Мой дом Азкабан

Брум доедал свой пирог, изредка поглядывая на соседние столы других факультетов. В отсутствие учителей больше всех дичали гриффиндорцы. Бумажные журавлики стаями порхали над их столом, взаимные дружеские подзатыльники и лёгкие потасовки приводили весь состав учащихся в беспорядочное движение. Хлопки маленьких взрывов гулко отражались от стен, сопровождаемые восторженными восклицаниями. Лохматая грязнокровка сидела, уткнувшись в утреннюю газету. Рыжий Уизли жевал свой тост и через ее плечо заглядывал в статью, посыпая безукоризненную мантию Грейнджер хлебными крошками. Он каждый раз отвлекался на своих братьев, что изо всех сил выделывались перед всей школой. За столом Слизерина было поспокойнее. Аристократическая верхушка с презрением взирала на творящийся хаос и ехидно посмеивалась над остальными, нашептывая друг другу на ушко последние новости. Драко изо всех сил держал марку факультета и корчил самые надменные рожи, какие только смог подглядеть у своего отца. Брум отпил из чаши густой тыквенный сок и покосился на Пуффендуй – вот они точно такие, как этот гадкий сок: приторные в своём дружелюбии, липкие в своём стремлении заботиться и помогать. Мальчик поморщился и вытер губы салфеткой. Другое дело – равенкловцы. Каждый живет в своём мире и не лезет на чужую территорию. Вот и сейчас, когда большинство учеников бурно наслаждается внезапной свободой, подопечные Кандиды доделывают домашние задания, рисуют в маленьких альбомах или увлечённо читают что-то совершенно отвлеченное от школьной программы. Брум засмотрелся в альбом Маркуса и не заметил, как к нему подбежал запыхавшийся барсучонок. — Ты же Лестрейндж, да? Тебе профессор Снейп срочно велел явиться на отработку. Брум кивнул и неторопливо продолжил завтрак. Нужно непременно съесть ещё тост и яйцо, а то кто знает, когда подземный вершитель судеб соизволит выпустить его из своей пещеры. Мальчик почувствовал, что Тавингтон буравит его затылок – только у этой ведьмы такой тяжёлый и колючий взгляд. Игнорируя внешние раздражители, Брум обратился внутрь себя, чтобы собраться с мыслями для предстоящего разговора. ***** —Вы намеренно проигнорировали часть сообщения, где было сказано о срочности? — Снейп расставлял банки в шкафу с ингредиентами, и его слова сопровождались нестройным перезвоном стекляшек. — Я пришёл так скоро, как только смог, сэр, — резче, чем следовало бы, ответил Брум и по привычке бросил сумку на свою парту. — Что ж, я рад, что вы все же нашли время заглянуть ко мне, — в излюбленной манере съязвил Снейп. — А посему не будем ходить вокруг да около... Палочку на стол! Брум непонимающе уставился на зельевара, словно сомневался в его психическом здоровье. Ослушаться было подобно добровольной расписке в бессрочных отработках, а потому мальчик медленно достал свою палочку и осторожно положил ее на учительский стол. Снейп в пару стремительных шагов пересёк класс и, лишь взглянув на палочку, взвился коршуном над мальчишкой, мгновенно вспыхивая от гнева. — Не валяйте дурака, Поттер! — мальчик отшатнулся от профессора и захлопал глазами. — Сдайте боевую палочку, — прошипел Снейп, хмуря чёрные брови. Ладони у мальчика тут же вспотели и зачесались. Недоумение на его лице было столь явным, что зельевар не смог сдержать гаденькой победной усмешки. Брум решил, что упираться не имеет смысла и вытащил из кармана чёрную коротышку. Он протянул ее профессору. — Как вы узнали, сэр? — спросил мальчик, глядя, как учитель внимательно изучает чёрное короткое древко. — Если вы, Поттер, непроходимо глупы, это не значит, что и остальные находятся на таком же примитивном уровне развития, — резко ответил Снейп. Он демонстративно положил палочку