Indomable

За окном постепенно темнеет. Очертания комнаты становятся все более расплывчатыми, но свет включать не хочется. Его новое пристанище небольшое, три метра на три, однако этого более чем достаточно. Ему и не в таких условиях доводилось жить. Если привыкнуть и заполнить пустоту своими родными вещами, то будет вполне себе комфортно. Насколько это вообще возможно в доме, где живут убийцы. «Я стану таким же?» Минхек перекатывается на спину. От свежего пододеяльника пахнет полевыми травами. Стоило ему переступить порог комнаты, как дверь позади него заперли на ключ. Так будет какое-то время, пока они не убедятся в том, что ему можно доверять. Пока не поймут, на что он способен и способен ли на что-то в принципе. «А на что я способен, кроме выживания?» Сон не шел. Между отъездом Шону и его возвращением прошло часа три, но он так и не сомкнул глаз. Минхек ждал, что ему занесут вещи, однако к двери подходить никто не спешил. Лишь несколько минут спустя дом будто бы внезапно ожил. Над головой послышались шаги. Комната Минхека была на втором этаже, а значит наверху был чердак, видимо, служивший чьей-то спальней. Он подходит к двери и прислушивается. Улавливаются только шаги по лестнице, которые постепенно отдаляются, и нечеткие голоса снизу, но и те становятся тише, пока не исчезают полностью. Если Минхек правильно сориентировался, то все собрались в кабинете Шону. И, кажется, именно он будет самой обсуждаемой темой. Минхек возвращается на кровать. Снова приходится ждать неизвестно чего. Даже в телефоне не поковыряешься – его забрали еще в машине. Из предметов в комнате имелись только кровать, стол у окна, стул и пустой древний шкаф, простоявший здесь, видимо, больше века. На улице завывает ветер. По периметру был лес, его поначалу навязчивый шелест уже успел превратиться в белый шум, навевающий тоску. Неприятный холод пробегает по телу, задерживаясь в районе ребер. Новые звуки и непривычные запахи окружали со всех сторон. Даже воздух ощущался по-другому. Приятная сухая трава перемешивалась с чем-то горьковатым и горелым. Минхек думает, что именно так пахнет стреляный порох. Наконец, внизу снова начинается какое-то движение. Слышно отголоски разговоров и звуки гремящей посуды, которые вдруг перекрываются непрерывным равномерным стуком без пауз. Он оказывается неожиданно близко и, когда в замке проворачивается ключ, Минхек садится на кровати. - Твои вещи. Шону закатывает в комнату незнакомый чемодан, принадлежащий, видимо, ему и включает свет. Минхек щурится и какое-то время сидит, морщась и привыкая. Пожитков у него не очень много, только пара комплектов одежды, книги, перекошенные тетради, зубная щетка и купленное недавно большое полотенце. Когда он открывает чемодан, то замечает еще и потрепанный кошелек, который прятал под матрасом и в котором хранились все его сбережения. Он не спрашивает как Шону нашел его, а Шону никак это не комментирует. - А мои документы? - Все документы хранятся у меня, - лидер опирается плечом о косяк. – Возьми белье и одежду, я провожу тебя в ванную. - После интерната меня подобное особо не напрягает, конечно, но ты же не будешь вот так стоять и смотреть как я мочалкой себя тру? – Минхек, казалось бы, серьезно смотрит на него, но затем добавляет. – Лучше тогда помыться вдвоем, а то когда кто-то просто стоит в стороне и наблюдает как ты намыливаешься – это уже сталкерство. В последний момент он жалеет о произнесенных словах, осознавая, что может получить нагоняй за свою болтливость не к месту. В конце концов, он не с соседом по квартире разговаривает. Повисает напряженная тишина, Минхек застывает с чистой футболкой в руках. Вопреки ожиданиям Шону выдыхает через нос и линия его губ слегка кривится. - Раз юмор не исчез, значит все в порядке. Он ждет, пока Минхек соберет все нужное, после чего выходит из комнаты и скрывается за поворотом. Бывший курьер осторожно следует за ним. Проходя мимо лестницы, он слышит отрывистый смех Вонхо, идущий с первого этажа. Свет оттуда неровными полосками рассекает потолок. Шону распахивает дверь ванной, пропускает туда Минхека и говорит, что будет ждать его в комнате. Действительно, не было смысла сторожить его. Выйти из дома незамеченным было невозможно, поэтому не следовало даже пытаться. Минхек задерживается в душе дольше положенного. Он стоит, упершись лбом в холодную плитку, и пытается как-то переварить