.  — И куда мы пойдем? — спрашивает Триша, стараясь успевать за Крэйгом; будь прокляты его длинные ходули.  — Ну, я покурить хочу, так что сгоняем к черному входу. Триша морщится, потому что выходить в эту слякоть ей совершенно не хочется. Она осведомляет об этом брата, но тот, упрямый осел, только отмахивается.  — Я не хочу в туалет. Там нас, скорее всего, заметят, а потом вломят пиздов. У нее нет выхода, так что она спускается вместе с ним на первый этаж, где почти никого и не наблюдается. Вообще, курилку она посещает нечасто, практически никогда. Кажется, только из-за брата, когда они вместе ходят домой. Они проносятся мимо раздевалки, и Триша жалеет, что она закрыта. Вообще-то, у них обоих куртки находятся там, а в толстовках они, вероятнее всего, замерзнут, но они два равнодушных человека, которые привыкают игнорировать некоторые свои потребности. Открывая дверь, их встречает ледяной порыв ветра. Никто из них даже не шевелится, но каждый в глубине кричит от всей души. По крайней мере, Триша чувствует, как вся покрывается мурашками. Они оба спускают рукава и суют ладони в карманы, разве что Крэйг одну держит на холоде, чтоб нормально курить. Ей он не предлагает, потому что знает, что Триша к сигаретам относится со скептицизмом. Она пробует, но так и не понимает, а в чем, собственно, прелесть. Она не кашляет как многие в первый раз, но в горле першит, а голова кружится, и Такер становится как-то хреново. Где в этом находят кайф другие, она не понимает. Зато Триша в курсе, что ее брата часто дразнят за клубничный привкус. Он слишком слащавый даже для стереотипного педика, но она не говорит ему об этом, иначе он толкнет ее в лужу.  — Лучше бы я была на истории, — жалуется она, когда очередной порыв ветра чуть не сносит ее с крыльца.  — Я тебя не держу, — цедит Крэйг.  — Уже поздно, — буркает Триша. На самом деле, она просто уже не хочет возвращаться с опозданием. Это неловко, а ей все равно, наверное, поставят пропуск. Компания брата хоть и нудная, но все же лучше, чем сидеть одной на скамейке. Если что, она всегда сможет свалить вину на него, хотя это, в принципе, не в ее духе. Триша пинает мелкие камешки с крыльца, ежится в толстовке и косится все чаще на дверь. Брат неторопливо курит, но она видит, как он сам подрагивает от холода. Он более щуплый, чем она, да и выдержки у него маловато.  — Докуривай, и пошли быстрее, — поторапливает Триша. Крэйг отвечает ей вялым угуканьем и тушит сигарету о перила на небольшой лестнице. Они вдвоем вваливаются внутрь помещения куда быстрее, чем выходят. Триша старается укутаться в толстовку сильнее, но это практически бессмысленно. Еще ее безумно бесит, что батареи не работают. В школе, конечно, теплее, но тоже не тропики.  — Посидим на первом, — предлагает брат. Триша кивает, и они возвращаются к вестибюлю, который редко пересекают преподаватели или ученики. Скамейки там весьма жесткие, и сидеть на них не очень комфортно, но вставать и искать более удобное место не хочется. Вытягивая ноги в проход, они оба откидываются на спинку, и Трише как-то все равно, что поза их идентична. Понятие удобства у них одно, и она не видит в этом ничего такого. Все-таки, сжимая коленки и выпрямляя спину, сидеть достаточно тяжело. Да и вообще манерность — не про нее. Некоторое время они молча клацают в своих телефонах, даже не обращая друг на друга внимания. Крэйг слушает голосовые, которые ему кидает Картман, тусующийся с Кенни. Они излишне громкие, и Триша все слышит. Это немного забавно и интересно, но брату об этом она не говорит, наоборот, с наигранным раздражением закатывая всякий раз глаза. Ей вот никто не пишет, и ее это слегка огорчает, но не очень, так что она просто листает ленту. Вот только вскоре начинают уставать глаза, и Триша трет их, жмурится и откладывает телефон в сторону. У нее громко урчит в животе, и побаливает голова. Ей остается этот урок и следующий, и она сможет прийти домой. С такой стороны она соболезнует Крэйгу, у которого, помимо кучи занятий, еще и дополнительные. Старшие классы — отстой. Ее ждет это через два года, и Тришу от этого коробит.  — Крэйг, — зовет она. — У тебя есть деньги? Брат с неохотой отрывается от экрана, морщится и начинает рыскать по карманам. У него в них пачка сигарет, наушники и смятая купюра, которой едва ли хватит на одну булочку, только если на самую дешевую, черствую и невкусную. Триша от негодования пинает ножку лавочки.  — Знаешь, то, что я тусуюсь с тобой, мне ничего не дает, — возмущается она.  — Да, я знаю. Это ее раздражает, поэтому, конечно же, она пытается его спихнуть. Они борются так почти минуту, пока охранник не делает им замечание, что они сейчас сломают скамейку. Тришу это не волнует, но им приходится подчиниться, иначе их выгонят. Тогда Крэйг спрашивает, сколько времени остается до звонка.  — Сейчас посмотрю, — бормочет Триша и достает телефон. — Еще восемнадцать минут. Брат вяло стонет в локоть, ерзает и кривит лицо, после чего достает собственный мобильник, что-то набирает и поднимается с места.  — Идем искать этих идиотов. Как раз согреешься, пока ходим, — хмыкает Крэйг. Триша возмущается только мысленно и подскакивает, выравниваясь к его более быстрому шагу. Он всегда идет впереди, а она за ним. Если они пытаются шагать вровень, то обязательно начинаются какие-то гонки на скорость, потому что и Триша, и Крэйг начинают автоматически убыстряться. Это нелепое, дурацкое соперничество брата и сестры, к которому они оба относятся скептически. Они слишком адекватные для подобного дерьма. Вообще, Триша бы и рада замедлить шаг, потому что с друзьями Крэйга ей видеться не особо хочется. Картман, конечно, к ней почти не лезет, а Кенни ее часто веселит, но у нее некоторые проблемы с Карен, а МакКормик обязательно спросит, почему она не на уроке с его любимой сестренкой. Сам он не догадается, потому что парень ее брата полный идиот. На первом этаже их нет, но они находятся угорающими на скамейке второго. Какая-то учительница начальных классов с подозрением на них косится, но не выгоняет. Триша мысленно понижает уважение к ней, потому что спугнуть этих придурков легче простого.  — О, Факер! — плывет в улыбке Картман, но, потом, хмурится. — И еще одна Факер. Триша тихо кивает ему, пока Крэйг протискивается между ними на скамью. Ей приходится сесть рядом на краешек и игнорировать то, как Кенни лезет обниматься к братцу.  — Ой, тут и Триша, — весело скалится МакКормик, когда замечает ее, и пытается тоже обнять.  — Не стоит, — бормочет она, уворачиваясь от загребущих рук.  — Ты ее на плохую дорожку толкаешь? — ухмыляется Эрик, показывая на нее.  — Нет, — коротко обрубает Крэйг, но после этого поясняет. — Она сама вольна делать то, что хочет. Мне плевать.  — Ага, — подтверждает Триша. Это очень удобная система. Да и если брат когда-нибудь заставит ее сидеть постоянно на занятиях, она все равно назло сбежит и прогуляет, а потом, может, предъявит обвинения брату в гиперопеке. Подчиняться кому-то они не любят оба. Картман и Кенни громко шутят, и Крэйг с легким раздражением слушает их обоих. Кажется, он тяжело терпит всех из друзей МакКормика. Ну да, они там все идиоты, хотя товарищи брата точно такие же. Она, пожалуй, лояльно относится только к Твику. Он никогда тупо не шутит и, вообще, тихий, не бесит и не мельтешит перед глазами.  — Слушай, а чего ты с моей сестрой и вашим новеньким не общаешься? — задает вопрос Кенни. Триша уверенна, что он спрашивает это из вежливости, потому что она сидит одна и молча слушает.  — Эм… Я ни с кем особо не общаюсь.  — А чего так? — не отстает МакКормик.  — Потому что она кирпич, как Крэйг. Че сложного? — зевает Картман. Крэйг его пихает, и Кенни пытается убедить, что это не так. Они снова становятся занимающимися только собой, так что Триша лишь пожимает плечами и бормочет, что так и есть. Не то чтобы ей не хватает эмпатии или дружелюбности, скорее просто безразличны интересы большинства своих сверстников. Они же все придурки и идиоты, которые стремятся походить на старших. Во взрослых ничего такого нет, да и ответственными они же себя не чувствуют. Иногда Трише чудится, будто это не она самая младшая в семье, а Крэйг, который ведет себя порой хуже, чем четырнадцатилетка.  — Эй, кстати, Триш, — снова обращается к ней Кенни, который буквально висит на лавочке вниз головой. — А тебе вообще как этот новенький? Крутой мальчишка, да? — он широко лыбится и смотрит сначала на Картмана, а потом на Крэйга, ожидая, что они подтвердят его слова.  — Я с ним еще толком не знаком, — отворачивается Эрик. Ее же брат оказывается солидарен с Кенни.  — Ну, он интересный и забавный. Брофловски он смешно дразнил. МакКормик начинает трещать, в красках описывая общение с Айком, и Трише хочется заткнуть уши. Наверное, по ее кривящемуся лицу сразу все понятно, а потому Кенни прыскает и извиняется.  — Не думал, что ты даже к нему будешь хреново относиться. Он, кстати, ничего такой. Только улыбка у него долбаебская, — показывает на свои губы МакКормик, но она не совсем понимает, что он имеет в виду. — Ну у него щербинка между передними. Портит его смазливенькую внешность. Триша фыркает, но где-то внутри она получает удовольствие от того факта, что даже у дохуя идеального Айка Стута есть какие-то минусы. Это вообще-то очень низко, но Такер считает, что в молчаливом злорадстве ничего плохого нет.  — Но я просто это говорю к тому, что он, кажется, катит яйца к Карен. Типа это здорово и все такое, но если он ее обидит, то мы пойдем отбивать ему почки все вместе, — усмехается Кенни, и у нее аж встают волоски дыбом от откровенной угрозы, слышащейся в голосе. — Договорились? — он подмигивает и протягивает ей кулак. Триша его отбивает и даже допускает мелкую улыбочку в ответ, потому что ей очень нравится перспектива расправы над этим придурком. Она ведь даже его не знает. Это тоже должно ее стыдить, но ей все также по барабану на подобное. Боже, да не монашка же она, чтоб за каждую мысль себя корить! Да и на душе от слов Кенни ей почему-то одновременно и легче, и хуже, словно тяжкий груз, что она держит, сначала убирают, но, затем, толкают ее в пугающую невесомость. Она ведь не Крэйг, так что космическое пространство без низа и верха ее пугает и страшит. Как и почему-то перспектива того, что Айк и Карен могут встречаться. Ей все-таки необходимо обсудить это с подругой, раз она беспокоится. У нее нет привычки откладывания всего напоследок, а потому она собирается переговорить это сразу после уроков. Ну, а пока она может немного расслабиться. Со словами Кенни уходит и напряжение в разговоре, а потому он протекает достаточно легко. Триша не очень многословна, но иногда она тоже вставляет какие-то фразы и небольшие шутки в диалог, чему старшие практически не мешают. Изредка только Картман вступает с ней в перебранки, но в таких случаях Триша тычет ему средний палец в лицо. За такое Эрик обычно сразу бьет Крэйга, но только не маленькую четырнадцатилетнюю девочку, а потому она с гаденькой улыбкой пользуется этим на протяжении всего остающегося урока, пока не раздается звонок. На перемене они все лениво поднимаются и прощаются с ней, потому что идут курить. Тришу же ждет занимательное изучение родного языка. Ей это, в общем-то, нравится, а потому наверх она поднимается в хорошем настроении. В просторном коридоре много людей, все перетекают туда-сюда, но Триша почему-то чувствует себя уверенно, лавирует между ними с поднимающейся головой и совсем не прожигает две спины, потому что ощущает, что у нее получится отвадить Карен от этого придурка. В конце концов, она достаточно сильная, чтобы брать то, что хочет. *** С другой стороны, сила всегда бесполезна в попытках наладить взаимоотношения. Триша знает, что она может горы свернуть, если захочет, но…только не говорить словами через рот. Она совершенно теряется, хотя первый пункт из плана «вернуть себе Карен» она выполняет. Такер успешно перехватывает МакКормик за локоть и уводит в сторону, пока Айк сваливает куда-то, бросая вещи ей на сохранение. Вот она стоит, смотрит на нее и не знает, что сказать. На языке вертятся одни грубости, а Карен напротив слишком милая, даже смазливая в своей невинности, что аж бесит. Хочется встряхнуть ее, может, так она перестанет вести себя как пушистая овечка.  — Э, Руби? — первая набирается смелости начать МакКормик. Триша вмазывает себе мысленную пощечину, старается взять все под контроль и супит брови.  — Я хотела поговорить с тобой. Наедине. У Карен глупое выражение лица, она не понимает и жмет плечами.  — Да, говори. Триша пытается объяснить, что хочет отойти вообще от места, куда должен с минуты на минуту вернуться Айк, но это бесполезно. Карен не понимает намеков или просто не пытается вслушаться.  — Агрх… Ладно, — встряхивает руками Такер, потому что это ничего не дает. — Я хотела спросить, что ты… Как… Почему ты вообще ходишь с ним? — оказывается, подбирать слова во время волнения очень тяжело, даже ее хладнокровия не хватает. Ей попросту неловко перед взглядом Карен. У нее голубовато-зеленые глаза, круглые и любопытные, как у маленького ребенка. Грубости застревают в горле, но Триша знает, что ругаться бессмысленно, хоть Карен будет прощать ее. Это такое наивное детское любопытство, и Такер порой кажется, что попытки вытравить его из МакКормик просто бесполезные.  — Потому что он хороший, — отвечает Карен, и Триша не может понять, обманывает ли ее МакКормик или действительно в это верит.  — Куда он вообще сбежал? — фыркает Такер, стараясь отвлечь собственную кучу мыслей на что-то нейтральное.  — А, он пошел спрашивать насчет хоккея, — на этом вопросе и МакКормик как-то оживляется, что с ревностью для себя отмечает Триша.  — Канадец-хоккеист, так оригинально, — не сдерживается и закатывает глаза Такер. Карен хихикает и кивает.  — Да, он очень часто играл в Канаде и здесь тоже не хочет бросать, — объясняет МакКормик, будто ей не плевать. Тришу от этого снова коробит, и она понимает, что ей нельзя отходить от задуманного.  — Я просто имею в виду, что он же подозрительный. С чего бы ему вообще хотеть просто так с тобой общаться? Да кто вообще бы этого просто так захотел? — она выдает нервный смешок и игнорирует блекнущий взгляд Карен. — Черт, Карен, да ведь он просто надует тебя! Они же все одинаковые, — ее голос повышается, и Триша тянется, чтоб схватить ее за запястье. Карен отшатывается от нее. Триша и сама холодеет, внезапно с ужасом понимая, что говорит не то, что берет и отталкивает от себя человека, который ей нужен. Конечно же, вместо того, чтоб отступить, она резко тянется к ней, стараясь насильно вернуть обратно. Она же может, потому что Карен ее. Вот почему-то она врезается не в ее грудь, смотрит умоляюще не в ее глаза и прячется не за ее спину. Триша резко сжимает руки в кулаки и подбирается, потому что на нее сверху вниз равнодушно смотрят холодные темные глаза. Разница в росте между ними небольшая, но она почему-то чувствует себя очень маленькой перед ним. Это вызывает мандраж.  — Кто это? — спрашивает Айк Стут, и от его голоса Триша покрывается мурашками. Это появляются какие-то животные инстинкты. Кто сильнее, тот и прав. Ей тяжело дается перебороть это, чтоб ответить первой.  — Не твое дело, — хрипло отрезает она. Он вскидывает бровь и внезапно налепляет улыбку на лицо, отчего складывается неприятное ощущение, будто Айк видит ее насквозь.  — Не знал, Карен, что ты боишься своих подружек, — лукаво тянет он, и Триша хочет приложить его лицом обо что-нибудь.  — Она… Это Руби, — мямлит МакКормик. — Я ее упоминала.  — Да-да, помню, — кивает Айк и щурит глаза в насмешке. Такер же безумно хочется узнать, чего такого про нее может наговорить Карен. Почему-то ей кажется, что там мало приятного. От этого становится только хуже, но она выпрямляется и упрямо держится перед ним, позволяя ему разглядывать себя.  — Насмотрелся? — Триша обрывает любую его попытку посмеяться над ней. Кажется, он тоже это понимает, но не мрачнеет, а только сильнее веселится. Это какая-то клоунада. Такер думает, что обычно люди должны злиться, когда их планы срывают, но, видимо, этот Стут реально не с этих мест, раз вообще не воспринимает грубости.  — Было бы на что смотреть, — в итоге лениво парирует он. Карен хихикает, и Триша ощущает себя какой-то позорницей. Ей даже нечего ответить, потому что она плоха в этих словесных перепалках.  — Да пошел ты нахрен, мудак, — в итоге выдает она и показывает ему средний палец. Айк смеется. Карен бормочет и просит его перестать, потому что это некрасиво. Триша с ней почти согласна. Вся эта ситуация очень некрасивая и неправильная, не такая, как в ее идеальном сценарии, где она с МакКормик уходит под ручку, потому что их…дружба важнее всяких парней. Видимо, это не так.  — Это все, что ты хотела? — это такая простая фраза, но Трише аж тошно от нее становится.  — Тебя не должно заботить, что я хотела, а что нет, — гневно почти рычит она. Тогда к ней обращается Карен, и Триша теряется, потому что она успевает забыть о том, что у МакКормик тоже есть голос.  — Руби, хватит. Я не понимаю, что тебе нужно от меня, — морщит она лоб. — Если тебе нужно что-то сказать, то говори это прямо. Ее голос незнакомо уверенный, а еще в нем сквозят нотки обиды. Тришу задевает, и это, видимо, полный крах всех ее желаний.  — Карен… — она пытается наладить все, но у нее…заканчиваются силы. Она чувствует себя такой пустой и жалкой. Невероятно мерзкое ощущение. Даже когда МакКормик снова смотрит на нее, у Такер нет возможности попросить прощения. Как-то очень легко все надежды разбиваются об ее же самоуверенность и черствость.  — Когда пытаешься понравиться кому-то, не стоит использовать насилие и давление, знаешь ли, — наклоняясь, быстро шепчет ей Айк. Триша не успевает его ударить, потому что он быстро отпрыгивает от нее, снова щурится в улыбке и отворачивается к Карен, которая аж расцветает, когда тот обращает на нее внимание. Это заставляет испытывать зависть и какую-то…боль в груди. Она странная и резкая, и Тришу это сбивает с толку. За этим стоит не только дружба, и Такер не тупая, так что понимает это. Вот только сложно понять, что делать теперь, когда где-то внутри ноет и жжет, а она понимает, что чуть не плачет, пока идет в раздевалку за ветровкой. Ей противно от Айка, обидно от реакции Карен, и особенно тошно от себя. Она просто не понимает, как ее слащавый старший брат вообще как-то начинает с кем-то встречаться, даже дружить, если это, оказывается, очень сложно, когда один из двух внезапно перестает зависеть от общения или появляется кто-то третий. Быстро вытирая глаза и сжимая кулаки, Триша успокаивает дыхание. Она все еще сильная. Она может держать свои эмоции под контролем. Жаль, что в необходимые моменты эта способность улетучивается. *** Триша плетется домой одна. На улице, как обычно, пасмурно, мерзкий влажный холод заставляет вжиматься в ветровку, а ветер пробирает до самых костей. Вот только она этого даже почти не чувствует и не видит. Она не обращает внимания на погоду вокруг, потому что это только фоновый шум, маленькое препятствие на пути к теплой постели, куда она хочет упасть, а, потом, заснуть на долгое время. Это бегство от собственных проблем, и Такер об этом знает. Ей известно, что так поступать нельзя, а лучше решать их сразу, не позволяя им копиться, но…та выжимающая ее силы ситуация все портит. Чтоб снова пойти и действовать, ей попросту не хватает ресурсов. Триша знает, что не будет долго рыдать. Скорее всего, она на постели пролежит-то пару минут, после чего встанет, переоденется и сядет делать уроки, как и всегда. Может, ночью из нее вытекут две слабые слезинки, но и в этом она сомневается. У нее просто атрофированы все чувства с самого рождения. Она не знает, любовь ли это. Такер не понимает, как отыскать это чувство, потому что оно всегда какое-то аморфное, странное и ей неизвестное. Ей ведомо, что любовь всегда выражается красным цветом, яростным и страстным, но в ее серых тонах Триша никак не может его разглядеть. Наверное, она попросту дальтоник. Может быть, что вот это более черное пятно в самом углу и есть любовь. Только в нем почему-то и ревность, и собственничество, и злость, и зависть, и раздражение. Такер не разбирается в романтике, но тут уж любому ясно, что не сопровождаются светлые чувства вот таким ядовитым букетом, который скорее нужно подарить врагу, чем любимому человеку. Это все слишком сложно, а ей даже не с кем посоветоваться. С родителями это обсуждать попросту стыдно и некомфортно, а брат… Вряд ли он сможет ей помочь. Крэйг отличается. Его палитра оттенков со всполохами синего, желтого, оранжевого. Еще он не делает вид, что является кем-то другим. Брат всегда окружен друзьями, все его принимают таким, как есть, и, что поражает Тришу больше всего, ему попросту плевать на мнение окружающих. Конечно, общество для него важно, но она же видит, что ледяная маска брата и есть он сам. Как она начинает плавиться от оранжевого солнца и как становится острой, как стекло, при необходимости. Триша даже не Триша. Она «Руби», потому что Руби прямая, резкая и точная, потому что она может себе это позволить. Руби это пацан в юбке, тот самый любимый сын в семье, гроза мудаков и причина девчачьих слез. Она холит