во внутренний нагрудный карман мантии. — Я конфискую у вас это оружие. — Что?! Нет! — возмутился Брум. — Вы не имеете права! — А вы имеете право расхаживать с опаснейшей боевой палочкой и убивать трехголовых псов по своему усмотрению?! — Вы не понимаете! Это была самооборона! — Что вы говорите? — протянул Снейп и иронично приподнял бровь. — Давайте-ка остановимся на этом моменте, и вы расскажете мне, как хотели поиграть с Пушком, а он не оценил ваш порыв. — Всё было не так! Он сожрал бы её! — Кого? — Гря... Грейнджер! — О, ваше благородство не знает границ! — съязвил профессор, взгляд его был серьёзен и холоден. Бруму пришлось рассказать сокращённую версию произошедшего, упустив подробности о Тавингтон. — ...И благородство тут ни при чем, сэр! — закончил он. — Я же не убийца! Молчавший до этого Снейп, как ни в чем ни бывало продолжил расставлять пузырьки и колбы в одном ему ведомом порядке. Последнее замечание мальчишки заставило его поморщиться и оторваться от своего занятия. — Да? А кто вы?— он повернул голову через плечо и после медленно развернулся сам. Брум немного растерялся. — Я?... Я не знаю, сэр... Моя голова разрывается от всех этих мыслей! И это ваша вина, между прочим. Вас никто не просил выкладывать тайну моего рождения. — Ты – неблагодарный щенок! — изрёк Снейп, словно растягивая удовольствие от оскорбления. — Имей хоть каплю уважения к женщине, что родила тебя в муках и бросилась под убивающее заклятие, чтобы спасти твою никчёмную жизнь! — ноздри профессора вздымались. — Волдеморт оказал ей честь, увековечив эту печальную историю, — нарочито дерзко бросил Брум, зная, что это разозлит учителя. — Не смей насмехаться над ее смертью! — Снейп подошёл так близко, что мальчик был уверен – вот сейчас его схватят за горло. — Если бы не ты, она была бы жива. — Если бы не я, был бы жив Волдеморт! — вздернув подбородок произнёс Брум. Снейп замолчал. Мальчик тяжело хватал ртом воздух. В классе повисло что-то такое, что бывает после мощного порыва ветра, когда природа затихает и ждёт следующий. Но его не последовало. — Если бы не я, была бы жива Белла... — уже тише и очень горько произнес мальчик. Он устал. Сев на своё место, Брум запустил руки в белые волосы и уставился на наскальную роспись парты. В затертых каракулях на облезшем лаке угадывалась повешенная летучая мышь с глазами-крестиками и высунутым языком... Сколько раз он обводил чужой рисунок, и не счесть. Мысли вдруг превратились в кисель. — Хватит, Поттер, — выдохнул Снейп. Он прошёл к своему месту за столом и опустился на стул. Мебель устало скрипнула. — Каждый наш разговор заканчивается одинаково. Ваше самобичевание ни к чему не приведёт. Беллатрису не вернуть, смиритесь. А Темный Лорд вскоре объявится сам... Мальчик поднял свои невыносимые глаза на учителя. В одно мгновение в них промелькнули и не остались незамеченными недоверие, страх, торжество. — Метка, да? Вы что-то чувствуете? Я знаю, кто вы...Мама говорила мне о вас. Она никогда не доверяла вам. — Беллатриса выжила из ума ещё до заключения в Азкабан. — Ее ума хватило бы на десяток волшебников! И не смейте говорить о моей матери в таком тоне! — Твоя мать – Лили Поттер! Прими это, наконец! — Нет! Северус тяжело выдохнул – какая мука воспитывать детей! Ещё и такого твердолобого и отпрыска Джеймса Поттера. Мужчина встал и медленно подошёл к мальчишке, расстёгивая по пути манжет. Одним движением он вздернул рукав вверх, обнажив худое предплечье. На бледной коже с переплетением голубых вен выделялась старая посиневшая метка. Змея, выползающая из черепа, притягивала взгляд. Чёрные провалы глазниц мертвой головы глядели в самую душу. У Брума зашлось сердце. —Ты видишь это клеймо? — строго