Марафон Днюх (и не только)

      — Мадара, пожалуйста!       — Отказываюсь.       — Ну, пожалуйста!       — Нет.       — Молю, спаси грешную душу лучшего друга! — сложив руки в, якобы, молитвенном жесте, простонал Хаширама.       — Какую букву из короткого — нет, ты не понимаешь? — постукивая фудэ по столешнице, поинтересовался Мадара и откинулся на спинку стула.       Задница затекла так, что иглоукалывание отныне — рай, а общий с Хаширамой кабинет осточертел до скрежета зубов. И когда уже его личная вотчина будет готова?       — Все! И не пойму, пока не согласишься!       Мадара обречённо выдохнул. И вот так Хаширама ведёт себя после выписки из госпиталя, вернее, как узнал, что жениха Химе Узумаки приглашают в Узушиогакуре на Великий Праздник клана — паломничество на Гору Раскаяния. Кого он только не просил составить ему компанию. И к Тобираме в больницу наведывался (Мадара долго не мог представить, каким образом альбинос с опухшим членом и яйцами, ноги которого не сошлись в коленях даже усилием дуэта Хикаку и Изуны, сможет сопроводить брата до Узушио и гостить там неделю, учитывая, что лучший ирьёнин Конохи понятия не имеет, как вылечить недуг новатора); и Изуну умолял, и Току уговаривал, даже до старейшин Учих добрался, поскольку свои на порог не пустили — огрели метлой, пригрозив, что в следующий раз утопят в бочке, как в своё время многоуважаемая супруга* Буцумы-самы, чьё фаталити Сенджу вспоминают по несколько раз на дню.       — Ты жених, тебе и разгребать, — отрезал Мадара и снова уткнулся в отчёты.       Голова гудит, в глазах двоится, порой и вовсе плывут. Завалы, завалы… Накопилось столько, что убиться о стену легче, если бы они были чуть прочнее, чем сырьё для сёдзи.       — Кстати, Мадара, а как так? — задумчиво протянул Хаширама.       Мадара перевёл взгляд на бездельника, стол которого перекосился от тяжести скопившихся бумаг. Вместо того чтобы заниматься документами, играется крохотным ростком, что взрастил на собственной ладони.       — Что, как?       — Ты и Тока, — развеяв чакру, а с ним и едва познавший жизнь стебель, уточнил Хаширама с неприсущей ему серьёзностью.       К чему Хаширама клонит не поймёт, разве что, в край обделённый извилинами. Деревянная основа фудэ затрещала. Мадара втянул воздух, под рёбрами неприятно кольнуло. Эти отношения и правда, начались странно. Обычная взаимопомощь, не подкреплённая ничем — ни душой, ни телом. Война изуродовала обоих, полученные раны саднили, по крайней мере, его. Страх за Изуну и ненависть к Тобираме за то, что отото едва не пересёк Сандзу сводили с ума. Возможно, поэтому он часто покидал Коноху, гулял по прилегающим местностям, запоминал лесные тропы, изучал горные хребты, равнинные участки. Считал количество водоёмов, искусственных и природных водопадов. Это помогало забыться, откинуть страхи, расслабиться, в конце концов, но стоило вернуться в селение и краем глаза уловить силуэт альбиноса, как только что утрамбованное всплывало на поверхность. Принадлежность к Учихам или черта характера не столь важно. Он хотел избавиться от чувств, что мешали ему двигаться вперёд, но не справлялся… пока однажды не наткнулся на Току.       Тогда, на реке, без видимых причин, она сказала всего одно предложение: ты убил моего жениха, а твой брат — жив. Голос её был груб, но в глазах Мадара не увидел ни злобы, ни гнева, ни желания отомстить. Что так зацепило его, слова ли, трезвость мышления, быть может, спокойствие, он не знает до сих пор. Поспать той ночью ему так и не удалось. На второй день Мадара снова пришёл на место их случайной встречи, хоть и был уверен, что не застанет её — обон, но как ни странно Тока сидела на валуне. Тёмная юката, подношения, слева сиротливо лежал фонарик. Что она делала в праздник усопших вдали от Конохи, прояснилось без лишних слов и