Мой дом Азкабан

Платформа 9 и 3/4 была полна народу. Веселый детский смех, последние родительские наставления, беззлобные перепалки учеников - все смешалось в одну невозможную какофонию звуков. В воздухе звенело напряжённое ожидание и предвкушение. Брум стоял подле семейства Малфоев и невпопад кивал на обращённые к нему фразы. В голове, перебивая нестройный гомон вокзала, непрерывно звучал голос Беллы: « Я очень хочу, чтобы Темный Лорд вернулся. И я верю, что это вскоре произойдёт... Тогда сбудется мое желание.... Я надеюсь, что однажды смогу стоять рядом с тобой на платформе 9 и 3/4, провожая тебя в Хогвартс...» Он запомнил всё слово в слово. Он помнил каждое движение губ, каждый вздох и взмах ресниц. Он отдал бы своё сердце в обмен на возможность стоять сейчас рядом с матерью. Она так ждала его возвращения. Так жаждала Его милости и благоволения. Она была больна Им. Когда-то и Брум жил ее мечтами и чаяниями. Но Темный Лорд так и не вернулся. Бросил их на произвол судьбы. Трусливо прятался зализывая раны. Шум вокруг усилился. Бросив взгляд на вокзальные часы, Брум понял, что скоро прибудет поезд. Стоило ему только подумать об этом, как раздался далёкий протяжный гудок. Все голоса разом стихли, но уже через мгновение платформа 9 и 3/4 огласилась радостными возгласами и свистом. Волшебная братия рукоплескала красному огнедышащему чудовищу, как старому другу. Блестящие бока Хогвартского экспресса были начищены и сияли на солнце. Выбрасывая вверх клубы дыма, поезд замедлял ход. Скрипели вагоны, стук колёс постепенно стихал и вскоре, выпустив пар, экспресс остановился у края платформы. Зачарованные двери приветливо открылись приглашая пассажиров. «Стоянка пять минут!» – громкий голос кондуктора прокатился по перону. И сразу всё вокруг зашевелилось и забурлило. Последние быстрые объятия, обещания писать письма и хорошо учиться, не забывать завтракать и тепло одеваться. Ученики заходили в вагоны, заносили ручную кладь. Тут же сновали эльфы-носильщики и заполняли грузовой вагон. Вся эта суматоха нервировала Брума. Хотелось поскорее сесть в поезд, оказаться в замкнутом пространстве. Тревожное чувство, что обычно бывает перед дорогой, дёргалось где-то под рёбрами, сводя живот неприятной судорогой. В царящей неразберихе внимание волшебника привлёк очередной всплеск шума, дребезжание тележек и новые голоса. В это время из стены показалась целая процессия. Один за другим на платформе стали появляться разновозрастные рыжие дети. Двое из них оказались совершенно идентичны. Они были странно одеты, их тележки больше походили на тачки старьевщиков с потрепанными чемоданами, перевязанными баулами и лоскутными сумками. Это они создавали такой шум. Брум невольно поморщился. Последней появилась женщина в цветастой юбке и в вязанном растянутом жакете. Она держала за руку свою уменьшенную копию в простеньком платье и руководила этой маленькой армией голодранцев. Семейство нестройной колонной прошествовало мимо Брума и Малфоев. Люциус скривился, словно учуял неприятный запах. Он с презрением проводил взглядом рыжую толпу. — Табор Уизли, как всегда, вовремя, — протянул он и тут же повернулся к Бруму. Он по-отечески положил ухоженную руку мальчику на плечо, проигнорировав его тяжёлый злой взгляд: — Арлен, послушай меня внимательно. Драко знает всё это с пелёнок и будет присматривать за тобой, но ты всегда должен помнить вот что: ты – Лестрейндж. И данный факт налагает на тебя серьёзные обязательства. Прежде всего ты должен тщательно выбирать своё окружение. И вот этому, — он брезгливо указал тростью на шумную ватагу Уизли, — там не место. Это убогая нищета, но даже не в этом их главный грех, а в том что они предали волшебную кровь, попрали собственную исключительность. Якшаются со всеми подряд, а глава этого семейства помешан на маглах и мнит себя прогрессивным волшебником. Больше всего Бруму хотелось резким движением плеча сбросить руку Люциуса, но он был терпелив и смог сдержать секундный порыв. Мальчик кивнул, за что получил одобрительные взгляды своих родственников. Драко весь извёлся, он мечтал оказаться в купе и как следует позубоскалить. Утреннее происшествие, несмотря на некоторые обстоятельства, бальзамом разлилось по его самолюбию, язык так и чесался отпустить пару острот. Нарцисса сдержанно погладила сына по щеке, задержав ладонь чуть дольше отведённого этикетом времени. Драко прикрыл глаза, греясь в скупых лучах материнской ласки и позабыв о своих намерениях. Взяв руку Брума в свои ладони, тетка улыбнулась уже привычной печальной улыбкой. Ей хотелось очень многое сказать детям, прижать к груди сына, обнять племянника, но вместо этого