спросил Снейп. Мальчик шумно сглотнул и через силу оторвав глаза от метки, поднял их на профессора. — Да, сэр... — Она стала ярче... Он близко, — Снейп приложил ладонь к изоражению и на мгновение прикрыл глаза. Когда он заговорил вновь,голос его звучал глухо, словно этот человек бесконечно устал. — Ты говоришь, что ты не убийца, но если примкнёшь к нему, тебе придётся убивать! Любого, на кого укажет перст повелителя. Ты готов к этому? — Вы тоже убивали? — нарочито беззаботно спросил Брум, сбивая профессора с проникновенной речи. — У меня была несколько иная задача, — отмахнулся Снейп. — Но и мне приходилось участвовать в беззакониях, творящихся по его воле. Мальчик с трудом мог усидеть на стуле. — Почему он до сих пор не вернулся? Снейп наконец опустил рукав и, заложив руки за спину, пожал плечами. — Он слаб, бестелесен. Он дух. — Откуда вы знаете? — не унимался Брум. — Знаю. Видел в Запретном лесу. Оно прильнуло к шее убитого единорога, чтобы испить его крови. Кровь этих животных обладает магическими свойствами – она поддерживает жизнь там, где ее не должно быть по всем законам природы. И ещё Ему нужно тело. Брум был удивлён. Впервые он слышал от Снейпа спокойную внятную речь (бубнеж на лекциях не в счёт). Смысл сказанных слов моментально достиг сознания юного волшебника, и он без колебаний заявил: — Я мог бы дать ему своё тело! Профессор насмешливо хмыкнул: — Тогда тебе придётся отдать ему и свой разум. Его дух сильнее, он подчинит тебя, а когда использует, бросит словно пустой сосуд. Ты хочешь этого? Мальчик отрицательно покачал головой. Снейп нарочно молчал. — И что же он ищет здесь, возле Хогвартса? — нарушил тишину Брум. — Камень, дарующий вечную жизнь. — Это его охранял пёс? Снейп кивнул, а Брум фыркнул: — Слабоват охранник для такой ценной штуки. — Пушок лишь привратник. Был. Пока кое-кто слишком самонадеянный и наглый не решил, что стоит засунуть свой нос в закрытое крыло. Там достаточно ловушек и преград даже для Темного Лорда. А ещё он ищет тебя. Точнее, Гарри Поттера. Ты задолжал ему смерть. — Я – Арлен Брум Лестрейндж, и никому ничего не должен. От шрама не осталось и следа. Никто и никогда не узнает, что я – это он. Мальчик взял свою сумку и, посчитав аудиенцию оконченной, двинулся к двери. Ему в спину полетели отрывистые фразы, до краев наполненные ядом: — Вы связаны. Он почувствует, что ты –Тот самый Избранный, и убьёт тебя. А я, знаешь ли, клялся твоей матери, что защищу тебя. — Не стоило бросаться подобными клятвами, профессор. Она уже не оценит, — через плечо бросил Брум и вышел вон, не спрашивая высочайшего дозволения. Уставший мужчина облокотился на парту сжатыми до хруста кулаками. Свесив голову, он тяжело выдохнул и прошептал: — Мерлин! Как же ты ещё глуп! Брум вышел из кабинета зельеварения только после обеда. Он был переполнен информацией, голова кипела и разрывалась, словно котёл с нестабильным зельем. Теперь стала понятна причина и головных болей, и жжения шрама. Слишком близко тот, которого все почему-то боятся называть. Снейп в своей манере проявил заботу, но она была вызвана лишь бестолковой клятвой, данной мертвой женщине одиннадцать лет назад. А ещё было нестерпимо жаль эбеновую палочку. Впрочем, пусть она лучше будет у Снейпа. Судя по переполоху, в школе могут устроить облаву и массовый обыск. Почему-то сразу вспомнилась Эльза. Ей как никому другому есть, что скрывать. Она, конечно, делает вид, что не знает сумасшедшего равенкловца, но не мешало бы ее предупредить. Поскольку ограничения на передвижения ещё не поступало, Брум покинул Хогвартс и направился прямиком в деревню. Слабый мороз пощипывал щеки , мокрый снег носился в воздухе и грязными кучами лежал