Мой дом Азкабан

В огромном особняке Тавингтонов было темно и пусто. Ничто не напоминало о прекрасном празднике. Эльфы шустро натирали и без того зеркальные полы, взбивали и перекладывали подушки на диванах в тёмной гостиной. Только маленькая зачарованная ёлочка мигала разноцветными огоньками на трюмо в комнате Эльзы. На душистые ветви из небольшой тучки сыпал мелкий снег. В камине уютно гудел огонь, отражаясь в десятках стеклянных глаз фарфоровых кукол, что выстроились ровными рядами на полке, щеголяя друг перед другом пышными платьями, шляпками и кружевами. Эльза стояла перед зеркалом в восхитительном бальном платье из нежно-розового шёлка, которое нашла у себя на кровати по прибытию в отчий дом. Отец, как всегда, не угадал ни цветом, ни с размером, и ей пришлось с помощью эльфов подгонять наряд по фигуре; цвет же было решено оставить без изменений – он добавлял образу маленькой ведьмы той мягкости и женственности, которой ей не хватало. Эльза надела на голову тонкую диадему – драгоценные камни вспыхивали в отблесках огня демоническим оранжевым светом, и казалось что в черных волосах горит раскалённый метал. Огромной пуховкой она провела по лицу, поднимая вокруг себя душистое облачко рассыпчатой пудры. Улыбнувшись своему отражению самой очаровательной улыбкой, которая была предназначена только для одного человека в волшебном мире, Эльза достала из синего мешочка хрустальный шарик – вещица была довольно тяжёлой, прохладной и совершенно гладкой наощупь. Эльза никак не решалась настроиться на порт-ключ. Ладони вдруг вспотели, сердце зашлось в восторженном испуге. Девушка почти с мольбой взглянула на Люцию. Небольшая кукла тончайшей работы застыла под стеклянным колпаком на резном круглом столике, вперившись в пустоту холодными неживыми глазами. Ее платиновые волосы были завиты крупными буклями и подвязаны бархатной зеленой лентой, на пухлых фарфоровых щечках играл вечный свежий румянец. Взгляд ведьмы потеплел, она едва заметно улыбнулась маленькой Люци. Разве можно играть этой куклой? На неё можно разве что молиться, зная, что изящное кукольное тельце сжимали длинные пальцы Люциуса Малфоя. Эльза прикрыла глаза, с внутренним восторгом погружаясь в свои влспоминания. Тем Рождественским балом у Малфоев она грезила уже давно. Отец взял ее с собой, зная, что будут дети из всех чистокровных семей, а Эльзе с ее происхождением полезно общаться с лучшими представителями магического мира. Для маленького Драко мистер Тавингтон приготовил особый подарок на Рождество – зачарованный Атлас Мира с текущими реками, шепчущими лесами и крошечными рыбками, что мелькали в океанах под толщей непроливающейся воды – это было чудо из чудес. Так думала Эльза, пока Люциус Малфой не преподнёс ей ту самую куклу. Вручил ее прямо в руки с добрыми пожеланиями и мягкой улыбкой. Эльза не могла ни вздохнуть, ни учтиво поблагодарить. Так и стояла, прижимая к груди куклу-малышку. Однако, дело было вовсе не в игрушке. Она считала его улыбки, адресованные лично ей. Их было три – не густо, но для неё – целая жизнь. Первый раз он улыбнулся ей восьмилетней на благотворительном конкурсе чтецов, что устраивала ее безумная гувернантка на потеху скучающим родителям. В то время, как Драко перепутал строфы, сбился и покраснел, Эльза великолепно продекламировала сложное и объемное произведение «В котле времён». Она сорвала аплодисменты немногочисленных зрителей и заслужила благосклонный кивок, похвалу и улыбку, положившую начало чему-то огромному и неконтролируемому, чему-то восхитительному, чему ещё не знала названия, но уже готова была отдаться этому чувству и утонуть в нём. Вторая улыбка была подарена вместе с куклой. С тех пор Эльза фанатично коллекционировала фарфоровых девочек, чтобы вновь испытать тот восторг и головокружение, но ничего не происходило. Даже самая