все произошедшее. Почему-то нечеловеческая усталость накатывает только сейчас. Хочется сесть в угол, обхватить себя руками и просто испариться, превратившись в неуловимый теплый пар. Обычно горячая вода после насыщенного дня уносит с собой весь негатив, но сейчас она лишь принесла с собой тяжесть и страх перед неизвестностью, сместив обычную уверенность в однообразной жизненной рутине. Когда он переступает порог своей комнаты, то видит на столе тарелку риса с карри и чашку, как потом выясняется, крепкого черного чая, отдающего жасмином. В животе тут же требовательно урчит. Шону, сидевший на кровати с одной из его книг в руках, поднимается, пропускает его вперед и, придерживая дверь перед уходом, сообщает: - Кихен придет утром. Он познакомит тебя со всеми, объяснит основное и твои обязанности. Спрашивай его обо всем, что будет непонятно. - Он терпеть меня не может. Минхек стягивает полотенце с шеи и вешает его на спинку кровати. Шону некоторое время смотрит на него, затем оборачивается, чтобы окинуть взглядом коридор, и снова поворачивает голову обратно. - Я знаю за кого ты нас принимаешь, но это не так. На Кихене лежит ответственность за всех ребят и сегодня ты был потенциальной для нас угрозой. Он всегда так обращается с новенькими, ему нужно время. Он просто хочет защитить свою семью, - пауза, заполненная отдаленным шелестом леса у ворот и клацаньем ложек с кухни. – В конце концов, одну семью он уже потерял. Мы все потеряли. Тихое закрытие двери и поворот ключа. Минхек сверлит взглядом точку, где еще пару секунд назад были спокойные глаза Шону. Каким-то непонятным образом он понимает, что теперь тоже относится к этому «мы». И это «мы» вибрирующим эхом отдается в затылке, не желая утихать. Возможно, все действительно не так, как он думал. Возможно, для всего есть причины. Однако можно ли оправдать убийство? Заснуть получилось не сразу. Почему-то в голову лезли воспоминания о том повесившемся мальчике. Они не были друзьями. Тот паренек, Юсон его, кажется, звали, вообще ни с кем не общался. Всегда был сам по себе. И естественно это не могли оставить без внимания старшие, строившие из себя крутых и откровенно портившие жизнь остальным. Все делали вид, что ничего не замечают. Что не слышат по ночам криков, стонов, грязного смеха, не видят побои, не видят кровь на чужой одежде. Все просто хотели выжить и Минхек в том числе. В тот день он встретился с Юсоном взглядом в коридоре. Наверное, уже тогда он понял, что Юсон принял решение. Минхек подошел к нему и всунул в руку апельсин, который удачно стащил из столовой себе на черный день. Он не знает зачем сделал это, но ему казалось, что он должен был. Ближе к ночи, когда тело достали из петли и полиция уехала, Минхек пришел в свою комнату и под подушкой обнаружил половину того самого апельсина. Невольно он разделил с Юсоном последний ужин. Приглядевшись, он увидел, что рядом лежал пакетик, набитый порошком. Естественно он его узнал – все обитатели интерната знали, что старшие промышляют наркотиками. Юсон стаскивал понемногу у своих обидчиков, но не использовал, а оставил Минхеку. Тот понял причину, только когда к ним решила нагрянуть комиссия с проверкой. Он распределил порошок по сверткам и подложил их в кровать ко всем, кто издевался над младшими и Юсоном. Больше этих ребят не видели. Ничего не приснилось. Минхек не знает когда именно отключился, но, проснувшись, он понял, что за ночь даже не изменил положение тела. Закрыл глаза, открыл глаза. Усталости не было, зато тревога по-прежнему осталась. Как ни странно, где-то внутри начало зарождаться любопытство. Против природы ничего не сделаешь. Прошлый день был наполнен событиями, эмоциями и следующий день обещал стать его продолжением. После былого однообразия в жизнь влилось слишком много разных красок, так что было непонятно как на них нужно реагировать и как отделять светлые от темных. В дверь коротко постучали через пару минут после того, как Минхек заправил постель и натянул на себя темно-синюю толстовку, доставшуюся в подарок от доброго сослуживца с прошлой работы. - Умойся и спускайся завтракать. Возьми грязную посуду, - сухо бросает Кихен без приветствия и уходит, оставляя дверь открытой. Минхек вздыхает. Он и не ожидает, что с ним тут будут радушно обращаться. В конце концов, он просто чужак, который свалился им всем на голову и собирается жить за их счет. Но он