получилось только сухое: — Берегите себя, мальчики! В эту же минуту по платформе протяжно разнесся уже знакомый голос: «По вагонам!» И тут же, словно в подтверждение этих слов, краснобокий паровоз зашипел. Толчея и суматоха начались невозможные. Дети впрыгивали в вагоны, создавая заторы в узких проходах. Родители совали в открытые окна позабытые бутерброды и несчастных питомцев. Брум с Драко в сопровождении взрослых проследовали к вагону, негласно занимаемому слизеринцами. Люциус производил странное впечатление на людей. Они уступали ему дорогу, толкали друг друга локтями – гляди, мол, гляди, это же сам Люциус Малфой. Но при этом в их глазах в большинстве случаев читались страх, неприязнь и намного реже почтение. Девушки со старших курсов находились в полуобморочном состоянии, когда он проплывал мимо. Они перешептывались и глупо хихикали, заливаясь краской до самых ушей. Махнув на прощание, двое новоиспеченных студентов скрылись в дверях. Пока Брум дивился внутреннему устройству поезда, Драко обнаружил пустое купе и, дёрнув кузена за рукав, затащил в тесное помещение. Засунув свои чемоданы под сидения, мальчики расположились друг напротив друга на клетчатых диванчиках. Брум достал из-за пазухи сову: — Ну что, Таббелариус? Отправляемся в школу! — прошептал он, угощая птицу кормом. Таб тихонько ухнул и съел предложенное лакомство. — Таббелариус? — фыркнул Драко. — А попроще ничего нельзя было придумать? Ответом ему был тяжёлый взгляд исподлобья. Но Драко не унимался: — Боюсь представить, как звали твоего дохлого дракона. Брум сглотнул комок обиды и твёрдо решил не отвечать на провокации белобрысого ябеды. ***** Драко сдержал своё слово и рассказал отцу об опасной игрушке Брума. Сегодня утром перед отъездом Люциус пригласил племянника к себе в кабинет, где уже сидел Драко. Мальчишка светился от восторга и поприветствовал кузена с едва сдерживаемым превосходством во взгляде. Лорд Малфой кивнул на свободное кресло и подвинул на середину стола знакомую жестяную коробочку. Брум всё понял. — Что ж, мой мальчик. Разговор будет коротким и, надеюсь, ты поймёшь меня, — Люциус сложил ладони конусом, оперевшись локтями на резные подлокотники. — Я твой опекун и должен заботиться о тебе. Я не хочу, чтобы ты и Драко подвергались опасности. Эта вещь слишком опасна. Я запрещаю брать ее с собой, — заметив, что Брум собирается что-то сказать, он не дал ему слово, предугадывая мысли мальчика: — Здесь ты тоже не можешь ее оставить. Ты должен избавиться от этого. Драко ерзал в кресле от нетерпения. Он всматривался в лицо кузена, ловя малейшие изменения в мимике. Это был его маленький триумф. Первый из многих, несомненно, предначертанных ему судьбой. — Но, дядя, — возразил Брум, — мне подарила его тётя Нарцисса. Моя мама тогда была еще ж... — он осекся под угрожающим взглядом лорда Малфоя. — Сейчас! — чётко произнёс Люциус, глядя на мальчика прямым острым взглядом. — Ты должен сделать это сейчас. Ты мнишь себя взрослым, но это не так. Ты должен научиться обрывать ненужные связи с прошлым, — лорд Малфой многозначительно вздохнул. — И я не хочу, чтобы из-за этого, — он постучал тонким пальцем по крышке, — Хогвартс сгорел дотла. Брум взял в руки коробку. В конце концов, это просто игрушка. Когда он открыл крышку, Огник пшикнул снопиком приветственных искр, узнав своего владельца, и перебрался на подставленную ладонь. Игрушка встала на задние лапы и уже приготовилась изобразить настоящего дракона, чтобы развлечь хозяина... — Умри. Он был готов поклясться, что видел недоумение на маленькой драконьей морде. И в тот же миг Огник покорно вспыхнул и, превратившись в пепел, осыпался в дрогнувшую ладонь. Брум ссыпал игрушечный прах в коробку, ставшую теперь погребальной урной. Люциус благосклонно кивнул: — Так-то лучше. Однажды ты поймёшь, что это было для твоего же блага. А пока... можешь меня ненавидеть. — Не сомневайтесь, дядя, — процедил Брум. Он встал со своего места и, не дожидаясь дозволения, покинул кабинет. ***** Брум очнулся от своих мыслей, когда экспресс уже набрал скорость. За окном мелькали прекрасные пейзажи. Немного пожелтевшие деревья напоминали о том, что осень уже вступила в свои права. Сычик уютно жался под шеей, изредка бормоча что-то на своём совином. Дремота накрыла тёплым одеялом, и Брум, повинуясь мерному раскачиванию, ненадолго закрыл глаза. Только тогда Драко позволил высокомерной гримасе покинуть своё лицо. Он все утро был в образе и только теперь понял, как сильно устал. Мальчик не получил ожидаемого удовлетворения. Не получил одобрения отца. Нажил себе врага. Драко не признавался даже себе, что чувство, беспрестанно ноющее в