дорогая кукла в самом шикарном платье не могла вызвать и малой толики тех чувств, что и маленькая Люция. А после третьей улыбки она поцеловала его. Мерлин! Нет, ничего серьёзного. Очередной приём у Малфоев, дежурные поздравления и пожелания. Эльза столкнулась с ним в коридоре. Со стен взирали портреты, драконы в широких рамах изрыгали огонь, на огромном древнем гобелене, изображавшем Большую охоту, десяток всадников раз за разом убивали гордого оленя. Она только что жестоко насмехалась над Креббом и Гойлом, потешаясь над их тугодумством, а теперь сама растерялась и лишь хлопала ресницами, зачарованно глядя, как двигаются его губы, пока Люциус сдержанно поздравлял ее с Рождеством. И где-то на середине этой речи она шагнула к нему и, привстав на цыпочки, коснулась его рта дрожащими губами... Она даже не успела долететь до небес, как проклятая эльфийка завизжала и бросилась на поиски Нарциссы. Эльза от злости метнула в неё заклинанием и подожгла, а когда вновь повернулась к Люциусу, чтобы принести свои извинения за опрометчивый поступок, он отшатнулся и окатил ее таким ледяным взглядом, что она почувствовала, как замерзает и покрывается инеем. Все произошло в мгновение ока, но в ее голове эта сцена воспроизводилась мучительно медленно, вновь и вновь задевая за живое. С тех пор для Малфоев она стала персоной нон грата, чем очень опечалила мистера Тавингтона, который являлся послом магической Британии и был крайне щепетилен в дипломатических вопросах – он уже потирал руки в предвкушении, если не брака, то крепкой дружбы с древним уважаемым семейством. После тяжелой оплеухи от сурового родителя Эльза окончательно убедилась в своей ненужности, неудобности и стала напоминать об этом при каждом удобном случае. Она сжала кулаки от злости на отца и, почувствовав в руке шарик, вспомнила, что уже пора. Глубоко вдохнув, Эльза закрыла глаза, настраиваясь на порт-ключ, и через мгновение закрутилась в воронке аппарации. Несколько секунд тошноты и прострации, и она больно приземлилась на колени. Это было вовсе не похоже на бальный зал поместья Малфоев. Эльза испуганно огляделась. — Арлен, сука, Лестрейндж! Я убью тебя, кусок ты гипогрифьего дерьма!— завизжала она дурным голосом и стала карабкаться вверх по каменистому склону. Ноги в шикарных туфлях на высоком каблуке скользили по мокрым камням, ладони быстро перепачкались тиной и птичьим помётом. Эльза дрожала от гнева. С удивлением она заметила, как изо рта вырвалось облачко пара, затем ещё одно. Почему так холодно? Девушка медленно, словно страшась увидеть нечто ужасное, подняла глаза – над ее головой плыли чёрные тени. Лохмотья их одеяний колыхались словно водоросли на морском дне. Стало так морозно и жутко, что Эльза не могла вдохнуть. Она замерла, безмолвно хватая ртом воздух. Дементоры, медленно кружа, стали приближаться. Из-под чёрных одежд показались гнилые, покрытые струпьями, руки; раздалось угрожающее шипение. Эльза стояла на камне, запрокинув голову в съехавшей набекрень диадеме. По ее бледным напудренным щекам катились крупные, смешанные с тушью, слёзы. Девушка и сама не заметила, как стала беззвучно открывать рот, пытаясь закричать. — Прочь! — раздалось откуда-то сверху. Эльза вскинула глаза по направлению звука и увидела на вершине скалы тонкую фигуру в развевающейся мантии. Остервеневший ветер трепал белоснежные волосы. — Прочь! — вновь повелел он, вскидывая руку, и вокруг его головы пробежали голубые искры. Эльзе показалось, будто она слышит этот треск и недовольное шипение чёрных тварей, низко зависших над ее головой. Очень медленно дементоры расступились, позволяя скудному серому свету осветить перепуганное лицо девушки. Он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь своей гостье взобраться по скользким скалам. Эльза на ватных от страха ногах, с колотящимся сердцем, вылезла