Ловушка для оборотня

-… каждый может вызвать Его Величество на поединок, и если он дерется честно и побеждает, Баст благословит победителя, и он станет новым королем Ваканды, новой черной пантерой, духом-хранителем… На шестой день Баки уже кажется, будто он вечность торчит здесь, смешивает травки, находится на положении «принесиподая», понимает вакандский язык и уж точно живет в этом королевстве не меньше десятка лет. Шаман оказывается «в доску своим»: треплется Зури, не переставая, заставляет работать каждую минуту, исключая пять часов ночного сна, знакомит Баки со всеми обычаями, событиями и людьми, описывая каждого… — Его Величество утверждал, что форма пантеры — это врожденная мутация, вызванная вибранием. — Малыш Т’Чалла слишком много общался с технологиями. Полдетства проиграл в гонки и просидел за своим КПК, — заявляет Зури. Слово «КПК» он произносит по-американски, и Баки думает, что шаман наверняка преувеличивает. Судя по тому, что Зури рассказывал раньше, у юного Т’Чаллы было очень мало времени на себя: его с детства готовили быть королём. — Он многое думает не как вакандец, а как американец. Это плохо, но богов он чтит, старый Зури постарался. Малыш просто не хочет казаться американцам отсталым, — вещает Зури с недовольной миной. На самом деле он любит короля вполне по-отечески, Джеймс уже это понял, а ворчит просто потому что так привык. Полезного от него за эти шесть дней гость узнал очень-очень много, его больше не смущает незнание вакандского: книги он, конечно, пока читать не может, а вот слушать и даже немного говорить — вполне. — И сколько длятся бои? — Поединки? — Да, поединки. — Пока не останется желающих стать новым королем. — А кто потом лечит Т’Чаллу от побоев? — Джеймс неловко усмехается, представляя: двадцать боев подряд, и последний противник свежее тебя, а ты устал… Ладно он, Зимний солдат, его физические параметры частично повышены… — Его Величество — отличный боец, с тех пор, как он в четырнадцать победил своего дядю в священном поединке, он ни разу не проиграл, даже своей сестре. На Т’Чалле благословение богов, — уверенно заявляет Зури, потом ворчливо продолжает: — А вот для того, чтобы Его Величество после священного поединка был как новенький, мы тут и работаем сейчас, малец. На «мальца» Баки не обижается: ему уже здесь не скучно, не обидно и, в общем, сносно. Пару тройку ночей гость просыпается от того, что рядом дрыхнет бархатная пантеровская тушка, но она всегда ускользает до рассвета, и всё, что Баки знает, это то, что его кошмары не рискуют сниться в присутствии духа-хранителя. Зури о ночных посещениях короля ничего не говорит. Почему Т’Чалла иногда так печален, Зури тоже рассказал в общих чертах: невесту короля похитили, пытали, чтобы вынудить его отдать вибраний, и когда Т’Чалла пришел, чтобы спасти, его невеста уже была сумасшедшей. С тех пор Его Величество не был заметен в привязанности к кому-либо… — Ты, малец, первый после Накии, о ком он заботится, так что, надеюсь, ты умеешь постоять за себя, — замечает Зури в конце того разговора, и Баки пробивает смущением. Он — привязанность короля? Ладно, когда так думают глупенькие девочки — служанки, но когда так говорит ещё и воспитатель Его Величества… Джеймсу становится неловко и страшно, и отнюдь не за себя. Он всё ещё иногда просыпается, когда в голове начинает звучать по-русски: «Желание — Ржавый — Семнадцать…». Он не знает, как выключить этот отсчет, как уберечь Т’Чаллу от себя. Невозможно даже сбежать из этой страны: в изолированной, маленькой Ваканде у Джеймса Барнса куда больше надежды спрятаться, чем в огромной людной Америке или ещё более огромной России. На седьмой вечер Зури буквально выпихивает его из здания — язык не поворачивается назвать это домом — где шаман живет и творит. — Вали-ка ты отсюда, малец. До послезавтра ты мне не нужен. Искупайся для разнообразия, развлекись, что ли! — ворчит он. Баки поднимается с земли, отряхивая колени, фыркает, кивает… и идёт купаться в прохладной речке Ваканды, а потом — во дворец, надеясь там хоть мимоходом увидеть Т’Чаллу. Он соскучился, и это открытие вышибает воздух из лёгких болезненно и сладко. Но прежде короля он видит Эрика: тот уже выходит, громогласно объясняя, что боги его не простят, если он, Эрик Киллмонгер, вождь младшего племени не почтит этот праздник своим присутствием и не увидит, как Черная Пантера снова разобьёт всех наголову. И уже когда Эрик ступает на первую ступеньку, Баки видит короля. Т'Чалла его не видит, он не видит никого: вылетает из двери со скоростью пантеры, окидывает взглядом окружающее пространство, не задерживаясь на госте: мозг короля, проанализировав обстановку, подсказывает, что лишних и нежелательных зрителей нет, на большее Т’Чалла не обращает внимания, — хватает Эрика за плечо и дергает к себе, так, чтоб видеть лицо. И глаза в глаза выдыхает, зовёт: — Н’Джадака… Решился всё-таки поговорить, думает Баки, прилипая спиной к стене, опираясь на неё ставшим неожиданно тяжёлым телом с облегчением и усталостью. И смотрит, как Эрик разворачивается — и навешивает другу-противнику в скулу, не как королю, а как очень обидевшему его близкому. — Ты всё помнил! — рычит Эрик, он всегда громок, и эхо носит зычный голос по коридорам, а Баки всё никак не может отлипнуть от стены, чтобы помочь, потому что это не его дело… — Ты всё помнил, и эти годы притворялся, что не узнаешь меня, самый умный, да? Т’Чалла не сопротивляется, только руки крепче держат Киллмонгера за плечи, и Баки должен, просто должен отлипнуть, исчезнуть отсюда, или хотя бы не показывать, что он понимает по-вакандски… — В день священного поединка я тебя повергну, — обещает Эрик уже гораздо тише: скорее всего, это оттого, что теперь он серьезен, а не разыгрывает рубаху-парня, друга короля, поворачивается — и сбегает по ступенькам, злой, растерянный, кажется, смущенный… в какой-то момент они с Баки зацепляются взглядами, вакандец сперва его не видит, потом осознает, узнает — и кривится в презрительной усмешке: — Тоже мне, кукла наследника Тутти! — бросает он, не останавливаясь, и гость короля ещё минуту смотрит ему вслед, не понимая, что случилось — а потом его, словно куполом, накрывает понимание и ужас, такой, что Баки на одних рефлексах ищет ближайшую раковину — и блюёт в неё, между позывами зажимая себе рот, чтобы не взвыть, не закричать, не издать вообще ни звука и не выдать своего ужаса. Получается плохо. Последние три слова из фразы, обращенной на прощание к Джеймсу, Эрик Киллмонгер произносит по-русски, практически без акцента.