вдоль дороги. Дышалось, на удивление, легко и привольно. Брум в кои-то веки пребывал в благодушном настроении. Приближались каникулы, а это значит, что он отправится домой – в Азкабан. Недавний разговор со Снейпом на повышенных тонах оставил всё же ощущение уверенности. Словно всё встало на свои места. Волдеморт рядом, почти жив, а Брум как никогда за все эти годы близок к своей цели. Мальчик улыбнулся своим воспоминаниям. Снейп так рьяно агитировал его встать на сторону добра, что ему было бы впору раздавать листовки и выкрикивать лозунги. Забавный этот Снейп. Пожиратель смерти, призывающий к отказу от насилия. Ничего удивительного, он ведь винит Брума в смерти биологической матери, к которой питал и, скорее всего, до сих пор питает тёплые чувства. Значит, смерть Брума от руки Волдеморта будет для него своеобразным отмщением. Ну, это он ещё поглядит кто кого! В сопровождении своих мыслей Брум почти вошёл в Хогсмид, как увидел занятную сцену. Драко в сопровождении своих телохранителей нависал над грязнокровкой Грейнджер и с отвращением на лице вещал ей очередную гадость. Хорошее настроение подкинуло мысль, что не зря младший Малфой так упорно достаёт лишь эту грязнокровку. В Хогвартсе ведь было достаточно мишеней для его остроумия, однако, к другими маглороженными студентами Драко был демонстративно холоден и безразличен. Брум подошёл ближе и прислушался. — Я добьюсь того, чтобы грязнокровкам запретили вход в Хогсмид. Здесь стало невозможно находиться, вокруг одна грязь. — Дай пройти, Малфой! — сердито бросила Гермиона, пытаясь обойти препятствие, но Кребб с Гойлом преградили ей путь. — Убери своих горилл! — Эй, что за экзекуция и без меня? — весело спросил Брум, подходя к Грейнджер со спины. Драко удивлённо вскинул бровь, увидев улыбку на обычно хмуром лице кузена. — Иди, куда шёл! — злобно ответила Гермиона, коротко обернувшись . Брум увидел ее глаза. Они были всё ещё не в фокусе после Империуса, и деятельность мозга была, по всей видимости, замедлена, раз её способностей хватало только на то, чтобы вяло отбиваться от нападок противника. Брум глянул на Драко и махнул головой в сторону деревни: — Пойдём, угощу тебя какао! Ну, и вы пойдёмте, Гребб и Койл, или как вас там! Драко окинул кузена таким взглядом, словно тот вышел на прогулку в ночном колпаке, но отпираться не стал. Он махнул головой, приказывая своим прихвостням следовать за ним и, поравнявшись с Брумом, зашагал рядом по раскисшей дороге, перешагивая глубокие лужи. — Ты заступился за неё, — обличающие сообщил он Бруму, подозрительно прищурившись. — За кого? — усмехнулся Брум уголком рта и покосился на Драко. — Не прикидывайся! Ты заступился за грязнокровку! Я ведь тебя предупреждал! — А я тебя предупреждал, чтобы ты не задирал нос и не указывал, что мне делать! Иначе, кое-кто получит порт-ключ в кабинет твоего отца. Или лучше в спальню? Драко остановился. — Ты не посмеешь! — зашипел он Брум обернулся всем телом и, пройдя несколько шагов задом наперёд, сунул руки в карманы. —Вот опять ты! — непринуждённо бросил он, глядя на Драко из-под длинной белой чёлки. Драко набрал воздуха, чтобы поставить нахала на место, но Брум уже повернулся к нему спиной и в одиночестве продолжил свой путь в деревню. ***** Эльза сожгла все свои запасы маггловской травы. Вот так просто ее маленькая и единственная радость превратилась в грязную кучку пепла в раковине девичей ванной. Конечно, она позволила себе последнюю самокрутку. Как приговорённый к смерти имеет право на последнюю сигарету, так и она, Эльза Тавингтон, позволила себе последний косяк перед встречей с драгоценными родителями. Каникулы уже через несколько дней, а это значит, что ее опять будут