на вершину и без сил упала у ног своего спасителя. — Ты – долбанный придурок... — простонала она, уткнувшись носом в холодные влажные камни. — Рад видеть тебя, Тавингтон, — улыбнулся Брум, глядя сверху на перепачканную и растрепанную слизеринку. Не слишком подходящий вид для представительницы зеленого факультета, приглашённой на Рождественский приём. — Вставай, я покажу тебе дом, — позвал он, протягивая наконец руку помощи. Эльза проигнорировала этот благородный жест и, неловко поднявшись, стала отряхивать своё некогда великолепное платье. Розовый шёлк, вручную расшитый мелким жемчугом, превратился в половую тряпку. В волосах запутались сухие водоросли , а несколько особенно отчаянных бакланов пометили ее плечи белыми кляксами. — По-твоему, это очень смешно? — взорвалась Эльза и ухватила Брума за воротник мантии. — Немного, — улыбнулся тот, а Эльза бессильно уронила руки. Туфли скользили и застревали в расщелинах камней. Эльза подобрала подол платья, оголив тощие белые ноги до колен. Свободной рукой она то и дело поправляла сползающую на лоб диадему и шипела проклятия в сторону сумасшедшего спутника. Брум, как ни в чем ни бывало, шагал рядом уверенным пружинящим шагом, ловко перепрыгивая с камня на камень и изредка оглядывался на гостью. — Зачем ты дал мне порт-ключ в Азкабан, придурок?! — запыхавшись крикнула Эльза, перекрикивая рокот волн. — Мы же друзья, — бросил Брум через плечо. — Друзья иногда ходят друг к другу в гости. Эльза раздраженно закатила глаза. — Откуда у тебя порт? — она ненадолго остановилась, чтобы стащить неудобные туфли, и сразу почувствовала себя увереннее, чувствуя голыми ступнями твёрдую почву. Чулки тот час пустили стрелки,но это такая ерунда после всего, что ей пришлось пережить в последние десять минут. — Сделал, — Брум пожал плечами. — Специально для тебя, между прочим. — Я польщена! Они быстро добрались до неприметной двери в основании крепости. Эльза высоко запрокинула голову, разглядывая монументальное сооружение. Вершина его терялась в низких клубящихся облаках, и создавалось впечатление, что оно бесконечно и уходит прямиком в иные миры. — Зайдёшь на чай? — обыденно спросил Брум, разглядывая жалкую Тавингтон с нескрываемой усмешкой. Та, почувствовав его взгляд, оторвалась от созерцания чёрных стен цитадели и неуверенно кивнула в знак согласия. Синие тонкие губы дрожали, оголенные худые плечи из мраморно-белых стали голубоватыми и густо покрылись болезненной гусиной кожей. Ей, определённо, нужно согреться. Брум вёл Эльзу по тёмным коридорам, легко ориентируясь в несметных лестницах и переходах. Она чувствовала босыми ногами склизкую жижу под ногами, иногда утопала в холодных лужах по самые щиколотки. Ощущение безысходности и тяжёлой тоски подкралось совсем незаметно, но нарастало с каждым шагом, норовя придавить своим неподъёмным грузом растерянную девушку. Остановившись перед одной из многочисленных одинаковых дверей, Брум сделал небрежный жест рукой, словно прогоняя назойливую мошку – послышался скрежет отмыкаемых замков. Тяжелая створка заскрипела и явила перед гостьей нутро небольшой камеры. Эльза бросила быстрый взгляд на провожатого, но тот спокойно вошёл внутрь и, не оглядываясь, вновь махнул рукой, чтобы затворить дверь. Эльза замешкалась, но перспектива остаться одной в тёмном коридоре хлыстом стегнула в спину, и девушка поспешно переступила порог темницы, успев за мгновение до того, как дверь плотно закрылась. — У тебя....эээ... уютно...