Мой дом Азкабан

Брум очнулся в кромешной тьме. Она не была похожа на темноту ночи или мрак подземелья – это была тьма в самом ее первозданном виде. Мальчик несколько раз моргнул и попытался пошевелить рукой.. Рядом послышался шорох, и прохладные пальцы коснулись его лица, убирая со лба длинную чёлку. — Всё хорошо, милый, — встревоженно прошептала Нарцисса. — Ты в безопасности. — Получилось? Где мама? — слабо прошелестел Брум и закашлялся, горло пересохло, язык приклеился к нёбу. — Она тоже здесь, в соседней комнате. Голос тётки показался ему напряжённым. Взвыла внутренняя сирена. Что-то случилось. Нарцисса напоила мальчика водой и попыталась уложить на подушки, но Брум упорно намеревался встать. — Если ты сейчас же не ляжешь, клянусь, я применю Инкарцеро! Ты очень слаб! Северус велел... — Мне плевать, что он велел! — сипло отрезал Брум, грубо отталкивая от себя заботливые руки. Он сбросил одеяло и, путаясь в длинной сорочке, попытался встать. Его ноги подкосились, и мальчик неловко упал на приставной столик, опрокинув стоящие на нём склянки с зельями и графин с водой. Нарцисса хлопотала рядом, пока сноровистая домовиха, явившаяся на звуки беспорядка, наводила чистоту. Встав с помощью тётки, Брум взмолился: — Отведи меня к ней! Нарцисса со слезами на глазах смотрела на беспомощного мальчика. Она сдалась. Медленно и осторожно они дошли до двери гостевой спальни. Нарцисса медлила, не зная, как отреагирует племянник на вернувшуюся с того света Беллатрису. Брум чувствовал волнение Нарциссы и от того начинал паниковать сам. Он наощупь нашел дверную ручку и повернул. В комнате было тихо, только откуда-то сбоку доносился глухой стук и то ли плач, то ли скулеж. Нарцисса усадила Брума в кресло, а сама поспешно заглянула за шкаф. Там, сидя на полу в одной ночной сорочке, сидела Беллатриса Лестрейндж. Она тихо хныкала и, как маленькая девочка, растирала глаза кулачками. Нарцисса села перед ней на колени и погладила по растрёпанным волосам. — Тише, милая, тише... Это я... Белла открыла покрасневшие глаза и бессмысленно посмотрела на сестру младенческим взглядом. Нарцисса ласково взяла ее за руку и, подняв с пола, подвела к кровати. Словно заботливая сиделка, леди Малфой уложила сестру в постель и подоткнула одеяло. Брум всё это время таращился незрячими глазами в сторону раздающихся звуков и не мог понять, почему Нарцисса говорит таким тоном. — Она как маленькая, — прошептала тётка, поворачиваясь к мальчику. — Врач из Мунго сказал, что, возможно, со временем всё наладится. — Возможно? — недоверчиво переспросил Брум, самостоятельно вставая и направляясь к кровати. Похоже, ему пора взять себя в руки и принять ответственность за свои поступки. Что-то пошло не так. Это его вина. Нарцисса по привычке кивнула, но взглянув в побелевшие глаза племенника, опомнилась и озвучила свою мысль: — Да, дорогой. Мы все надеемся, что сознание вернётся к ней, но не знаем, когда это произойдет... И произойдет ли... — Брум упёрся коленями в край кровати и присел рядом с матерью. Он погладил ее беспокойную руку и поднес к губам. — Жаль, Северус не может помочь. Он бы, наверняка, нашёл способ, как ускорить ее выздоровление. — Где он? — спросил мальчик, нехотя прерывая контакт с материнской кожей. — В Азкабане... — Нарцисса прятала глаза, словно племянник мог её видеть. — Ему удалось избежать заключения в прошлый раз, но теперь ему не дали спуску. Выдвинули обвинение в том, что он подверг опасности несовершеннолетнего, спланировал похищение ценного артефакта... — Но это всё я! Он ни при чем! — вскричал Брум. Беллатриса дёрнулась всем телом и заплакала. Мальчик бросился утешать её, ласково зашептав: — Тихо, тихо, Белла... Все хорошо... Прости меня... — извинялся ли он за резкий окрик или за все свои деяния в целом, было неясно даже для него самого. Он больше не чувствовал себя брошенным ребёнком. Он вдруг ясно осознал, что в ответе за Беллатрису. Теперь только от него