привык, что везде является лишним, его это уже не особо задевает. По крайней мере, ему хочется в это верить. Вода из-под крана идет холодная, даже ледяная, бойлер еще никто не грел. Отлично приводит в себя. Минхек спускается по лестнице, касаясь свободной рукой стены и перил, изучая текстуру, пытаясь привыкнуть. Кухня оказывается довольно просторной и светлой: через огромное окно виднелось грязно-серое небо. В центре находился длинный деревянный стол с двумя тарелками яичницы. Кихен, стоявший к нему спиной и заваривающий кофе, указывает пальцем на раковину. - Поставь все туда и садись. Они завтракают в тишине. Куски приходится едва ли не силой проталкивать в глотку. Не из-за вкуса, яичница была отменная, просто атмосфера была такая, что горло будто стало каменным. Кихен же, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он ел, отстраненно глядя в окно, а когда закончил, то аккуратно вытер рот салфеткой, подождал, пока Минхек доест, и только тогда начал говорить. - Как ты думаешь, для чего нужны законы? Последнее, что ожидал услышать Минхек, это философский вопрос. Он выпрямляет спину и начинает усиленно вспоминать все, чему учили в интернате. Ощущение было такое, будто его внезапно вызвали к доске. Захотелось по-молодецки бойко ответить «Чтобы их нарушали», но он нутром чувствовал, что за этот ответ его как минимум прожгут раздраженным взглядом. - Ну, они поддерживают порядок в Зоне, - к концу предложения интонация повышается и звучит больше как вопрос, нежели утверждение. - Порядок, - медленно проговорил Кихен. – Законы удерживают человечество в рамках человечества, не давая ему превратиться в безумных зверей и перегрызть друг друга. В чем разница между правилами и законами? Минхек откровенно не понимает зачем был начат этот юридический опрос. Во-первых, это было странно, во-вторых, с юриспруденцией и законом у него всегда были проблемы. Ответа он не знал и потому молча смотрел на Кихена, как пятиклассник смотрит на учителя, когда тот разбирает с ним абсолютно полностью заваленный тест. - Правила укрепляются законом, - наконец, развивает свою мысль Кихен, вкладывая смысловой вес в каждое слово. – От тебя зависит нарушишь ты правило или нет, но не тебе решать будешь ли ты наказан за это по закону или нет. Кихен поворачивает голову и впервые прямо смотрит ему в глаза. Его лицо было уставшим, даже изможденным, и это напрочь перекрывало первозданную красоту. Потому что измождение выдавали не какие-либо черты или физические аспекты, которые можно было бы скрыть при желании, если бы они были, а не по годам жесткая серьезность во взгляде. Лицо было молодым, но порхающая в глазах душа была постаревшая, побитая, изувеченная свалившимся на голову горьким опытом. Это пугало. Захотелось отвести взгляд и закрыться руками. - Мы с Шону создали Клан Экс, который существует уже четыре года благодаря тому, что есть законы, держащие нас всех в определенных рамках. Ни одно нарушение не остается безнаказанным, так что если не хочешь проблем, то ты должен будешь их придерживаться. Я понятно выразился? Минхек кивает. Есть законы, за нарушение которых получаешь наказание. Все просто до невозможности, он жил так несколько лет, ему не привыкать. Если подумать, по-другому жить он в принципе не умеет. - Всего законов десять, но сейчас я расскажу тебе только о четырех. Об остальных узнаешь в процессе, - Кихен загибает палец. – Во-первых, у каждого есть свои обязанности, которые он должен выполнять. Проще говоря: кто не работает, тот не ест. Я отвечаю за еду, то есть покупаю основные продукты и готовлю. Обычно посуду каждый моет за собой сам, но теперь этим будешь заниматься ты. После завтрака, обеда, ужина и просто в течение дня. Это ясно? - Более чем. И не таким занимался, чтобы денег на жизнь заработать. Даже слишком легко. Минхека устраивало. - Второй закон. Вылазки за пределы логова без согласования с лидером запрещены. В твоем случае попытка побега – смертный приговор. Думаю, тут можно обойтись без пояснений, - нарочито небрежно говорит Кихен, загибая еще один палец. – В-третьих, драки между членами Клана запрещены. Поднимешь на кого-нибудь руку – будешь неделю куковать в своей комнате и есть один раз в день. С этим у тебя проблем тоже быть не должно. Ну еще бы. Нарываться на конфликт с одним из убийц было себе дороже. Что бы ни произошло, Минхек тут в любом случае не в том положении, чтобы