взглядов. Незадолго до ранения Изуны, на этой самой реке Мадара с Хикаку нарвались на отряд Сенджу. Изрядно потрёпанные, обе стороны могли закрыть глаза и разойтись, не проливая крови. У каждого из них были цели и задания, но разве можно упустить столь редкий шанс — глава клана Учиха, без сопровождения младшего брата и своры красноглазых выродков. Два на двадцать пять — явное преимущество. Воспользовались, как они думали, удачей и… сгорели заживо, а командира Мадара обезглавил лично. Хикаку задержался, чтобы прибраться, увести следы в противоположную сторону, а он рванул в Храм Огня за целителем. Изуна с несколькими соклановцами увядали на глазах, ирьёнины селения выявить причину не смогли. Разводили руками, причитали, что недолго осталось.       Вывод напросился сам: один из тех смельчаков и был её избранником, поскольку больше эта местность стычек не видела. После уборки Хикаку не остаётся ни тел, ни праха, ни свидетелей, но Сенджу отличные сенсоры и уловить последний выброс чакры своих более чем в состоянии, к тому же Мадара слышал, что с помощью уникальной печати Узумаки, смертники способны оставить чакра-сообщение на месте гибели. Правда или миф — не интересовало, но то, что Тока принесла подношения к реке, подтвердило слухи.       Как долго он подпирал дерево, не скажет, как и то какие мысли крутились в голове, но когда сумерки поглотили округу, она обратилась к нему с просьбой — зажечь фонарь. Мадара не отказал, катоном поддел фитиль, а после алый свет скрылся за излучиной.       Домой возвращались молча. Вслушивались в отзвуки леса, нет-нет поглядывали на полную луну, что освещала дорогу ярче обычного, пока не угодили в искусно замаскированную ловушку. В ту ночь Мадара впервые лицезрел слетевших с катушек Сенджу, для которых мир между враждующими кланами — кость в горле. Среди Учих тоже были противники, но Изуна на корню пресёк нарастающее недовольство взмахом катаны и вспоротыми глотками несостоявшихся бунтарей.       По тому, как вели себя отступники, им нужна была Тока — кузина Хаширамы, а его присутствие спутало карты. Однако, несмотря на наличие переменной, они не дали дёру. Яростно вступили в бой, проклиная и Учих, и Сенджу.       С горсткой обиженных шиноби справились быстро, но активированную технику прервать не успели. Тока — мастер гендзюцу, попала под воздействие мощной иллюзии, с которой не справились бы многие Учихи, что говорить о лесном клане. Когда на её шее появился порез в миллиметре от сонной артерии, Мадара понял — сопротивляется, а значит — промедление — смерть. Пришлось рискнуть. Воспользоваться тем, в чём хорош Изуна, но никак не он.       Обойти ментальную защиту техники оказалось не так-то просто. Многоступенчатая, извилистая, с ловушками и подковырками. Похоже, отступники Сенджу сосредоточились на вторжении извне, чтобы и обладателям шарингана прогулка по её сознанию раем не казалась. Срывая замки и пробираясь через дебри, стало ясно для чего им понадобилась Тока. Установка — убить Тобираму. Зачем — Мадара не размышлял. Освободить от техники, не повредив разум — задача не из простых, отменить приказ, не затрагивая воспоминания — практически невыполнимо.       Ему, а может ей, повезло. Имея опыт в ментальных техниках, Токе удалось отгородиться от установки, но не более и ненадолго. Иллюзии мучили её, чакра стонала, а приказ прорубал путь, минуя одну преграду за другой. Сенджу хорошо постарались. Редко кому удаётся создать нечто столь уникальное, сложное и надёжное. С вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента — успех гарантирован. Но Учихи те, кто подобную вероятность посылают к ёкаям.       