груди, простые смертные называют стыдом. Он закрыл лицо ладонями, пытаясь спрятаться от неприятных мыслей, но память услужливо подкинула воспоминания об утреннем позоре. ***** — Это было сильно, отец! — чуть ли не завизжал Драко, с восхищением глядя на величественную фигуру лорда Малфоя, восседавшего в кресле и вершившего судьбы. Серое лезвие полоснуло по детскому лицу, отчего торжествующая улыбка тут же превратилась в уродливую гримасу покорности и страха. Он слишком хорошо знал этот взгляд. Драко молча встал из-за стола и, понуро опустив голову, еле слышно прошептал: — Я могу идти, сэр? Люциус чуть заметно шевельнул рукой, и мальчик, стараясь слиться с обстановкой, поспешно удалился из зоны вечной мерзлоты. Сладостный нектар возмездия превратился в вонючую жижу стыда и страха. **** Дребезжа колесиками, мимо проехала тележка со сладостями. — Чего-то желаете? — осведомилась продавщица, заглядывая в открытую дверь. Драко порылся в кармане и, достав пару галлеонов, набрал из тележки целую пригоршню леденцов, шоколадных лягушек, разрывных конфет и несколько желейных флоббер-червей, выделяющих из обоих своих концов шоколадную помадку. Тележка погромыхала дальше, привлекая внимание сладкоежек, а Драко уселся на своё место и, не дав себе времени подумать, пнул ботинок своего соседа. Брум резко открыл глаза и сонным взглядом уставился на нарушителя спокойствия. Драко тут же протянул ему половину сладостей. Как истинный сын своего отца, он умудрился сохранить совершенно непроницаемое выражение лица, словно сейчас не происходило ничего из ряда вон выходящего. Поколебавшись, Брум принял конфеты. На этом церемония была окончена. Каждый молча шуршал фантиками, разглядывая карточки, наклейки и изредка морщась от внезапных вкусовых сюрпризов. Тишина и умиротворение были нарушены обезьяньим гоготом и шарканьем ног. В купе ввалились двое рослых ребят с почти одинаковыми квадратными лицами. — Малфой! Где тебя фестралы носят?! Мы уже везде заглянули. Даже к грифам ходили! — Ну, конечно! -Драко закатил глаза. - А в нашем вагоне поискать не судьба? — Че за дрыщ? - один из парней кивнул на Брума, игнорируя язвительное замечание младшего Малфоя. — Эй! Давай полегче, - лениво возмутился Драко. - Это не дрыщ, как ты изволил выразиться. Это мой кузен - Арлен Лестрейндж. — Лестрейндж? - хохотнул тот, что стоял ближе к двери. - Так ты сынок Родольфуса? Тот, который внебрачный? Тебе повезло, что мадам Лестрейндж в Азкабане, иначе бы она тебя на лоскуты порвала и юбку себе сшила! — Ага! - дружный ржач заполнил купе. Драко, потерявший контроль над своими друзьями, с опаской поглядывал на Брума, ожидая его реакции. Арлен Лестрейндж пристально смотрел из-под длинной белой чёлки на зарвавшихся зубоскалов. Голос в его голове бесновался и бился в черепной коробке: «Сжечь! Спалить! На лоскуты!» «Заткнись!» – осадил его Брум. Мальчик глубоко дышал носом, пытаясь усмирить свой гнев. — Валите уже! — резко оборвал всеобщее веселье Драко. — Скоро приедем. Нужно успеть переодеться в форму. — Ага, - пробасил верзила, совершенно не обидевшись. - Ну, мы пошли. Там какой-то придурок жабу потерял. Надо поймать её - пусть даёт выкуп! - очередной припадок веселья настиг ребят при выходе из купе. В проходе Крэбб, а может, это был Гойл («Кто их разберёт?» – подумал Брум), споткнулся на ровном месте и крепко приложился об угол сидения. Кровь брызнула из сломанного носа. Гойл же, а может, это был Крэбб, не разбирая дороги, тут же налетел на товарища и неуклюже вывалился в проход, набивая себе шишки и ссадины. Ругань и сквернословие посыпались, как из рога изобилия. Двое товарищей обвиняли друг друга в нерасторопности. Драко не обращал внимания на толкотню в дверях. Он, не отрываясь, глядел на кузена и успел заметить, как шевельнулись его губы в злорадной усмешке, исказившей приятные черты лица и на мгновение превратившей парнишку в злобного тролля. Когда двое обезьян всё же удалились из купе, Драко в своей манере обратился к Бруму: — Мне все-таки кажется, что ты больной. — Тебе не кажется, — совершенно серьёзно ответил мальчик, закидывая в рот очередной леденец. За окном стремительно сгущались сумерки. В купе зажегся свет. Старосты прошли по вагонам, оповещая о скором прибытии. Драко и Брум поспешно переоделись в школьную форму. Вскоре поезд стал замедляться. Черные квадраты окон отражали снующих в проходе учеников. Опять шум и болтовня, топот, смех, ругань. Все звуки, привычные и приятные обычным детям, были для Брума кошмаром наяву. Хотелось заткнуть уши, закрыть за собой тяжёлую дверь камеры и остаться в блаженной тишине. Но вместо этого мальчик достал свой чемодан из-под