качать права. - И последнее на данный момент. Решения принимаются совместно, но воля лидера непреклонна. - То есть решение принимает Шону, даже если вы с ним не согласны? – Минхек хмурится, что-то с чем-то не вязалось. – В чем тогда смысл совместных решений? - Шону слушает наши мнения и принимает единое решение, тщательно обдумывая каждый из предложенных вариантов. - Но он все равно руководствуется своими собственными принципами, а не словом большинства. - Думаешь, мы признали бы его как лидера, если бы не доверяли ему беспрекословно? – едва ли не с вызовом вскидывает подбородок Кихен. – Шону собрал всех нас под одной крышей. Он прекрасно осознает всю ту ответственность, какую несет за нас и за свои решения. И мы согласны с тем, что если он сделал какой-то шаг, то значит так было нужно. Иначе нас бы здесь не было. И тебя в том числе. Первое, что приходит Минхеку в голову после его слов, это «собачья преданность». Он не знает насчет остальных, но Кихен явно был предан Шону безоговорочно и за любое негативное слово в его сторону был готов на куски порвать. Такая отчаянная верность с пустого места не берется. Должна была быть причина. Что-то произошло, потому как иного объяснения Минхек не видел. Просто так свою жизнь другому человеку в руки не вверяют. Но спросить он не решился, да и вряд ли бы Кихен ему ответил. Когда стол убран, а посуда помыта, они покидают кухню. Снова длинный темный коридор и гостиная, пахнущая древесиной. Минхек сразу поднимает взгляд наверх, однако балки пустуют, Вонхо нигде не видно. Зато на диване лежал, укрывшись пледом, который едва закрывал длинные ноги, неизвестный ему парень с растрепанными шоколадными волосами и странными с первого взгляда губами. - Ворота контролируются двумя сторожами поочередно. Вонхо с двенадцати дня до двенадцати ночи и Хенвон с двенадцати ночи до двенадцати дня, - объясняет Кихен и обращается уже к Хенвону. – Представься. - Че Хенвон, - он нехотя поднимается, протягивает руку и ложится обратно, натягивая плед до подбородка. – Я разрабатываю планы действий для заданий. Видимо, теперь мне придется учитывать еще и возможность опоздания курьеров из-за поломки метро. Минхек пожимает плечами, криво улыбаясь. - В мои планы это тоже не входило. - В любом случае, это не мой косяк. И если Чангюн такой умный, то в следующий раз пусть сам стратегию разрабатывает. Хенвон красноречиво кидает обиженный взгляд на Кихена и отворачивается, кутаясь поудобнее. Кихен вздыхает, закрывает глаза и медленно считает до десяти про себя. Ему уже порядком надоело быть мирным посредником в спорах ребят, причем преимущественно в спорах Чангюна с остальными. От его длинного языка было слишком много проблем. Но с этим он разбираться будет потом. Когда жизнь не висит на волоске, все ощущается по-другому. Воздух уже не кажется таким тяжелым, а от его непривычной чистоты немного кружится голова. Минхек родился и вырос в городе, так что нахождение на подобной бесконечно открытой территории было в новинку. Он вдыхает полной грудью и помимо царивших в комнате запахов сухой травы, перемешанной со стреляным порохом, легкие заполняет живительная свежесть, идущая от мерно покачивающегося леса. Ветер проходится по лицу, царапает уши, но естественная прохлада настолько приятная, что Минхеку становится легче, он практически полностью успокаивается. Предстоящая жизнь в этом месте уже не кажется злостным заточением. Проветривание головы определенно пошло на пользу. Дверь гаража с облупленной краской наполовину приподнята. Прежде, чем они подходят, до них успевает долететь резко обрывающийся из-за шагов разговор: - Да ладно? Вот это ты встрял тогда, конечно. - Ну и я, блять, короче говорю этому ослоебу… В мастерской, как и вчера, царит безупречный порядок. Чжухон увлеченно ковыряется в каком-то двигателе, орудуя пушистой кистью, измазанной черт знает в чем. Рядом с ним на верстаке сидит, поджав под себя ноги, Чангюн и испытующе смотрит на Кихена, гадая услышал он его фразу или все-таки нет. - С Чжухоном вы уже виделись. Кихен пропускает Минхека вперед, а сам, задержав на Чангюне взгляд буквально на секунду, делано безразлично отворачивается, притворяясь, что ничего не заметил, и спуская ему выходку с рук. - Я тут что-то вроде механика, - Чжухон утирает тыльной стороной ладони пот над верхней губой. – Скажем так, с расширенной сферой деятельности. Могу