кажется, — промямлила она. — Глядите-ка, Тавингтон не может двух слов связать, — поддел её Брум, наливая чай в большие железные кружки. Эльза подметила, что на столе вокруг чайника россыпью лежит кучка шоколадных лягушек. Значит, он готовился к ее приходу. Она медленно прошла по ковру, ощущая, как чавкает под ногами набравшийся влагой ворс. Провела рукой по столу со стопками разбухших книг и уставилась на ведро в углу. — Ешь быстрее, пока свежие, — Брум кивнул головой на сладости, — здесь всё быстро портится. Сам же он присел на койку, где были разложены несколько развёрнутых свитков. Она взяла в руки кружку с чаем и, переборов брезгливость, сделала большой глоток. Тепло разошлось от пальцев по всему телу, а горячая жидкость согрела продрогшие внутренности. Брум наблюдал за гостьей из-под длинной белой чёлки. В зелёных глазах лихо отплясывали черти . Эльзе было не по себе от пристального внимания – нечасто она становилась мишенью для насмешливых взглядов. Чаще она сама смущала людей сумасбродным поведением и речами. Есть не хотелось. Не здесь. Пересилив себя, Эльза проложила в рот лягушку. Та затрепыхалась за щеками, но, залитая горячим чаем, тут же присмирела и послушно растеклась во рту нежным молочным шоколадом. Брум сам себе не верил, когда решил провернуть этот фокус с Тавингтон. Но ему показалось это до того занятным, что он просто не смог отказать себе. Что-то в ней было такое, чего он и сам не мог объяснить. Возможно, грязь вперемешку с чистой кровью притягивала такую же грязь. А может, причиной тому послужило постоянное зазнайство и пустые угрозы Эльзы, которыми она то и дело пыталась запугать человека, прожившего всю жизнь в магической тюрьме в компании дементоров и Беллатрисы Лестрейндж. Затолкав поглубже своё рацио, он рискнул и теперь откровенно наслаждался видом растрепанной и смиренной Горгоны, попивающей чай в его Азкабане. Конечно, потом они отправятся в Малфой-менор на Рождественский приём. Конечно, он позлит Драко в отместку за его глупые речи о грязнокровке, ведь для белобрысого Тавингтон, что красная тряпка для быка. Но это будет позже. А сейчас самая противная девчонка Слизерина притихла и скромно сидит на самом краешке стула. Того самого стула, на котором сидела его мать. Даже чёрная шаль все так же перекинута через спинку этого стула. Всё в камере осталось по-прежнему: вещи, книги, свечи, мысли. Всё та же гнетущая печаль. — Здесь можно курить? — внезапный неуместный вопрос вырвал Брума из оцепенения. Он представил себе удушливый запах табака в закрытом помещении и покачал головой – не нужно. Вновь перед ними мрак коридоров, разгоняемый лишь двумя слабыми голубыми огоньками. Тьма злилась на этот наглый свет, хотела сожрать его. Отовсюду доносилось шипение дементоров, безумный смех и плач узников из-за дверей казематов. Эльза семенила след в след за Брумом, не отставая ни на шаг. Она так близко была к его затылку, что явственно ощущала грозовой запах его волос. Находиться за его спиной было удивительно спокойно, если спокойствие – это то, что можно испытывать по отношению к этому безумцу. Но он ведь не дал ее в обиду. Не раскрыл ее секретов, не стал осуждать ее маленькую слабость в лице Малфоя-старшего... Брум шагал вперёд, разрезая лучом своей палочки густую вязкую тьму. Вскоре они достигли маленькой железной двери и, всё так же, прыгая по камням, добрались до большого чёрного валуна на другой стороне острова, где Брум устало опустился на землю, облокачиваясь спиной на гладкую поверхность камня. Эльза переводила дыхание, склонившись и уперев вытянутые руки в колени. Когда сердце перестало ломиться в ребра, она достала из маленького кисета на поясе изящный портсигар и, прикурив от палочки, уселась на землю, не щадя более бального платья и не заботясь о своём виде. С тех пор, как она попала на остров, они ведь и десятком слов не перекинулись. Брум словно давал ей время освоиться. Наблюдал за ней. А она и рта не смела раскрыть от переполнявших ее безнадежности и страха. На свежем воздухе стало немного легче. Сигарета вскружила голову и ослабила грозящие лопнуть струны нервов. — Это правда твой дом? — спросила Тавингтон, выдыхая дым. Брум молча