перебрасывать из рук в руки словно мяч в детской игре. Отец, как всегда, слишком занят на работе. Мать, по своему обыкновению, слишком увлечена новым любовником. Ей, собственно, не так уж и нужно то пресловутое родительское внимание, но иногда хотелось бы почувствовать, что же такое эта чертова семья, о которой все только и талдычат перед Рождеством. Эльза сидела на широком подоконнике и докуривала самокрутку, как вдруг боковым зрением уловила движение за окном. Маленький серый сычик, надрываясь и тяжело взмахивая крыльями, тащил что-то увесистое в синем бархатном мешочке. Такая дурацкая сова была только у одного человека в Хогвартсе. У Арлена, мать его за ногу, Лестрейнджа. Эльза поспешно соскочила с подоконника и распахнула створку окна. Сыч влетел в ванную и приземлился на край раковины. Заклекотав на своём совином какие-то ругательства, он протянул лапку адресату. В мешочке оказался маленький хрустальный шар и записка. «Надеюсь, на Рождество мы снова будем добрыми друзьями.» У Эльзы остановилось сердце, перехватило дыхание, а болезненные мурашки оттоптали всю спину. Порт-ключ! Не иначе, как в Малфой-менор. Этот уродец извиняется. Она снова увидит Люциуса. Мерлин! Погладив растрепанное недоразумение, Эльза отпустила сову и прижала к груди синюю бархатку. Где взять силы, чтобы вытерпеть эту несчастную неделю до Рождества? Святочный бал в школе прошёл для девушки словно во сне. Она что-то говорила и что-то делала, но вспомнить, что именно, не могла. Все мысли были заняты жемчужным сиянием, в котором к ней являлся Люциус Малфой, стоило ей закрыть глаза. ***** Когда все соседи по комнате собрали свои пожитки и отправились в родительские гнезда для того, чтобы получить свою порцию объятий и сладостей, Брум оглядел опустевшие кровати, сунул Таббелариуса запазуху и, рванув на шее синий галстук, извлёк на свет чёрный треугольник на шнурке. Зажав в кулак острые вибрирующие грани, он подумал о доме. И тут же лёгкая вибрация переросла в настойчивый гул, голова закружилась, и через мгновение Брум ощутил на своём лице холодные брызги. «Это получше порт-ключа будет, — подумал мальчик, — хотя бы не выворачивает наизнанку...» Лёгкие чуть не разорвало от злого порыва холодного ветра. Брум с наслаждением откинул голову назад, любуясь чёрными тварями, колышущимися в поднебесье. Его мантия взметнулась вверх и захлопала на ветру. Он почти забыл как здесь красиво. Таб встрепенутся запазухой. Или это его сердце так зашлось от волнения? Мальчик вдохнул поглубже и отправился на западную часть острова. Ноги, привыкшие за полгода к гладким ступеням и отполированным каменным плитам, никак не хотели слушаться хозяина. Брум спотыкался об острые глыбы и нагромождения камней. Ещё издалека он увидел чёрное надгробие, собственноручно воздвигнутое им на могиле матери. Он убеждал себя, что всему виной ледяной ветер, до слёз режущий глаза. Но слёзы уже катились градом, оставляя после себя на лице заиндевевшие дорожки. — Мам, я дома... — всхлипнул мальчик, опускаясь на колени перед чёрным камнем. Он смахнул с надгробия нарядную снежную шапку и прижался к нему лицом, крепко обнимая валун двумя руками. Как если бы это была Белла. Как если бы это были ее холодные плечи, а он – маленький мальчик – зарылся носом в шею матери и вдохнул запах ее густых чёрных волос. Брум сидел, скрючившись над камнем до тех пор, пока от холода не заныли колени. Тогда он отстранился и провёл рукой по шероховатой поверхности надгробия. Где-то далеко всплыла мысль, что здесь когда-то была памятная надпись с именем и годами жизни его Беллы. Теперь же камень был совершенно чист и гладок. Брум кутался в мантию и трясся от лютого холода. Он рассказал ей всё. Про