сидения, засунул Таба за пазуху и, встав за Драко, приготовился покинуть вагон и шагнуть в новый этап своей жизни. На станции было настоящее столпотворение. Повсюду слышались окрики старост, пытающихся построить свои факультеты. Дети перебегали из одной шеренги в другую, поздравляли друг друга с прибытием. Где-то послышались хлопки, и тут же над пероном полетели разноцветные фейерверки, сопровождаемые радостным улюлюканьем и свистом. «Внимание! Первокурсники! Все подходим ко мне!» – словно гром среди ясного неба, громыхнул густой бас над притихшими детишками. Брум высоко задрал голову и увидел огромного косматого... — Уйди с дороги, недомерок! Ощутимый толчок в плечо лишил равновесия, и Брум повалился на стоящего впереди Драко, а тот в свою очередь почти упал на темноволосую девочку, которая, пошатнувшись, задела рыжего из табора Уизли. Сумятица в рядах первокурсников переросла в пресловутый «эффект домино». Отовсюду раздавались обиженные возгласы, жалобы на отдавленные ноги и испачканные мантии. Виновница переполоха даже не обернулась на творящийся позади неё хаос. — Это кто ещё недомерок! — злобно бросил ей вслед Драко с большим опозданием. Брум покосился на кузена, удивляясь внезапному заступничеству с его стороны. Обидчица, и впрямь, была ростом вровень с первокурсниками, однако, проследив взглядом ее траекторию, Брум заметил, что она встала в ряды слизеринцев третьего курса. — Зарвавшаяся полукровка!— процедил Драко. — Ты ее знаешь?— шёпотом спросил Брум. — Прёт, как таран, — пожаловался он, потирая ушибленное плечо. — Эльза Тавингтон, — произнес Драко, скривившись, как от горького зелья. — У неё не все дома, — характерный жест у виска должен быть подтвердить наличие психических отклонений. Девочка, стоявшая рядом и до этого старательно делавшая вид, что ее не интересует беседа, резко обернулась и, нацелив на Драко испытующий взгляд, иронично осведомилась: — Ты видел ее медицинскую карту, чтобы делать подобные выводы? Драко как-то недобро дёрнул плечами и подошёл почти вплотную к любопытной собеседнице. Каждое слово он словно выплевывал ей в лицо: — На прошлом рождественском приеме она подожгла моего эльфа, и он бегал среди гостей пылающей кометой. А на вопросы, зачем она это сделала, знаешь, что она ответила? М-м? Она сказала, что в такой праздник нужно дарить тепло. Тепло! Понимаешь? Брум удивлённо вскинул брови. Девочка бесстрашно выдержала зрительный контакт с Малфоем и в ответ лишь поджала губы, признавая правоту оппонента. Драко пребывал в полном восторге от произведённого эффекта и решил продолжить: — И мой тебе совет. На будущее. Не развешивай уши и не болтай. — Оставь свои советы при себе! — фыркнула она и демонстративно отвернулась, хлестнув Драко по щеке своими волосами. Бледное лицо Малфоя покрылось красными пятнами, и он уже открыл рот, чтобы отвесить очередную колкость, но голос косматого великана прервал его на вдохе: «Меня зовут Рубеус Хагрид. Я буду вашим провожатым. Соблюдайте порядок! Построились парами и следуем за мной!» Даже спустя много лет Брум с теплотой в сердце вспоминал Хогвартс, каким он увидел его в первый раз. Величественный, ошеломляющий, манящий. Почти как Азкабан. Силуэт замка вырисовывался на ночном небе в окружении россыпи мерцающих звёзд. Окна призывно горели тёплым уютным светом. Небольшая флотилия зачарованных лодок с учениками скользила по чёрной глади озера, приближая их к заветной цели. — Говорят, в этом озере живут всякие твари. Они только и ждут, когда кто-то оступится, чтобы затащить на дно и сожрать, — голос Драко заметно дрожал. Он говорил шёпотом и при этом с опаской поглядывал за борт крошечной лодки. Брум свесился через край и, не сумев побороть искушение, сунул руку в чёрную воду, распугав отражающиеся в ней звезды. На мгновение ему показалось, что пальцы коснулись чего-то скользкого, похожего на мокрые волосы, но он тут же дал себе логическое объяснение – это только водоросли. Причалив к берегу у подножия холма, на котором возвышался замок, ученики пошли протоптанной широкой тропинкой наверх, к главным воротам. Брум чувствовал себя овцой в стаде. Люди, задевающие его своими плечами, раздражали. Хотелось отстать и спокойно дойти до школы в одиночестве. Но толпа детей была слишком плотной и, чтобы прорваться сквозь них, пришлось бы обтереться о каждого. Драко воссоединился со своими обезьяноподобными друзьями. Они следовали за ним по пятам, как двое заправских телохранителей, возвышаясь на целую голову над своим тщедушным боссом. Малфой перекидывался с ними ничего не значащими фразами, всеми силами обозначая своё влияние и значимость. Вскоре к нему присоединился