кивнул, глядя на пенные буруны почерневшего моря. — Как это возможно? — Не знаю. Меня подбросили сюда совсем мелким. — И как ты выжил? — Брум долго молчал. Может, собирался с мыслями, а может, не услышал вопрос. Эльза ткнула его в плечо, и тот встрепенулся, как переполошенный сыч. — Ладно, — протянула она, так и не дождавшись ответа. — У меня есть кое-что, — из кисета на свет вновь появился портсигар. Несколько сигарет лежали в стороне от других и заканчивались закрученными бумажными кончиками. Эльза прикурила сразу две и протянула одну из них Бруму. Он принял из ее рук дымящуюся самокрутку и неловко затянулся. Тот самый сладковатый запах, что ознаменовал его безумие однажды в туалетной комнате, окутал с ног до головы в уютное покрывало. В горле немного запершило, вырвался сдавленный кашель. Эльза улыбнулась сквозь пелену густого дыма, которую тут же разогнал порыв соленого ветра. Ещё несколько глубоких вдохов, и звуки стали объемнее, чайки плакали заунывными голосами высоко в свинцовом небе. Брум затянулся снова, почувствовал лёгкое головокружение, но оно было довольно приятным, губы сами растянулись в улыбке. Одна за другой трещали стены, что он возводил вокруг себя. Он отчётливо слышал грохот падающих каменных глыб. Или это море разошлось не на шутку? — Женщина, заключённая здесь, не дала мне умереть... — спокойно произнёс Брум, глядя в глаза своей собеседнице. — Она растила меня как сына и... — Эльза невовремя поперхнулась дымом, но не смела оторвать глаз от бледного лица с исполосованным шрамами лбом, не смела засмеяться или прокомментировать услышанное. Железный занавес приоткрылся на долю секунды, чтобы вновь опуститься всей тяжестью на землю, закрывая самое потаённое. — А ты? — усмехнулся Брум. — Как ты живёшь, зная, что он тебе не достанется? Должно быть Люциусмалфой головного мозга неизлечим? Эльза потупила взгляд, наблюдая, как в ободранных пальцах тлеет сигарета, вспыхивая красным угольком от ветра. Вокруг бушевал самый настоящий апокалипсис, но находится здесь и сейчас казалось самым правильным и единственно возможным. — Это неважно. Никто не запретит мне смотреть, думать...— она прыснула от собственной дерзости, но продолжила, — мечтать под одеялом. Брум засмеялся, представив Эльзу с закатившимися глазами, мастурбирующую на ледяную статую. Чего только не насмотришься в общих спальнях и душевых школы. Он встал и, глядя сверху вниз, беззлобно фыркнул. — Пойдём, — позвал он и протянул руку . — Нам пора на праздник. Эльза приняла помощь. Не выпуская ее ледяной костлявой руки, Брум достал из кармана хрустальный шар и зажал в ладони. Вертиго, тошнота, искрящийся тоннель, и вот они уже стоят на подъездной дорожке, хрустящей гравием, у высоких ворот поместья. Неудержимое веселье разобрало их, когда они взглянули друг на друга. Эльза повисла на руке глупо ухмыляющегося Брума и смеялась в его плечо. Мальчик немного отстранился и, оглядев свою спутницу с ног до головы, согнулся пополам от хохота. Он впервые смеялся так самозабвенно, до икоты и боли в животе. Эльза тупо уставилась на Брума. Сначала она хмыкнула, поджав губы, а затем не сдержалась и, оплевав Брума, заржала как умалишённая. — Нарцисса умрет на месте, когда увидит тебя в таком виде, — сквозь смех, задыхаясь, прохрипел мальчик. Эльза только сейчас, опустив глаза вниз, увидела, что ее ноги покрыты засохшими нечистотами, между пальцами застряли водоросли. Она прижала грязную ладонь ко рту и выпучила глаза. Брум увидел на ее лице неподдельную панику. И было чего паниковать – платье испорчено, изысканные локоны давно повисли унылыми сосульками, тушь расползлась уродливыми потеками, а алая помада перекочевала с тонких губ на впалые щеки. — Постой! Нам нельзя... — воскликнула Эльза, перехватывая направленную на неё руку . — Да плевать! — отмахнутся Брум. — Pulcherrimus! — скомандовал