и лелеет этот образ, любит это имя, а настоящее почти терпеть не может. «Триши» же обязаны быть леди, талантливыми, яркими и интересными, становится счастьем для всех. Триша очень манерная, аккуратная и всепрощающая, настоящая аристократка, в которую мужчины влюбляются с первого взгляда, а если и нет, то она еще и поражающая их своим хорошим поведением. Жаль, это все не про нее. Если честно, ей сложно себя описать. Она думает об этом все то время, пока плетется домой. Честно говоря, ноги еле-еле перебирают, так что внутрь она почти заваливается и хочет осесть прямо в коридоре, но не делает этого. Она только скидывает намокающие белые кроссовки, которые стоит уже почистить, и вешает голубую с белыми и желтыми вставками ветровку на крючок. У нее урчит живот, но Триша это игнорирует, кое-как поднимаясь наверх, где наконец-то входит в свою комнату. Она у нее простенько обставлена, почти минималистично, хоть и не без различных пылесборников, типа старых игрушек. Все равно это мало, потому что обычно у девочек ее возраста куда больше всяких ляпистых украшений комнаты, но Трише даже от почти незаметных плохо. На постель она все-таки падает лицом, зевая и чувствуя, как хочет просто растечься по покрывалу бесформенной кучей, будто кубик сахара, заливающийся кипятком. Чтоб потерять структуру, да так, что, потом, не собрать. Жаль, этого не происходит, и она остается в теле маленькой девочки, которой не хочет конкретно сейчас быть. Она переворачивается на спину и смотрит в потолок, подозревая, что, наверное, все это начинающиеся типичные проблемы подросткового возраста. Если это так, то…отстой. В пять лет ее ничего не заботит, кроме как миленьких животных и оскорблений случайных прохожих на улице, за что ее постоянно ругает мама. Вот теперь Триша переживает о совершенно глупых вещах, вроде первой… Она и сама не знает. Путается в дружбе, влюбленности, любви. Бред. Ей даже не хочется воспринимать это всерьез, потому что это надуманные сопли, которые ее хоть и ввергают в уныние, но больше злят и раздражают. Наверняка, это потому, что она наконец-то дома в тепле и комфорте, куда печальные мысли перестают постепенно просачиваться. Так она лежит пару минут, пока не набирается хоть какого-то желания вставать и что-то делать. Дома прохладно, и Тришу морозит, когда она тыкает на кнопку пуска, на ноутбуке. Пока тот загружается, Такер стискивает одежду и переодевается в свои домашние вещи. В ванной комнате тоже душно и холодно. Триша плескает себе водой в лицо и смотрит на отражение. Там девочка или уже, пожалуй, девушка с высокомерным, но слегка потерянным выражением лица, будто что-то в ее жизни идет не по плану. У нее жесткие черты и видно, как сжимаются желваки. Еще глаза зеленые, как у брата, и злые, только живого огонька в них почти нет. У нее воинственно оголяющийся лоб, потому что она зачесывает челку, и крепко стягивающая ее светлые в рыжину волосы в конский хвост резинка. Трише ее внешность нравится только на половину, потому что иногда она выглядит действительно красивой, но в такие моменты ей чудится, что она самая страшная девчонка из всех. Может, когда она будет возраста Крэйга, с ней никто даже мутить не захочет, потому что она всех попросту отпугивает. Ее раздражают эти мысли, так что в зеркало она долго не смотрится, уходя обратно к себе. Впрочем, в комнате она сидит недолго, потому что спускается на кухню. У нее урчит живот, и Триша ищет, чем бы поживиться. Родителей до вечера не будет, а ждать Крэйга, пока тот придет и приготовит, бессмысленно, так что она сама себе сварганивает яичницу. Она выходит не слишком уж вкусной, но Триша все равно ее ест, равнодушно пережевывая пресные кусочки. Аппетит почему-то почти исчезает. Наверное, из-за того, что мыслями Триша еще в том моменте. Интересно получается. Какой-то Айк Стут приходит, забирает ее… Забирает Карен и опускает саму Тришу. Мразь. Наверное, она все-таки нуждается в совете, который ей просто неоткуда взять. Да, Айк ей что-то рекомендует, но Триша в последнюю очередь будет слушать его. С другой стороны у нее же сейчас почти нет выбора. С Карен она проебывается. Вряд ли та захочет поговорить с ней наедине. Можно, конечно, извиниться, но это ничего не даст, а значит, приходится