Хогвартс, про учителей и учеников, про Нарциссу и Люциуса, и даже упомянул Эльзу, как единственную почти подругу. Мальчик, шмыгая носом, с улыбкой поведал матери о вкусной еде и о своих успехах в противной Трансфигурации. Брум жаловался на Снейпа и его драконьи методы преподавания. — Знаешь, ма, ты была права. Он, и впрямь, двуличный тип. Носит метку и при этом чуть ли не обнимается с директором. А ещё он сказал, что моей матерью была какая-то грязнокровка, представляешь! И что я какой-то избранный. Бред, конечно, но, главное, что Тёмный Лорд близко. Я расскажу ему о тебе, я заставлю его слушать! Пусть знает, что с тобой стало, и по чьей вине это произошло! Брум ещё много чего хотел сказать, но свинцовые тучи разродились ледяным дождём со снегом, ветер горестно завывал меж камней, трубя во все расселины, и мальчик поспешил в укрытие, поцеловав на прощание могильный камень и пообещав вернуться. В тёмных коридорах Азкабана всё та же тьма и стоны узников, всё та же сырая затхлость и гулкое эхо одиноких шагов. Камера встретила Брума тишиной и спокойствием, которые укутали его в свой саван, заколыхали как малое беспокойное дитя. Не зажигая свет, он наощупь прошёл к кровати и упал на неё, не раздеваясь. Из звуков здесь было только шуршание Таббелариуса под боком и шум крови в ушах. Наверное, так себя чувствуют младенцы в утробе матери. Брум медленно провалился в густой туман забвения и впервые за много месяцев не видел леденящих кровь кошмаров. Он ничего не видел. Кромешная благословенная тьма. Солнце успело дважды передать небо во владение звёздам, прежде чем Брум проснулся. Таб нетерпеливо копошился рядом с головой мальчика и любовно перебирал в клюве его длинные белые пряди волос. Брум открыл глаза и уставился в темноту. Он с удивлением отметил, что чувствует себя превосходно. Ему легко, приятно и даже немного радостно. Великий и ужасный Азкабан, призванный обрекать всякого на муки, подарил ему столь желанный отдых и умиротворение. Брум чувствовал такой подъем и желание творить, что тут же вскочил со скрипучей койки и зажёг неопалимые свечи. Голодный сыч ухал на изголовье кровати и открывал клюв, словно птенец, выпрашивающий корм. Брум с улыбкой погладил птицу по груди, растрепав маленькие бурые пёрышки, и Таб возмущённо заклекотал, принявшись приглаживать всё, как было. Это займёт у него с десяток минут и даст Бруму время найти пищу и осмотреться. Накладывая одно очищающее заклинание за другим, мальчик быстро навёл порядок в камере. Единственное, с чем он не смог справиться, остался ковёр. Длинный ворс так напитался влагой, что простое осушающее заклинание здесь не действовало, а другого Брум не знал. Выскочив в коридор, мальчик крикнул в пустоту: — Эй, обед в камеру! Сейчас! Какой-то нечеловеческий голод сводил живот, а слюна выделялась от одной мысли о тюремной баланде. Когда Таб уже заканчивал укладывать пёрышко к перышку на своей груди, дверь скрипнула, и в камеру вплыл дементор. Стало холодно. Птица пискнула и спрятала голову под крыло, поджав под себя одну лапку. Чёрная сущность зависла посреди камеры с миской в гниющей руке. — Тебе здесь нечем поживиться, тварь! — сказал Брум, выдыхая облачка пара. — Ставь на стол и убирайся! Дементор проплыл к столу и опустил на него тарелку похлёбки с погружённым в неё куском плесневелого хлеба. Чуть помедлив, дементор двинулся к выходу и не успел он выплыть за порог, как Брум коротко махнул рукой ему вслед – тяжёлая створка захлопнулась с таким грохотом, что содержимое оловянной миски подернулось рябью, а из-за двери остался торчать клочок чёрной истлевшей мантии. Со злорадным удовольствием Брум приказал ему вспыхнуть и лишь потом с жадностью принялся за еду.