он на грани слуха, и тот час из руки вырвался золотистый сноп искр и устремился прямо в Эльзу. Девушка зажмурилась и ощутила тёплое покалывание на коже головы, плавно спускающееся к груди и ниже по телу. — Вроде неплохо? Как думаешь? — со смехом спросил Брум. — Не думаю... — покачала головой Эльза, приоткрыв один глаз и разглядывая свои ноги, облачённые в незашнурованные розовые кеды. В голове, укутанной дурманом, глухо стукнула мысль о том, что мальчишка сотворил магию без палочки, но она не успела оформиться в страх и повисла где-то в подсознании, как десятки напоминалок над ее рабочим столом, на которые она даже не обращала внимания, а потому постоянно забывала о важных делах. В остальном же она осталась вполне довольна — пышная юбка разгладилась, пятна от помета проклятых чаек исчезли. Она достала из сумочки маленькое зеркальце и убедилась, что ее лицо вновь выглядит как подобает. Поддерживая друг друга под руки, юные волшебники дошли до парадного входа. Эльза сотню раз мысленно поблагодарила Брума за кеды, но вслух свою признательность озвучивать не стала. В окнах приветливо горел свет, готический особняк был украшен легкомысленными гирляндами, а возле широкой лестницы был слеплен большущий озорной снеговик, радостно махавший ручкой-палочкой всем новоприбывшим гостям. Не успел Брум поднять руку к дверному молотку, как дверь отворила серокожая эльфийка в белоснежной накрахмаленной простынке, повязанной наподобие греческой тоги. Она подобострастно склонилась перед ним, но, переведя взгляд на спутницу господина, мелко затряслась и съёжилась. Брум непонимающе взглянул на Эльзу. — Я подожгла ее в прошлом году, — пожала плечами девушка в ответ на этот взгляд и переступила порог, оттесняя перепуганное создание Брум удивлённо вскинул брови. — Нечего стучать на собственного хозяина! — фыркнула Эльза. Брум в недоумении состроил брови домиком. Объяснений более не последовало. Новоприбывших сразу подхватил вихрь веселья и музыки. Зачарованные музыкальные инструменты на небольшом помосте самостоятельно исполняли рождественские мотивы. Вокруг было светло и радостно. Нарцисса, разодетая в тёмно-синий бархат, вынырнула из толпы приглашённых и, лучезарно улыбаясь, подошла к новоприбывшим гостям. Она сдержанно кивнула Эльзе в ответ на ее книксен и приобняла Брума. — Рада, что ты нашёл для нас время, дорогой племянник. Надеюсь, тебе понравится вечер. Драко вынудил отца пригласить какую-то современную команду музыкантов, так что молодёжь в этот раз не будет скучать! — Нарцисса была такой доброжелательной и милой, но все изменилось, стоило ей перевести взгляд на Эльзу. — В этом доме рады друзьям Арлена, — холодно произнесла она, глядя сверху вниз, — но я настоятельно рекомендую вам, мисс Тавингтон, воздержаться от зажигательных представлений и поступков, порочащих вас и бросающих тень на достопочтенного мистера Тавингтона. — Не беспокойтесь, леди Малфой, для меня честь находиться здесь, и я не стану вам докучать, — кротко ответствовала Эльза, вновь приседая в лёгком поклоне. Нарцисса коротко кивнула и удалилась, чтобы встречать других гостей. Брум заметил, что Эльза вертит головой во все стороны. Большого ума не надо, чтобы понять причину беспокойного поведения. Он взял ее за руку и отвёл к столу, ломившемуся от напитков и закусок. Эльфы сновали под ногами, разнося угощение, и обслуживали гостей, разливая им черничный пунш. Пристроившись у шоколадного фонтана, друзья тихо переговаривались. — Достопочтенный мистер Тавингтон, — начала Эльза, перередразнивая Нарциссу, — отстегал бы меня ремнем по заднице, если бы узнал, что я здесь без его высочайшего дозволения! — Мерлин! Тавингтон! — засмеялся Брум в свой бокал и разбрызгал черничный пунш на белоснежную рубашку. — У меня слишком живое воображение! Зачем мне такие подробности?!