Ловушка для оборотня

Назавтра с утра Баки возвращается к шаману, что удивительно — просыпается первым. Хотя, может, и не удивительно: ночью Т’Чалла снова вздрагивал во сне, и Джеймс молча кутал его в одеяло. Странно, скорее, то, что Величество всю ночь был человеком. И обнимал по-человечески. И всё же оставшиеся три дня Баки не вылезает от шамана: мешает травки, носит воду, делает мази, и всё это — со старанием и усердием. Почему-то кажется, что сюда, к Зури не пройдет никакое зло, никто из тех, кто желает «взять оружие», и «домой» — ага, в комнату рядом с покоями короля-пантеры — Джеймс не возвращается даже ночью. Т’Чалла тоже не приходит, и Барнс этому рад: у владыки, по словам шамана и местных жителей, двое серьезных противников: Н’Джадака — и Шури, и Баки хочет, чтобы король победил и остался королем. Он не видел в деле ни того, ни другую, но он опасается, потому что такой веры в Т’Чаллу, как у Зури, у Джеймса нет, поединок — это всего лишь поединок. Кровавый, изматывающий, напрягающий. Можно вытащить себя из войны, повторяет Баки слова Стива, сказанные когда-то на очередной миссии вдвоем, но войну из себя вытащить невозможно. Он готовит мази, отвары и лекарства, слушает трепотню Зури и верит, старается верить в короля. А потом наступает День Священного поединка. Противников у короля восемнадцать. Всё происходит на водопаде, видимо, место исконно используется для таких случаев — над ареной, где по колено воды, множество ярусов, один над другим, переходы, люди, шум, кто-то пляшет, вскидывая руки… Зури впереди, наблюдая за воспитанником, точнее, на самых нижних ярусах. Джеймса усаживают где-то посередине, откуда он наблюдает за поединками. Первые два проходят быстро, Баки только восхититься может силой и быстротой. Шури появляется четвертой, и к её поединку с братом прикованы все глаза: оба оборотня сильны, выносливы, быстры… Т’Чалла — отличный тактик и стратег, Шури хитра и умеет провоцировать… На середине поединка Баки отключается. Когда он садится — из зрителей никто не замечает отключки Баки, все глаза устремлены на арену — дико болит голова, будто Бурдж-Халифа всё же рухнула на голову, да чешется ухо. Баки поднимается по стенке яруса, протягивает руку вбок, где ледяными струйками льётся вода. Набирает полную ладонь и прикладывает к затылку, где болит. Становится легче, но когда он отнимает руку, капли в ладони розовые. Похоже, кто-то либо не любит белых наглых военных, общающихся с королем — либо конкретно его, Джеймса Барнса. Продолжая поливать затылок ледяными пригоршнями, Баки смотрит на арену: Шури уже исчезла оттуда, и какой по счёту бой идет, непонятно. Противник Т’Чаллы — неуклюжий здоровый верзила — быстро покидает арену. Сам король, обнаженный по пояс, по колено в воде, со священными татуировками на плечах и спине — уставшим не выглядит, но и веселым тоже. Адреналин, азарт… терпение и тепло в глазах. День Священного поединка — просто праздник… Через пару боёв появляется Н’Джадака — Эрик, и Баки несколько напрягается, памятуя, что Киллмонгер орал во дворце. Эрик шумно приветствует всех, выкрикивает общие самопохвальные фразы, что-то рьяно доказывает королю — и Барнс неожиданно успокаивается. Ему кажется, что Н’Джадака такой и есть — шумный, открытый, импульсивный. Даже если он хотел отомстить другу, больше не хочет: после поединка, после своего яркого проигрыша на глазах у всех Киллмонгер демонстративно складывает своё оружие — парные мечи — у ног короля в прозрачную воду и склоняет колени и голову. Жест понятен и без слов: «Моя жизнь принадлежит тебе, мои мечи будут биться за тебя». Джеймс улыбается, тем более, что голова немного утихает, а кровь перестает течь, и тихонько поднимается наверх. Можно переждать поединки здесь. Теперь Баки верит, что Т’Чалла снова победит. После поединков — фестиваль