починить часы, могу разобрать и собрать машину, могу с винтовки на расстоянии километра в лоб пулю впаять. В общем, от ситуации зависит. Минхек издает смешок и неосознанно качает головой. Внутри снова навязчиво начинает извиваться червь морали, который только-только успокоился. Надо бы привыкнуть к таким личным характеристикам. Вся его мораль должна остаться в прошлой жизни, когда он, ничего не подозревая, несся с автобусной остановки в жилой квартал. Или когда позднее при нем же человеку вышибли мозги не без его косвенной помощи, собственно говоря. - Первый раз вижу, чтобы в мастерской было так чисто, - Минхек решает сменить тему разговора. – Обычно все свалено в кучу и воняет машинным маслом. - Этот чистоплюй каждый день вылизывает свои катакомбы, - Чангюн вкладывает в слова максимальное количество яда и закатывает глаза. – Не дай бог оставишь какую-нибудь херню на его столешнице, так он потом неделю мозг иметь будет. - Невозможно работать, когда вокруг валяется всякое дерьмо. У меня должен быть быстрый доступ к инструментам и поэтому они должны быть на своих местах, - Чжухон гаечным ключом поучительно машет у Чангюна перед носом, после чего возвращается к работе и через плечо обращается уже к Минхеку. – Заходи, если надо будет с чем-то помочь. Я был на твоем месте и знаю, что осваиваться в такой обстановке сложно. На мелкого внимания не обращай, он не такой говнюк, каким кажется. Чангюн на подобную ремарку лишь самодовольно фыркает и пожимает плечами, мол, все они тут не ангелы. Он достает из кармана смятую пачку конфет, открывает, закидывает в рот сразу две, не удосуживаясь предложить другим, и, однако, обертки послушно кладет обратно в карман. Вредничать он любит, конечно, но за рамки все равно не выходит. По крайней мере, не в месте, где проводит большую часть дня. - Так что, вы зашли просто на экскурсию? - Дай Глок семнадцатый. Услышав ответ, Чжухон удивленно оборачивается и берет со столешницы тряпку, чтобы вытереть руки. - А не рано? Я думал вы начнете с рукопашки. - Кулаками махать могут все, а у меня своя тактика. Кихен на автомате проводит рукой по пустой кобуре на поясе. Все-таки, когда там находится пистолет, ему спокойнее. И с определенных пор привычнее. Было время, когда он сутками торчал на стрельбище. Готов был не есть и не спать, лишь бы стать лучше. Это отлично отвлекало от самоистязания и всего бедлама, который образовался глубоко внутри. Звук выстрела и умеренная отдача стали едва ли не наркотиком, безвредным подобием морфия. - Чжухон ведет учет оружия, - говорит он Минхеку, когда механик скрывается за дальней дверью. – Оно подлежит обязательной сдаче после тренировок и заданий. Это еще один наш закон, за нарушение которого ты как минимум получишь от него по лбу отверткой. - А как максимум? - Волшебные пиздюлины от Шону, - хмыкает Чангюн, припоминая былой опыт. - Если не научишься следить за своим дрянным языком, то их получишь ты от меня, - Кихен прожигает его взглядом и от неожиданной жесткости в его голосе тому становится не по себе, но вида он старается не подавать. - В любом случае, это дико нудно, так что не советую, - ответ после небольшой задержки. Не проходит и минуты, как в мастерскую возвращается Чжухон, заметно снимая напряжение, крошечными блоками выстроившееся в помещении. В одной руке оружие, в другой - покрытая каплями банка колы, видимо, только что вытащенная из холодильника. Он протягивает Кихену черный матовый пистолет. - Одного магазина хватит? - На сегодня да. Кихен указывает Минхеку на выход и идет следом за ним, однако когда приходит его очередь пройти под опущенной наполовину дверью, он разворачивается и строго заглядывает Чангюну в глаза. - Я с тобой сегодня еще поговорю. Затем он нагибается и выходит на улицу, уже не видя как Чжухон с Чангюном опасливо переглядываются и как последний откидывает голову назад, шумно выдыхая: «Блять». Справа от гаража оказывается достаточно широкая истоптанная дорожка, ведущая ко внутреннему двору. Минхек не может сдержать протянутое «Ого», когда перед глазами открывается вид на пристроенный к дому навес, под которым стояли три машины. На Рено его сюда привезли, так что его он особо рассматривать не стал. Зато пылающая красным новенькая Ауди А5 мгновенно приковала к себе его внимание. Отполированная до идеала, она значительно выделялась на фоне бледно-желтой жухлой травы. Как будто аристократ вдруг оказался в замызганной таверне. - Дай угадаю, - подает голос Минхек. – Это тачка Шону? - Он бы никогда не стал так тратиться на невместительную машину только ради того, чтобы потешить самолюбие. Вон Ховер черный стоит, это его. - Тогда Вонхо? - Кто еще мог вбухать столько денег в то, чем практически не пользуется, - с толикой презрительности цыкает Кихен, не скрывая своего осуждения и непонимания. – Она слишком заметная, чтобы рассекать на ней по городу, и подходит только для определенных заданий в верхах. Деньги на ветер. Минхек кивает и еще пару раз оглядывается на нее, когда они проходят дальше. Было время, когда ему и на еду денег не хватало. Такие роскошные вещи он видел разве что на огромных рекламных баннерах в центре города. Ему сложно было представить, что кто-то действительно мог позволить себе подобную расточительность. И по-детски хотелось попробовать прокатиться, почувствовать каково это – находиться в том, что стоит больше всех твоих органов вместе взятых. Просто представить, что ты находишься не на дне социальной лестницы и тебе не нужно подсчитывать каждую вону. Впрочем, о машине он забывает, стоит только вступить на огороженную невысоким деревянным забором территорию. В одном из углов стоит объемный ящик, из которого Кихен вынимает белый стальной круг и крепко прилаживает его к одному из торчащих у дальней стороны забора столбов. Он с силой закручивает специально подготовленный болт и несколько раз тянет круг в разные стороны, проверяя подвижность, которой в идеале быть не должно. Удовлетворенный результатом, Кихен возвращается к Минхеку. - Как ты понял, мы на стрельбище. У каждого свой вид оружия, но пистолет является обязательной базой для всех, - Кихен достает убранный ранее пистолет из кобуры и показывает его Минхеку. – Это Глок 17. У него несильная отдача, удобная рукоять и автоматический предохранитель, чтобы новичок вроде тебя случайно не прострелил себе какую-нибудь часть тела. То есть, неосознанно дернув пальцем, ты курок не спустишь. Кихен обхватывает рукоять правой рукой, а затем кладет левую сверху. - Пистолет нужно держать вот так. Если захочешь для понтов стрелять одной рукой, то готовься словить пулю от тех, кто опытнее и умнее. Минхек думает о том, что если бы у него была третья рука, то он бы держал этот треклятый Глок еще и ею. На данный момент в нем царили две крайности: закопать пистолет в землю, чтобы не прикасаться к нему вообще никогда, и взять его в руки, а затем залить их цементом, чтобы он ненароком не вылетел из подрагивающих пальцев и не заехал ему по лбу. - Затем нужно просто передернуть затвор и все готово. Следуя своим словам, Кихен оттягивает подвижную часть корпуса сверху и возвращает руки в исходное положение. Он вытягивает их вперед, пару секунд прицеливается и нажимает на курок. Минхек не может сдержать себя и вздрагивает от выстрела. С непривычки в ушах начинает немного звенеть. Посередине стального белого круга зияет маленькая дыра. - Теперь ты, - Кихен протягивает ему пистолет, но Минхек делает шаг назад и тушуется. - Разве для первого раза не достаточно будет «сухой» тренировки? Я даже в тир не ходил никогда, только из лука стрелял. Не хочу переводить патроны. - Патроны – не твоя забота. Я хочу, чтобы ты сразу понял, что такое пуля и выстрел и какие у них последствия. Взгляд у Кихена твердый, не терпящий никаких возражений. Для него все было серьезно и больше нянчиться он ни с кем не собирался. Либо выполняй то, что говорят, либо проваливай. Минхек колеблется, но Глок взять в руки все же приходится. Рукоять у него немного шершавая, зато не скользит. Пистолет оказывается легче, чем он думал, однако от волнения невыносимая тяжесть появляется в запястьях, особенно там, где бьется ускоренный пульс. - Три пальца правой руки на рукоятку, указательный на бок рамы, большой туда же, только с другой стороны. Левой рукой обхвати так, чтобы пустого места видно не было, - дает инструкции Кихен, попутно ребром ладони корректируя его действия. – Держи крепко, но не цепляйся за него как за уступ скалы, это ты его держишь, а не он тебя. В голове проносится вопрос о том, а убивали ли уже кого-нибудь из этого оружия, но Минхек старательно отмахивается от таких мыслей, пытаясь сосредоточиться на указаниях Кихена. Он понимал все, что ему говорили, но заставить тело двигаться так, как надо, было трудно. - Затвор еще раз