зависело, что будет с другими людьми. — Мне нужно поговорить с дядей, — серьёзно сказал Брум. — Он в Министерстве, — Нарцисса как-то судорожно вздохнула. — Разбирательство по делу идёт практически круглосуточно вот уже несколько дней. Его тоже обвиняют... Нас обвиняют, — исправилась она, сглотнув болезненный комок. Дышать стало тяжелее. Судьба метко швыряла в него камни, целясь в голову. — Значит, мне нужно в Министерство! Нарцисса взяла мальчика за плечи и заглянула в пустые глаза. — Исключено! — строго сказала она и уже мягче добавила, убирая налипшие на лоб волосы: — Тебе нужно отдыхать! Они не оставили ему выбора. Все, что было дорого, превращалось в прах и разлеталось по ветру, и это происходило по его вине. Пришло время заняться работой над ошибками. Брум собрал все силы, чтобы сделать последний шаг в пропасть. — Империо! **** Коридоры Министерства Магии были полны народу. Волшебники деловито сновали по своим делам, перемещаясь между кабинетами и этажами. Брум шёл под руку с Нарциссой, уставившись в свою темноту невидящими глазами. Его великолепная мантия приятной тяжестью касалась плеч, начищенные ботинки отражали свет магических светильников. Эльфы постарались, чтобы отправить молодого господина в люди. Чиновники учтиво приветствовали леди Малфой, а та снисходительно кивала им в ответ. Нарцисса блистала в лучшем платье, вызывая восхищённые вздохи женской половины министерских служащих. Если бы Брум мог, он бы видел ошарашенные взгляды, которыми их провожали, и возможно, ему бы это даже польстило. Зал заседаний Визенгамота был почти пуст. Дело было столь секретным, что работа велась за закрытыми дверями, которые, впрочем, имели не только уши, но и глаза. Брум, полный решимости, без стеснения толкнул тяжёлые створки и, аккуратно усадив слегка растерянную тетушку на скамью, двинулся к комитету присяжных. Седовласые старцы застыли с открытыми ртами, а Люциус замер на середине фразы. Его усталый, немного раздражённый голос дрогнул. Брум явственно представил себе некогда блистательного Малфоя: осунувшийся, с темными кругами под глазами, с резкими росчерками морщин. Эльза была бы недовольна, что Брум своими выходками довел ее божество до такого состояния. Воспоминание о подруге больно кольнуло в груди, но сейчас он был намерен всё исправить, или хотя бы не дать сделаться ещё хуже. — Я требую снять обвинения с Люциуса Малфоя и Северуса Снейпа! — на ходу нагло заявил мальчишка, пересекая огромный зал и глядя в пустоту белыми очами. Присяжные зашептались, и вдруг холодный голос обличающе произнёс: — Ты! Ты заставил мою дочь выкрасть философский камень! Из-за тебя она без сознания! — Господин Тавингтон! Мне жаль... — Брум коротко поклонился в сторону голоса; он чуял, как в него ожесточённо тычут пальцем. — Ваша дочь была лишена воли. Так же под Империусом были лорд Люциус Малфой и профессор Северус Снейп. Леди Нарцисса Малфой и сейчас находится в состоянии подавленной воли... Все эти люди подчинялись мне и не ведали, что творят. В зале повисла полная тишина. Люциус замер, но лицо его приобрело более уверенное выражение. Обвиняемый стал жертвой, а это совсем меняло дело. Но Нарцисса... Он взглянул в сторону жены. Леди Малфой с интересом наблюдала за происходящим, на ее лице блуждала вежливая полуулыбка. Было непохоже, чтобы обезумевший мальчишка навредил ей. Брум не мог видеть, но он чувствовал напряжение в зале. Пользуясь этой трескучей тишиной, он безжалостно продолжил: — А так же я использовал непростительное заклятие для Беллатрисы Лестрейндж и Обливиэйт для Гермионы Грейнджер... А! И Пушка тоже я убил... Атмосфера, казалось, искрила от электрических разрядов. Заседающие бубнили, переглядывались, пожимали плечами. Наконец заговорил Верховный Чародей Визенгамота: — Мальчик мой, ты осознаешь, что твое признание грозит пожизненным заключением в Азкабане? — Осознаю, господин директор! — жутковато исподлобья улыбнулся Брум, узнав голос Дамблдора.