с развлечениями и бесплатной едой, а к вечеру, когда фестиваль начнет утихать, Т’Чаллу можно будет осмотреть и подлечить. Баки идёт к шаману, когда его внимание привлекает знакомый голос, и молодой человек застывает, рефлекторно спрятавшись за ближайшее дерево. Киллмонгер говорит по-английски, и только фразу «Кукла наследника Тутти» произносит по-русски, а слово «проект», предшествующее этому сочетанию — по-английски, как и весь диалог с неслышимым собеседником. Джеймс слушает — и всё больше наваливается на дерево от облегчения: по словам «Я отказываюсь, проект „Кукла наследника Тутти“ прекращаю», Баки думает и пытается надеяться, что Эрик тут ни при чем. Совсем ни при чем. Что он не будет активировать оружие… — Эй? Ты как? Барнс открывает глаза от того, что его трясут за плечо. Принцесса Шури смотрит внимательно и встревоженно, и Джеймс оглядывается. Похоже, он сполз по дереву под говорок Киллмонгера и заснул… На всякий случай щупает затылок, но крови на пальцах больше нет. — Извините, Ваше Высочество, — Джеймс смущенно улыбается. — Похоже, я на солнышке перегрелся. — О, ты уже говоришь по-человечески, — Шури озорно смеется и поднимается. — Так и думала, что тебя сморило под деревом. — А… фестиваль уже кончился? — Баки оглядывается, и принцесса снова показывает в озорной улыбке белые зубы. — Через полчаса закончится. Брат уже покинул праздник, да и я лечу обратно в шахту. Через дней четыре — пять приглашу тебя в гости, исследоваться. — Буду благодарен, — Баки делает то, что удивляет его самого: целует принцессе руку, склоняясь перед ней, словно она из династии английских королей, и Шури улыбается снова, на этот раз несколько смущенно. — Верю. До встречи, — она машет ладошкой на бегу, и оборачиваясь, добавляет на всю округу: — На следующий год я обязательно стану королевой! — и Барнс улыбается. Ему кажется, что принцессе просто нравится дразнить брата и играть с ним, что на самом деле она не собирается забирать власть… Т’Чаллу он находит уже у шамана. Зури ворчит, облепливая его травяной кашицей, но король выглядит невозмутимым. — А, малец, явился наконец! — ворчливо приветствует его Зури. — Отлыниваешь, пока я тружусь над ранами Его Величества? Принеси листья мокоши, отвар слоновой травы и Сердце Пантеры. — Сердце Пантеры можешь не нести, — безразлично бросает Т’Чалла. — Всё равно не буду. — Мальчик, ты упрямее своего отца! — всплёскивает руками Зури, пока Баки несет нужные травы. — Она помогает… — Она мешает. У меня есть мои силы, и я развиваю их, — так же равнодушно произносит король. — И полагаюсь на свои силы, а не на Сердце Пантеры. — Боги тебя когда-нибудь покарают за самонадеянность, — качает головой старик, но ничего не говорит, когда видит, что Джеймс и впрямь не принес Сердце Пантеры. — Ладно, смывай с него эту зелень, пока Его Величество не стал деревцем, дома промоешь ушибы слоновьей травой, приложишь листья мокоши… и выметайтесь уже оба с глаз моих! — Куда? — спрашивает Баки, сердце его слабо трепыхается. Прилетевший в ответ свёрток листьев мокоши Барнс рефлекторно перехватывает пальцами стальной руки. — Домой, глупые мальчишки! Надоели оба, спасу нет! — заявляет Зури. От громкого вопля у Баки снова чешется ухо, Т’Чалла же поднимается, как ни в чем не бывало, словно не его, короля, только что обозвали и послали. Видимо, таким способом старый шаман выражает свою привязанность. — Пошли, — кивает он своему подопечному. — Дома и приложишь, и напоишь… — Ты хоть ел? — уточняет Баки, не обращая внимания на смешливость повелителя и крепко держа травки-отравки. Т’Чалла качает головой. — Со вчера нет. Перед Священным поединком нужно очищать тело и душу. — Угу, значит, для начала надо притащить что-нибудь съедобное, — делает вывод Джеймс, и король рассеянно отвечает: — Только фрукты. Что ж, фрукты так фрукты. Его