передергивать смысла нет, но в твоем случае это нужно для практики. Минхек послушно делает, как велено. Он чувствует натяжение и слышит негромкий щелчок. В горле вдруг пересыхает. - Ноги на ширину плеч, - Кихен слегка пинает его кроссовки, расставляя их в стороны. – Руки вытяни вперед и немного согни в локтях. Дуло пистолета начинает вилять из стороны в сторону, описывая в воздухе маленькие восьмерки. С непривычки унять дрожь кажется чем-то из рода фантастики. - Надо выяснить какой глаз у тебя ведущий. Сосредоточься на точке, где заканчивается мишень и начинается столб, наведи на нее мушку и зафиксируй взгляд. Закрой любой глаз, - методично отдает команды Кихен, вставая сбоку от него. – Точка переместилась? - Да. - Значит это ведомый глаз. Закрывай его, когда целишься, а вторым фиксируй цель. Инструктаж закончился. Минхек поглубже втягивает в себя свежий воздух, наполненный запахом шелестящего леса. Он понимает, что для кого-то стрельба из оружия это что-то непримечательное, тем более по обычным мишеням, однако для него сейчас это было шагом в сторону другого пути, который ему пришлось избрать. Самый первый в жизни выстрел. Он стоит позади дома, где живут убийцы, а указания ему дает один из них. Мог ли он представить, что его жизнь свернет в это русло? Ответ приходит неожиданно. Не мог. Но где-то в глубине души хотел. Отдача действительно получается несильная, но руки все равно слегка дергаются назад. Звук слишком близко и слишком громко. Сердце у Минхека бьется быстро, он опускает пистолет и смотрит на свежее отверстие, появившееся справа наверху, практически у самого края круглой мишени. Чуть не промазал. Пистолет вильнул чересчур сильно. - Криво, - безжалостно выносит свой вердикт Кихен. – Фаланга пальца должна быть по центру спускового крючка, иначе так и будешь в сторону уходить. - Я постараюсь. - Не постараешься, а сделаешь, - голос у Кихена был ровный и спокойный, он не ругался, не кричал, а ставил перед фактом: пока Минхек не сделает то, что он просит, он отсюда не уйдет. – Когда стреляешь, смотри не на цель, смотри на мушку. Наведи дуло и смотри на него, контролируй, чтобы не вильнуло. Ты должен почувствовать уверенность в том, что управляешь пистолетом. Дальнейшие попытки оказались более удачливыми. Не так близко к центру, как нужно, но уже на пару сантиметров дальше от края. Общий принцип Минхек понял, осталось только научиться управлять силой в руках и осознать важность установления траектории. Когда в магазине осталась последняя пуля, Кихен остановил его и обернулся назад. Минхек обернулся вслед за ним и увидел направляющегося к стрельбищу Шону, несущего что-то непонятное. На Шону были серые тренировочные штаны и легкая черная толстовка, не сковывающая движения. За счет длинных ног получались большие шаги и создавалось ощущение, будто он идет настолько быстро, что едва ли не бежит, хотя на самом деле он был абсолютно спокоен и нетороплив. От него опять шла энергия того, что все было под контролем. Потому что это действительно было так. Даже его появление в определенный момент было прописано заранее в его плане на день. Он слышал выстрелы из своей комнаты и считал их, прекрасно зная вместимость магазина для Глока. - Доброе утро, - здоровается он и оценивающе смотрит на испещренную отверстиями мишень. – Неплохо для первого раза. Даже очень. - Я быстро учусь, - тут же отзывается на похвалу Минхек и вытягивает голову, пытаясь рассмотреть то, что принес Шону. – Это что? Какой-то заслон? Несмотря на то, что он был лидером и теоретически должен внушать больше страха, чем все остальные, Минхек чувствовал себя рядом с ним комфортнее, чем с Кихеном. Он хотя бы не пытался его убить. - Это другая мишень. Она больше, но сложнее. Минхек вопросительно вскидывает брови, а Шону вместо ответа отходит, чтобы установить ее. Как только он разворачивает мишень лицевой стороной, все сразу становится понятно и у Минхека внутри неприятно ухает. На него смотрело отпечатанное на стали изображение неизвестного мужчины средних лет. Настолько реальное, что можно было разглядеть пробивающуюся щетину на его лице. Шону возвращается спустя минуту, однако Минхек по-прежнему стоит, так и не шелохнувшись. Кихен небрежно шлепает его тыльной стороной ладони по пальцам и указывает подбородком в сторону мишени. - Стреляй. Руки, казалось бы, привыкшие к пистолету, снова начинают подрагивать. Минхек