темнокожий мальчик, и они пошли плечом к плечу, общаясь на равных. Брум узнал девочку, с которой танцевал на святочном балу у Малфоев. Дафна – кажется, так ее звали. Она шла рядом с девочкой, которую называла Пэнси, и которая все время оглядывалась на Малфоя. Они все были между собой знакомы. Брум же шёл в толпе, но при этом оставался один. Он внимательно слушал и запоминал разговоры окружающих. Основной темой беседы первокурсников была некая Распределяющая шляпа: можно ли с ней договориться, ее принцип работы, влияние на мозг и прочие животрепещущие вопросы. Через четверть часа бодрым прогулочным шагом учащиеся дошли до главных ворот. Они были гостеприимно распахнуты. Во дворе громоздились целые горы чемоданов, клеток с животными и прочего нехитрого скарба. Домовые эльфы шустро перемещали пожитки школьников в замок через неприметную дверь. Дети вошли в школу и многие из них потеряли дар речи. Первокурсники были похожи на косяк мелких рыбёшек, что морская волна выбросила на берег. Их глаза были по-рыбьи выпучены, а рты открывались и закрывались в тщетных попытках озвучить свой восторг. Брум и сам был удивлён не меньше других. Он во все глаза глядел на удивительные портреты, люди на которых приветственно махали руками, учтиво кланялись, делали изящные книксены и реверансы. Портреты болтали без умолку, создавая вокруг невыносимый гул. Брум зажал ладонями уши и закрыл глаза. В Азкабан. Он хочет в Азкабан. Кто-то настойчиво дёрнул его за локоть, отнимая руку от уха. Мальчик сердито мотнул головой и уткнулся взглядом в серьёзные глаза лохматой любопытной девочки, с которой Драко так любезно беседовал на станции. Она скрестила руки на груди и тоном, не терпящим возражений, затараторила: — Я за тобой наблюдаю от самой станции. У тебя все признаки социофобии. Ты заметно нервничаешь в окружении большого количества людей, ты пытаешься уединиться даже находясь среди толпы, избегаешь зрительного контакта, тебя пугает шум создаваемый людьми, пусть даже и мертвыми. Это может помешать твоей социальной адаптации, негативно отразиться на учебной деятельности и, в конце концов, это удар по неустойчивой психике, находящейся в переходном состоянии к пубертатному периоду, характеризующемуся повышенной сензитивностью к неблагоприятному воздействию окружающей среды и внутренними противоречиями. Брум и сам не знал, как смог дослушать до конца этот поток терминов и не метнуть во всезнайку «Силенцио». — Всё? — довольно грубо осведомился мальчик, глядя нарочито-прямо в чёрные точки ее зрачков. Мимо пронеслись несколько лет магловской школы, горы книг, кукла-подружка и добровольное затворничество. Девочка, почувствовав дискомфорт, захлопала большими глазами. Она думала, что он переспросит, попросит перевести на человеческий, но вместо этого он имеет наглость интересоваться закончила ли она. — Всё! — язвительно бросила всезнайка. — Тогда избавь меня впредь от своих энциклопедических знаний, маглорожденная Гермиона Джин Грейнджер, — тихо сказал он, склонившись к самому ее уху. Пока девочка приходила в себя, он, сунув руки в карманы, сделал шаг в сторону и с непринуждённым видом устремил свой взор на ступени, где, возвышаясь над желторотыми студентами, появилась пожилая женщина. Она выглядела как настоящая волшебница из детских книжек – широкополая заострённая шляпа, длинная мантия, усыпанная серебристыми звёздами. Строгое лицо было окутано паутинкой морщин, проявлявшихся тем сильнее, чем старательнее волшебница пыталась придать ему серьёзное выражение. Она пригласила всех подойти поближе, представилась как профессор МакГонагалл и объявила, что сейчас начнётся церемония распределения. Прямо на середине речи к ее ногам прыгнула огромная безобразная жаба и утробно квакнула. — Тревор! Вот ты где! — радостно вскрикнул пухлый мальчишка. Под всеобщее хихиканье и строгий взгляд профессора смущённый первокурсник пискнул «извините» и спрятался за спинами товарищей. — Пойдёмте, вас уже все ждут! — улыбнулась ведьма, и зашагала к дверям. Огромные кованые створки сами распахнулись, открывая поражённым первокурсникам невероятный зал. Под потолком мириадами звёзд блистало ночное небо, зачарованные свечи плавали в воздухе, нависая над длинными столами, за которыми сидели юные волшебники и волшебницы. Брума менее всего занимало представление под величественными сводами зала. Он внимательно наблюдал исподлобья за присутствующими здесь людьми. Длинные белые волосы до плеч закрывали половину лица и служили отличным прикрытием. Он ещё от Беллы знал о четырех факультетах и сейчас с интересом подмечал те детали, о которых говорила мать. Вот за столом восседает всё высшее