Величество почти в одиночку уплетает полкило бананов и столько же манго, моется и стаскивает одежду. — Ну, что, лечи, доктор, — фыркает он. — Пои, прикладывай… Джеймс оглядывает его тело, ища, куда надо приложить листья мокоши. Синяки на темной коже не видны, несколько царапин… Он на всякий случай ощупывает ребра короля. — Ничего не сломано, можешь даже не проверять. У меня нечеловеческая регенерация и увёртливость, — на лице оборотня мелькает то же самое безразличное выражение, словно он и не о своём теле говорит. — Я заметил, — рассеянно кивает Баки, наливая отвар слоновьей травы на бинт и обводя этой тряпицей побитые места. — Тебе, наверное, эти все прикладки и отвары, как слону дробина? — Не скажи. Природные источники помогают природным существам, — он усмехается. — Вот Сердце Пантеры — это точно не то, что мне нужно. — Почему, кстати? — Ну, это что-то вроде природного наркотика: усиливает реакцию, все рефлексы… Но если долго надеяться на наркотик, в конце концов не знаешь, на что способен сам. Мой отец принимал эту траву, а я отказался, — Т’Чалла внимательно наблюдает за сосредоточенным молчаливым приятелем, а тот делает всё необходимое, отстраненно отмечая повреждения. То, что король снова наг, не смущает никого из них, с отдаленным интересом отмечает Баки. Хотя его должно бы, как… цивилизованного человека. — Чем, кстати, закончился твой бой с Шури? — рассеянно уточняет он. — Я половину просмотрел… — Моей победой… Но сестра не показала всего, на что способна, — Т’Чалла отвечает это с легкой досадой. — Я бы её всё равно победил… — Как-нибудь потом покажете, когда будете по одному в очереди, — Баки улыбается, ему становится легко и спокойно. Всё хорошо, всё нормально. Никто не покушается на королевскую власть. — А ты ведь не понимаешь, для чего это всё затевается, — замечает Т’Чалла, укладываясь на спину и следя теплыми глазами за тем, как его «целитель» отставляет на стол и траву, и отвар. — Не понимаю, — соглашается Джеймс, скидывает обувь и устраивается на кровати короля, согнув колени над ногами Т’Чаллы и опираясь на стену. — Бои — это бои — кровь, жестокость… — Неа. Ведь биться с королем на Священном поединке ради чего выходят? Чтобы изменить свою жизнь, обрести власть, добиться внимания или денег… так мы узнаем, у кого в жизни что-то не в порядке настолько, чтобы желать власти. — Мы? — Окойе потом проверяет данные, а я улучшаю условия жизни тех, кто выступал на Священном поединке. Иногда находятся действительно криминальные элементы, которым нужна власть ради власти, а иногда я помогаю людям находить интересную работу по душе или соединяю семьи… -на лице Т’Чаллы впервые появляется улыбка, которая до этого плясала в теплых глазах. — Так что, друг мой, бой — это не только и не столько бой… — Мудро у вас всё устроено, — Баки откидывает голову на стену, закрывает глаза. — Но это потому, что государство небольшое. У нас… — он замолкает, соображая, Америку или Россию имеет в виду. Поразмыслив, приходит к выводу, что заявление справедливо для обеих стран, — у нас, даже с твоей нечеловеческой выносливостью, ты бы после пары сотен человек, недовольных жизнью, потерял власть. — Возможно, — соглашается Т’Чалла, протягивает руку, поглаживая пальцы собеседника: его прикосновение теплое, но отнюдь не нерешительное, просто мягкое… естественное, словно так и надо, и Джеймс отбрасывает мысли, закрадывающиеся в его душу под этими прикосновениями. Ваканда, государство, близкое к природе… — Но это зависит не только от размера населения, но и от короля. — Да, короли у нас тоже не очень, — Джеймс смеется, открывая глаза и выпрямляясь, откликается пальцами на прикосновения Т’Чаллы. — Ты гениален, спору нет. Мужчина смеется мягко, дружелюбно. — А как же… Что? — интересуется он: у Баки от движений головой снова болит затылок, и молодой человек почесывает его рассеянным успокаивающим движением левой стальной. — Да…нет, ничего, — Баки отводит глаза. Он хотел признаться, что треснулся обо что-то головой, но порыв быстро проходит, а вот король садится резким быстрым движением. — Врёшь не очень, — роняет он. — Повернись ко мне спиной, гляну, что там у тебя за «ничего». Отвар слоновьей травы оказывается весьма кстати, и листья мокоши — тоже: по утверждению Т’Чаллы, на голове Барнса красуется ссадина почти на весь затылок. — Это ты где? — Упал, когда ваш бой смотрел с Шури, — Баки чешет ухо, хмурится. — Солнцем, видать, напекло, об стенку уступа и треснулся. — Не сказал бы, — от тела короля идёт жар, Джеймс чувствует это даже спиной. Здоровый жар земли, трав и солнца. — Судя по характеру ссадины, тебя кто-то крепко приложил дубинкой. — Ты прям как доктор говоришь, — усмехается Баки. — Так я и есть доктор, — соглашается король с улыбкой. — Правда, доктор физики. В Америке степень получил. Учился по юности - то тут, то там… — А правил за тебя кто? — Сестра прекрасно справлялась. — Так, наверное, потому она на людях с тобой в полную силу и не дерется, — Баки краем сознания заметил, что уже сам прижимается к груди Т’Чаллы, откинувшись назад и прикрыв глаза, и тот плавно поглаживает Джеймса по плечу. — Власть — не то, что она любит, а? — Да. Она любит свою лабораторию и технику… Ложись, хватит напрягаться по мелочам, — король легонько отталкивает подопечного, чтобы поставить лекарства обратно на стол и вернуться. Барнс некоторое время думает, это приглашение провести ночь вместе или сигнал, что ему пора возвращаться в свою комнату, потом машет рукой и тоже встает, чтобы стянуть с себя одежду. Владыка Ваканды, уже устроившийся в расстеленной постели и наблюдающий за раздевающимся Джеймсом, чем-то похож на черного кота. Губы Баки трогает легкая улыбка. — Величество, ты прямо по жизни кот, а? — Пантера, — фыркает король, подвигается, давая место на постели. — Хищная, опасная… — Красивая и теплая, — не удерживается Барнс, водя пальцами по татуировкам собеседника, и к своему удивлению, обнаруживает, что говорит это совершенно серьезно. Вот ведь угораздило… Т’Чалла кивает и выключает свет парой резких хлопков ладонями. Он и вправду тёплый — и телом, и душой, и Джеймс Бьюкенен Барнс ни на секунду не жалеет о решении остаться на ночь. Ночь приносит новый кошмар. «Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет…» Баки дергается и открывает глаза. Сухо сглатывает. Раньше кошмар заканчивался, стоило только очнуться. «…Печь. Девять…» Голос звучит откуда-то изнутри, близкий и далекий одновременно, он попадает прямо в ухо, в спальне никого нет, кроме них двоих, но Т’Чалла мирно дышит на подушке рядом, обнимая Баки за талию — и Барнс успевает в доли секунды понять две вещи. Первое — зачем его сегодня на водопаде огрели по голове и почему так чесалось весь вечер ухо. Второе — произносящий слова голос не принадлежит Эрику Киллмонгеру. «…Добросердечный. Возвращение на родину…» Ещё Барнс успевает подумать, что надо бежать от комнаты короля как можно дальше — так будет шанс, что охранницы схватят его раньше, чем он приблизится к Т’Чалле, или что его миссия — совсем не король Ваканды… «…ОдИн…» Его Величество открывает глаза, когда Баки добирается до двери в одних штанах и с трясущимися руками. Голова Барнса раскалывается, словно изнутри ползет топор — по волокну расширяя её. — Джеймс? «…Грузовой вагон.» Баки секунду стоит неподвижно. Темнота уже накрыла его, собственно, и Баки-то уже никакого нет. «Солдат?» Ответ Зимнего солдата на код пробуждения всегда одинаков: он произносит фразу по-русски с легким румынским акцентом. — Я готов отвечать. Через пару секунд после этого, когда король Ваканды уже успевает понять, что случилось, для него тоже наступает темнота.