делать только одно… Ее ждет возможная дружба опять с МакКормик и, к великому несчастью, с Айком Стутом. На этом Триша чуть не давится, стуча себя по груди. Еще и дверь входная хлопает, и это совсем катастрофа, потому что она красная и задыхающаяся перед охуевшим Крэйгом. — Бля, — он пугается, но Триша жестом просит не подходить, потому что ей нужно откашляться. Хорошо, что ее брат достаточно умный для того, чтобы не лезть к ней, пока она окончательно не успокаивается. — Какого черта? — спрашивает Крэйг, когда видит ее. — Ты расстроенная и вся красная — Спасибо, что заметил, — ворчит Триша. Брат с неуверенностью смотрит на нее. — Может…ты типа хочешь поговорить? — выдавливает Крэйг. Такой нелепый. Триша очень раздраженно закатывает глаза. — Уж точно не с тобой. Он от этого морщится, но не оскорбляется. Наверняка Крэйг и сам в душе этому рад, потому что выслушивать ее ему, очевидно, не хочется. Триша в свою очередь не спрашивает, а чего он припирается так рано. Скорее всего, просто сваливает с последнего. Она как тонущий человек, отказывающийся от спасательного круга. Он ей никак не может помочь, потому что он и так уже рвущийся. Лучше уж она сама моментально научится плавать и догребет до берега. Триша хочет добавить, что ей такое не в первой, но это неправда. Иногда быть гордой и самодостаточной слишком проблемно. Доедать она не собирается, а потому отодвигает от себя сковородку и тихо кривится, переводя взгляд на Крэйга. За ним она следит, пока тот не исчезает на лестнице, в последний раз обеспокоенно смотря на нее. Он слишком за нее печется. Триша же не маленькая девочка. По крайней мере, ей хочется так думать. Дома серо и пусто, и атмосфера быстро начинает давить. Может, ей так лишь только кажется, но Такер меряет комнату шагами, пытается посидеть за уроками и все время возвращается вниманием к улице. В доме человек как в клетке заперт с мыслями, которые медленно заполняют пространство и начинают вытеснять самого хозяина, сжимают его в комок и давят со всей силы. Триша не любит, когда кто-то загоняет ее в ловушку, а потому решает, что нет ничего такого в том, если она походит на улице, пусть и под начинающимся ливнем вперемешку со снегом. Она берет наушники, накидывает капюшон на голову и со вздохом надевает вместо белых кроссовок кожаные ботинки, отчего красные джинсы складками нелепо топорщатся к низу. Крэйгу Триша не говорит, что уходит, потому что он и так поймет это, да и вряд ли тот вообще заметит ее отсутствие. Они оба редко покидают свои комнаты, потому что никому из них не нравится сталкиваться с родителями. У Триши нет с ними проблем, но они знатные любители покричать друг на друга и на своих детей. Потому они с братом обожают, когда те отсутствуют на работе. Дома сразу становится тихо, но сейчас это лишь раздражает Тришу. На улице шум ветра, чавканье подошвы, мягкое падение ошметков снега и дождя, редкие проезжающие машины и холод, который почти не ощущается. Она специально одевается теплее, чтоб не умирать от мороза. В этом году холодает рано, и Трише это тоже не очень сильно нравится. Она, в отличие от Крэйга, больше любит жару, несмотря на то, что щеки обгорают в один присест, а на краснеющей коже отчетливо начинают проступать пятна веснушек. Главный минус Южного Парка заключается в том, что пойти некуда. Город обхожен вдоль и поперек, места все изучены, а такого идеального, чтоб отдохнуть и посидеть в отдалении от взрослых, так и не найдено. Триша за это вполне заслуженно винит Крэйга и остальных старших, которые так и не облюбуют какой-нибудь заброшенный дом или типа того. В общем-то, и просто ходить ей тоже нравится, но спустя час она покрывается сосульками, шмыгает носом и ищет, где бы согреться. В наушниках ревет какой-то металл, кажется, Dropout Kings; голова работает не очень охотно, но зато в кармане ветровки она нащупывает купюру. Триша подумывает заскочить в магазин, но там она вряд ли согреется, да и искать какой-то большой гипермаркет ей, откровенно говоря, просто впадлу. Она озирается по сторонам, пытается прикинуть, куда здесь можно завалиться достаточно надолго, и внезапно вспоминает про знакомую кофейню неподалеку. Один раз она ходит туда вместе с братом, но это так давно, что Триша даже и