общество магической Британии – это факультет Слизерин. Надменные лица старшекурсников, острые взгляды, великолепные манеры. Младшие курсы факультета изо всех сил пытаются держать марку и корчить такие же высокомерные рожи. Брум фыркнул в усмешке. Среди змеиного логова он заметил ту самую Эльзу Тавингтон. Ей даже усилий не нужно прилагать, чтобы выглядеть подобающе. Заострённые черты лица, тёмные глаза и волосы, бледная кожа. Казалось, открой она рот, оттуда появится раздвоенный змеиный язык. Пуффендуйцы простые, как деревянная ступка. Веселые открытые лица. Простые до скрежета зубов. Эти тюфяки не представляют никакого интереса для юного волшебника. Это обычные счастливые дети без претензий на интеллект, происхождение или выдающиеся моральные качества. Факультет Равенкло. Отмороженные умники с причудами. Скукота. И наконец ненавистный Гриффиндор. Белла всерьёз злилась, рассказывая об этих напыщенных показушниках, кичащихся своей храбростью и бескомпромиссностью. Брум дёрнул плечами. Менее всего он хотел бы попасть в львиное логово. Идеи и убеждения, которые успела вложить Беллатриса в неокрепший мозг своего названного сына, дали ростки и грозили расцвести буйным цветом. Прошествовав по узкому проходу под пристальными взглядами студентов, новички подошли к преподавательскому столу. Брум стоял в задних рядах, где было поменьше народу и старался не касаться плечами других детей. Он чувствовал на себе тяжёлый прожигающий взгляд, но не поднимал глаз. Даже когда чудаковатый старик с длинной бородой и в шёлковом халате толкал приветственную речь, Брум вдумчиво разглядывал трещины в каменном полу. Профессор МакГонагалл зачитывала имена первокурсников и каждому выходившему на помост надевала на голову волшебную остроконечную шляпу. На глазах у перепуганных детей складки на шляпе оживали, и она вещала скрипучим голосом об особенностях личности первокурсника на весь зал. Более неловкую ситуацию сложно представить. Когда список студентов дошёл до буквы «Л», Брум вздрогнул, но вовсе не от неожиданности. Перспектива сидеть перед такой толпой, да ещё и в дурацкой шляпе привела его в состояние нервного напряжения. — Мистер Арлен Лестрейндж! — выкрикнула старая колдунья, поднимая глаза от списка. Брум шёл, понурив голову, словно на эшафот. Кто-то хлопнул его по спине в знак поддержки, кто-то ободряюще прикоснулся к плечу. Не поднимая глаз на зрителей, мальчик уселся на табурет и стал ждать своей участи. Макгонагалл тут же нахлобучила ему на голову магическую шляпу, и зал затих в ожидании. — Хм... — протянула Шляпа. Тишина была такой, что Брум слышал шорох студенческих мантий. Спину жгло от чужого пронзительного взгляда. — Занятно, занятно... что ж... — Шляпа пафосно объявила: — Имеющие уши да услышат! — она поерзала на макушке, словно устраиваясь поудобнее, и нараспев стала вещать: «Предназначением твоим был избран Гриффиндор, А убеждения твои хвалил бы Салазар, Но, без сомнений, острый ум, что свыше тебе дан, Придется славно ко двору Кандиде Когтевран!» Факультет Равенкло взорвался аплодисментами. Шляпу сняли, и Брум прошествовал к теперь уже к своему столу. Отовсюду неслись поздравления, но его не хлопали по плечам, не взъерошивали волосы и не лезли с объятиями, как это происходило за другими столами. Альбус Дамблдор постучал по своему бокалу, привлекая внимание студентов и призывая их к тишине. Разговоры стихли, все взгляды устремились к седовласому старцу. Его без преувеличения чарующий голос разнесся под сводами Большого зала. Казалось, что директор лично подходит к каждому ученику и ласково заглядывает в душу, затрагивая там самые потаенные струны. «Добро пожаловать! Добро пожаловать к началу нового учебного года в Хогвартсе! Прежде, чем начать банкет, я бы хотел сказать несколько слов. А слова мои будут такие: Олух. Пузырь. Остаток. Уловка. Всё, всем спасибо!» В зале раздались недоумевающие смешки. В этот миг на столах возникли золотые блюда с угощениями, хрустальные графины с тыквенным соком, пироги, сладости и всё, чего только можно пожелать. Брум с удовольствием принялся за еду, посматривая на своих сокурсников. Стол Равенкло был наименее шумным из всех. Каждый был занят своими мыслями и никто не смел нарушать задумчивую отрешенность товарища. Впрочем, это не значило, что они сидели совсем уж молча. Неспешные беседы, приправленные тыквенным соком, велись на протяжении всего вечера. Брум остался доволен выбором шляпы. В Равенкло ценят личное пространство, с уважением относятся к уединению. Лучше так, чем быть затисканным на Гриффиндоре и Пуффендуе или быть обласканным надменными взглядами на Слизерине. После ужина староста факультета – Роберт Хиллиард – провел первокурсников по замку, устроив мини-экскурсию. Дети только и успевали крутить головой, разглядывая диковинные говорящие статуи, портреты, привидений. У Брума сложилось впечатление, что в школе магии болтают все, кому не лень. Каждому нужно высказаться. Поднявшись на башню, студенты попали в свою гостиную. Жаркий камин гудел за решеткой. Уютные кресла, диван, ковер с замысловатым рисунком – всё в сине-бронзовом цвете – создавали благоприятную атмосферу и словно приглашали провести тихий вечер с книгой. Первая ночь на новом месте выдалась неспокойной. Дети знакомились, угощали друг друга конфетами, обсуждали распределяющую шляпу, пир, директора, преподавателей, школу, будущие занятия и ещё множество крайне интересных тем, от которых голова шла кругом, и хотелось спать. Не дожидаясь отбоя, Брум забрался на кровать и задернул синий полог. Звуки стали звучать приглушенно, а вскоре совсем стихли, погрузив спальню в долгожданную тишину. Мальчик долго лежал на спине, подложив руки под голову и прислушиваясь к сопению соседей. Где-то в гостиной пробили часы, оповещая о том, что наступила полночь. Сон не шёл, Брум крутился с боку на бок и тут сквозь щель в тяжёлых складках полога он заметил большую чёрную тень. Первой мыслью было: «Дементор!» Сердце застучало быстрее. Встречаться с ними здесь ему вовсе не хотелось. Брум невольно задержал дыхание и сжал под подушкой чёрную палочку. Полог бесшумно отодвинулся в сторону. Чёрная тень стояла уже у самой кровати. — Идите за мной, мистер Лестрейндж. — Брум судорожно вдохнул. Ледяной голос принадлежал все же человеку, и этот человек даже не пытался шептать в спальне. Облака за окном обнажили луну, и она, бросив свой скудный луч в комнату, выхватила из мрака бледно-серое угрюмое лицо. — Сейчас! — строго добавил полуночный гость. Чёрные пропасти глаз блеснули, отражая лунный свет, и человек стремительно направился к двери. Его мантия взметнулась вверх, влекомая резким порывом воздуха. Брум, словно загипнотизированный, встал с кровати и, натянув ботинки, последовал за несущейся вперёд чёрной тенью. Коридоры, освещённые факелами, были пустынны. В ночной тишине стук каблуков разносился по всему замку. Мальчик почти бежал, пытаясь поспевать за высоким человеком в мантии. Вскоре странная процессия спустилась в подземелья. Здесь холод и сырость были полноправными хозяевами. Брум с трепетом вспомнил свой дом, где постель и одежда всегда были влажными, ощущение испарины на коже было его вечным спутником. Он почти забыл, как это, пока целый месяц нежился на сухих и тёплых перинах у Малфоев. А теперь вспомнил. Человек резко остановился, и Брум врезался в него на полном ходу. В темноте не было видно даже своей руки, но мальчик почувствовал его недовольство. Взмахнув палочкой, мужчина открыл дверь. Из проёма в коридор вылился жидкий тусклый свет. Он был не в силах разогнать вековой мрак, но осветил лицо провожатого, и Брум, наконец, понял, что это тот самый маг, гостивший у Люциуса и почти просверливший дыру в его спине. Профессор дёрнул головой по направлению покоев, приглашая войти. Он почти втолкнул его в комнату, когда вошел сам и закрыл за собой дверь. Брум остановился посередине захламлённой гостиной. Горы книг, свитков, стеллаж с пробирками, оплывшие свечи в старинных канделябрах и ни одного окна. Давно потухший камин зиял чёрной разинутой пастью. Зельевар взмахнул палочкой, и кресло, стоявшее у стены, вдруг оказалось позади Брума и, толкнув его под колени, фактически вынудило упасть в его потёртые объятия. Мальчик решил, что ни за что не покажет этому человеку ни свою растерянность, ни удивление. Он уселся поудобнее и, скрестив руки на груди уставился на хозяина покоев. В конце концов, это он его выдернул из кровати среди ночи, а значит должен потрудиться объяснить своё поведение. Профессор вихрем пронесся к шкафу, на мгновение замер и, словно передумав, обернулся к своему гостю: — Я буду говорить быстро. А вы будете предельно внимательны. Этот разговор не покинет этой комнаты. Брум кивнул. Он уже знал первое правило выживания и был вовсе не намерен доверять этому волшебнику. Но послушать стоило. — Итак. Прежде всего меня интересует, знаете ли вы своё настоящее, — Снейп надавил на этом слове, чуть замедлив свою стремительную речь,— имя? — Арлен Брум Лестрейндж , сэр, — чётко ответил Брум. — То есть вы хотите сказать, что не знаете своего настоящего имени? — не без удивления заключил зельевар. — Знаю, — мальчик слегка улыбнулся, забавляясь ситуацией. — Откуда оно вам известно? — чёрная бровь изогнулась, выражая заинтересованность. — Это не ваше дело, сэр, — холодно