смотрит в состоящие из краски глаза напротив и тяжело сглатывает. Осознание того, что он делает, накатывает мгновенно, сбивает, поражает своей абсурдностью. Перед ним стоит фальшивый человек, мишень, кусок обычной стали, который, однако, создан для того, чтобы натаскать его к убийству людей. К отнятию жизни. Становится страшно и противно. Он не хочет быть одним из тех ублюдков, что лишили его родителей. - Не будь тряпкой. Подними руки и спусти курок, - непреклонно чеканит Кихен и Минхек слушается. Он поднимает пистолет, нацеливает его куда-то в район груди мужчины, но указательным пальцем на крючке так и не двигает. Минхек сосредотачивается на точке перед собой так сильно, что все вокруг начинает терять фокус. Руки откровенно дергаются то влево, то вправо. Он наклоняет голову немного вниз и напрягает палец. - Нет, - в конце концов, Минхек опускает руки и делает несколько шагов назад. – Нет, я не могу. - Это просто кусок стали. - Это кусок стали в виде чертового человека и я не собираюсь стрелять в него, подразумевая, что он живой. Минхек отчаянно качает головой и, ведомый эмоциями, кидает пистолет под ноги Кихену, смотря на него едва ли не с упреком. Сожаление о своих действиях и страх наступают секундой позже. - Знаешь что, - жестко начинает Кихен и его голос не предвещает ничего хорошего, однако Шону не дает ему продолжить. - К нам вечером должны заглянуть Мингю с Вону. Приготовь все к их приезду, пожалуйста, Кихен. Взгляд у Шону выразительный. Он призывает успокоиться и подчиниться его воле, предоставив возможность решить проблему самому. Он осознавал всю тяжкость последствий опрометчивых действий и не собирался позволить этому произойти. Где не может справиться член клана, там должен справиться лидер. И к удивлению Минхека Кихен, немного поколебавшись, уходит, смерив его напоследок раздраженным взглядом. Бывший курьер нерешительно поворачивается к Шону и ждет своей участи. - Ты поступил правильно. - Что? – глухо спросил Минхек. - Наш самый главный закон: мы не убиваем гражданских. Мы не убиваем тех, кто этого не заслуживает. Если вина человека не доказана, то его устранение запрещено. Шону какое-то время смотрит ему в глаза, после чего переводит взгляд на простирающийся за ограждением лес. В той стороне был город, где все и началось. Там он потерял часть души и обрел идею, а затем и тех, кто ее разделял. Внутри начинает привычно ныть. Эта тупая боль стала такой же обыденной как воздух. И он чувствовал, что человек рядом носит в себе такую же. - Мы убиваем не ради удовольствия или денег. Нас всех связывает одно: Государство отняло у нас тех, кого мы любили. По воле Государства десятки тысяч людей были убиты после того, как началась охота на Хванунов, а потом и разделение мира на Зоны. Целые семьи уничтожались абсолютно безнаказанно. Если появятся люди вроде Хванунов, они заберут и их, - Шону поворачивается обратно ко внимательно слушающему Минхеку и выдерживает небольшую паузу. – Кто-то должен их остановить. Они уничтожали нас, а теперь мы уничтожаем их, иначе все население, кроме элиты, превратится в рабов. Эти ублюдки должны заплатить за все, что сделали. Пистолет, лежавший на земле в месте, где недавно стоял Кихен, попадает в руки Шону, а затем тот передает его Минхеку, который так и не проронил ни слова. - Они заслуживают жизни? После того, что сделали со мной. После того, что сделали с тобой. Пока мы страдали от горя, они наслаждались жизнью. Тебя это устраивает? Ты просто спустишь им это с рук? Минхек вспоминает, как бабушка показывала ему фотографии родителей. Счастливые и воодушевленные, они прижимали буквально недавно появившегося на свет его и строили планы на будущее, которого не случилось. Он вспоминает, как приходилось прятаться, скрываться и драться за свою жизнь. Вспоминает интернат, переполненный потерянными детьми, которым некуда было идти. Вспоминает, как после похорон бабушки он плакал, забившись в угол в каком-то грязном вонючем переулке, и никому не было до него дела. И сейчас ему некуда было идти, его никто не ждал. А все из-за того, что люди в Государстве решили, что имеют право распоряжаться чужими жизнями и забирать их при надобности. Выстрел получился не идеальный, но при такой ране в животе выжить было бы практически невозможно. Пули в пистолете закончились и затвор отошел назад. Минхек проводит пальцем по холодной раме. - Я в деле.