название не помнит. Там вроде бы ничего дорогого и нет. Только кофе и всякие пироженки, может, еще что-то. Самый идеальный для нее вариант, хоть и напиток этот Триша особо не жалует, но ей нравится идея съесть что-нибудь сладкое и вкусное, потому что своей яичницей она нихрена не наедается. Триша видит портящуюся вывеску «Закусочная Бенни», и это ее не обнадеживает. Она хочет верить, что это место не кишит тараканами, иначе это будет грустно. Внутри оказывается на удивление чисто, даже миленько и уютно, так что она вытирает подошву обуви о коврик и проходит вперед, с неуверенностью занимая столик в углу. В зале пусто, если не считать какого-то мрачного официанта. Его лицо выглядит смутно знакомым, но Триша бросает попытки угадать, кто это. Тем более что он подходит к ней, чтоб недружелюбно спросить заказ, который она еще не продумывает в своей голове. Такер ерзает, неловко пихает ему мятую купюру и просит горячего чая и самую дешевую булочку. Непонятный официант, чье имя на бейджике почему-то перечеркнуто, дует на челку и угрюмо кивает, уходя за заказом. Триша озирается по сторонам, стучит нетерпеливо пальцем по столу, но, к удовольствию для себя, отмечает, что начинает медленно, но верно согреваться. Еще и официант возится недолго, достаточно быстро относя ей заказ, но останавливаясь на пару секунд, когда видит кого-то в проеме. Она тоже оборачивается и натыкается на Феркла. Он выглядит очень мнущимся, без обычной помады на губах и подводки для глаз, с взъерошенной челкой и бледнеющей кожей. Видимо, Смит тоже замечает ее, но лишь быстро отворачивается и занимает место у окна. Тогда официант быстро ставит перед ней чай с какой-то засыхающей булкой и стремительно идет к нему. Что ж, неудивительно, что они знакомы. Тот тоже выглядит весьма неформально. Такер не очень интересно, что там происходит у него. Нет, она замечает, что Феркл какой-то не такой эти дни, но, вообще, плевать. Они, в конце концов, даже не друзья. Поэтому Триша быстро забывает об этом, спокойно попивая свой горячий чай. Она чуть не давится опять, когда перед ней снова бесшумно вырастает фигура. Феркл мрачно стреляет глазами в сторону своего друга, который пялится на них из стойки, и садится напротив.  — Что ты здесь забыла, конформистка? — буркает он, подкидывая небольшую заточку, которую вечно таскает с собой. Она втыкается лезвием в поверхность стола и торчит, а Феркл не спешит ее доставать.  — Тебя ебет? — цыкает Триша в ответ, потому что с таким отношением она не собирается ничего рассказывать. Смит кривит губы, словно не хочет говорить, но Такер упрямо смотрит на него, и он почти скрипит зубами. Это же нужно не ей, а ему.  — Ты видела сегодня Стута? — в итоге с напряжением спрашивает он. Триша сначала не совсем понимает, о ком он, пока не вспоминает, кто хозяин этой идиотский фамилии.  — Ага. И что с того? — вот теперь она тоже морщится, возвращаясь к сегодняшним событиям.  — Гм, — издает не очень понятный звук Феркл и залипает куда-то в сторону. Она мимолетом вспоминает, что вот его на занятиях она сегодня не видит. Тогда становится совсем непонятно, какое ему дело до Айка.  — Чего тебе нужно от него? — Триша закатывает глаза, потому что говорить о злосчастном канадце не хочется.  — Он что-то… То есть, блять, я просто… — он пытается объясниться, но сбивается, а еще его голос немного дрожит, и вот теперь пугается Триша.  — Он с Карен дружит, — рассказывает Такер. У Смита почти дикий взгляд, и это тоже ее напрягает. Ей ничего не понятно, кроме как ощущения смутного беспокойства, которое появляется от поведения Феркла.  — Мудак, — цедит тот сквозь зубы и хочет подняться. Тришу это не устраивает, и она пытается схватить его за запястье.  — Не трогай, конформистка! — шипит Феркл и берется за заточку. Такер от этого дергается, вжимаясь в стул и нечаянно разливая чай неловким движением. Она не совсем понимает, как мрачный официант материализуется возле их столика; видимо, это такая способность бесшумной ходьбы. Он хватает Смита за плечо и буквально насильно тащит за собой, пока тот ругается и сыпет проклятьями. Триша круглыми глазами смотрит, как они исчезают в помещении для персонала. Чай тихо капает на пол. Ей кажется, что она упускает нечто очень важное.