бросил Брум и тут же почувствовал щекотку в голове и покалывание. Он отбросил все мысли, выставив на обозрение чёрный экран и теперь с удовлетворением наблюдал, как на лице профессора проступает едва заметное недоумение. — Я не советую вам этого делать, сэр, — уголком рта усмехнулся мальчик. — Глупый мальчишка! — не меняя холодной интонации выплюнул Снейп. — Ты в смертельной опасности! — Сейчас я в ваших подземельях, и единственная опасность – это заработать себе воспаление лёгких. — Молчать, Поттер... — зашипел зельевар, приблизившись к самому лицу мальчика. — Ваши родители Лили и Джеймс Поттер. Они погибли десять лет назад в схватке с Тёмным Лордом, а вы зачем-то выжили. Брум задохнулся и на мгновение потерял контроль. Этого было достаточно, чтобы Снейп увидел то, что увидел. Азкабан, Белатрисса, дементоры, призрак Экриздиса, первое непростительное... Зельевар отшатнулся от мальчика, словно тот ударил его. — Я же предупредил вас не делать этого! — повысил голос Брум, выскакивая с кресла и вытаскивая из рукава чёрную палочку. — Сидеть! — ледяной голос морозом продрал по коже. Брум застыл с палочкой на изготовке. Не обращая внимания на угрозу, Снейп подходил все ближе и ближе, пока не упёрся грудью в смертоносное древко. Брум сморгнул. Верхняя губа профессора презрительно дёрнулась, он демонстративно повернулся спиной к мальчишке и подошёл к шкафу. Звякнуло толстое стекло, послышалось характерное бульканье. Он залпом выпил янтарную жидкость и только тогда обернулся. Брум вновь опустился в кресло и принялся накручивать на палец длинную белую прядь. Он бессмысленно пялился на пробирки в шкафу. Когда низкий голос профессора зазвучал снова, мальчик вздрогнул. — Было пророчество, — Северус шумно выдохнул и облокотился на стол, — в котором говорилось, что на исходе середины лета родится ребёнок способный одолеть Темного Лорда. Если в вашей голове есть хоть унция мозгов, вы уже поняли, что ребёнок из пророчества – это вы. Темный лорд решил убить вас, не дожидаясь своей смерти от вашей руки, но оказался повержен. Каким-то образом ваша твёрдая голова отразила заклятье и направила в него самого. Вам остался только шрам на память. Ваша мать отдала жизнь, пытаясь защитить вас. — Нет, профессор, вы ошибаетесь. Я сам убил свою мать, — Брум медленно поднялся с кресла и сделал несколько шагов к профессору. — Когда вы бесчестно препарировали мой мозг, то могли заметить, — ещё шаг, и мальчик стоит перед зельеваром, чуть склонив голову набок, — что ею была Белатрисса Лестрейндж. Она моя мать. А женщина, о которой вы говорите, мне не знакома. Мне нет никакого дела до посторонней ведьмы. - Брум улыбнулся и, приложив руку к сердцу, торжественно изрек: — Умереть от руки Лорда – честь, — на его лице блуждала лукавая усмешка. — Почему я должен испытывать сочувствие к посторонней ведьме. Или вам нужно, чтобы я чувствовал вину? Северус Снейп, наверное, впервые в жизни не знал, что сказать. Он смотрел на мальчика и больше не видел Лили. Удивительно, как он мог найти сходство тогда, в доме Люциуса. Сейчас он видел Белатриссу. Те же сумасшедшие повадки, эти острые скулы и тяжёлый взгляд. Если бы не уникальный шрам, он решил бы, что перед ним, и впрямь, отпрыск безумной ведьмы. Зельевар чувствовал себя обманутым. — Твоя мать... она была магглорожденной... — как-бы между прочим, бросил Снейп, усаживаясь в кресло. Он почувствовал в мальчике ту же фанатичную искру, что когда-то разожгла в душе Беллы костёр инквизиции, в котором горели все неугодные. Ему нужно было убедиться. — Нет! — вскрикнул Брум, вскакивая со своего места. — Вы лжёте! — его палец гневно нацелился на профессора.— Женщина, которая меня родила, не могла быть грязнокровкой! Мать всегда говорила, что я сильный! Подобные мне не рождаются в грязи! — О, ещё как рождаются! — язвительно протянул Снейп, наблюдая, как юный волшебник мечется в покоях, не в силах принять действительность. Он разглядывал мальчика, словно занятного жука в банке. И с заинтересованностью энтомолога отмечал интересные особенности. В нем нет Лили, нет тошнотворного Джеймса Поттера. Он не жертва, и вряд ли согласится ею стать. Он весь в Беллу. Ну, может, немного спокойнее, но ведь он ещё ребёнок. Северус был уверен, что как только Волдеморт вернётся, этот мальчик первым шагнёт в ряды его приспешников. Когда Брум выдохся и упал в кресло, профессор почти ласково обратился к нему: — Если вы закончили биться в припадке, мистер Лестрейндж, идите к себе. Завтра без опозданий. Сил у мальчика не осталось. Он молча поднялся с кресла и поплелся к выходу. Его мир только что перевернулся, и теперь ему предстоит научиться жить с этим.