Подсознание её разделилось на несколько ячеек и по виду напоминало улей. Нужную нашёл не напрягаясь, а вот дальше всё усложнилось. Покопавшись в разуме Токи, Мадара пришёл к выводу, что не сможет высвободить из тисков иллюзий. Для этого необходимо доверие — его не было. Техника основательно обработала её, вернув в то время, когда Учихи и Сенджу резали друг друга от мала до велика. Оставалось одно — выдернуть силой. Активировав Сусаноо, Мадара спалил оковы изнутри, но без последствий не обошлось. Некоторые участки мозга пострадали. По возвращении, Изуна осмотрел её. По его мнению, могло быть и хуже. Потеря воспоминаний временная, вернётся, когда остатки чакры Сусаноо выветрятся. Мадара не раз спрашивал, можно ли принудительно развеять вторжение, на что раз за разом получал ответ — невозможно. С этого всё и началось. Сначала просто присматривал, потом осознал, что общество Токи ему приятно, а после и вовсе поймал себя на мысли, что неравнодушен к ней.       В один из дней, прогуливаясь по окраине селения, она повела его дорогой, ведущей к кварталу Сенджу. Намерено или нет, не разбирался, но то, что увидел и услышал Мадара развеяло страхи, пусть и немного. Тобирама возмущался, зачем Хаширама дал Изуне добро на одиночную миссию; говорил, что в таком состоянии он отличная мишень, а помрёт младший, старший обезумит; вынудил Хашираму сдаться и приставить к нему Хикаку, а когда на совете решили, что Тобирама лучший кандидат на пост Каге, предложил Изуне стать его правой рукой, тем самым огородив от опасности.       Время шло, дни сменяли друг друга, складываясь в недели, а те выстраивались в месяца, но память к Токе так и не…       — … дара, помоги!       Крик выдернул Мадару из закоулков прошлого. Оглядев кабинет, он застал убийственную картину. Руки Хаширамы срослись с полом, а Хикаку пытается отодрать его, ухватив истеричку за лодыжки.       — Хаширама-доно, Мито-химе готова и ждёт у главных ворот, — спокойно проинформировал Изуна, пока Хикаку, что есть мочи, вырывает мокутоновца из мокутоновского захвата.       — Нет! Я слишком грешен, чтобы восходить на Гору Раскаяния!       — Хаширама, сдавайся уже, — усмехаясь, вставил своё слово Мадара.       — Нет! Сенджу не сдаются! — интенсивно замотал головой Хаширама.       — Всё равно проиграешь, — выдохнул Мадара, растирая виски.       Глаза болят. Недосып сказывается, переутомление берёт верх. Чайку бы, а лучше тёплого саке с инаридзуси.       — Хаширама-доно, не вынуждайте меня прибегать к силе.       Мадара едва не икнул. Усталость сдуло моментально. Изуна серьёзен, а это значит — беды не миновать.       — Изуна-кун, ты больше не…       — Верно, но шаринган всё ещё при мне.       Такой Изуна страшнее самого Кьюби. И не подумаешь, что человек с почти ангельской улыбкой способен на зверства, а ведь способен. Уж кому, как не Мадаре знать об этом.       — На меня не действуют иллюзии! — гордо заявил Хаширама и сросся с полом ещё глубже, по самые локти.       Придурок — мысленно заключил Мадара, наблюдая за отото. Изуна медленно обошёл Хашираму и, присев на корточки, пальцами коснулся одеревеневших конечностей.       — А вы знали, Хаширама-доно, что нии-сан в гендзюцу худший среди Учих?       Мадара скривился. Что правда, то правда. Изуна может вогнать в иллюзию одной лишь чакрой. Не обязательно смотреть ему в глаза или ещё куда, вот только это пагубно отражается на системе циркуляции, потому-то отото никогда не пользовался своими способностями на полную.       — Да, ну?!       Посмотрел в глаза. Идиот. На это не повёлся бы и ребёнок.       — Агась.       И обмякшего Хашираму подхватил испуганный Хикаку. Да, Учихи побаиваются Изуну, точнее его методов пытки, допроса и обучения искусству гендзюцу. Иллюзии его не идут ни в какое сравнение с отцовскими, не говоря уже об остальных. Голова Хаширамы после пробуждения будет разрываться ещё долго.       — Нии-сан, мы с Хикаку сопроводим их до Узушио и сразу назад, — поставил перед фактом Изуна, и, улыбнувшись, скрылся за сёдзи.       Мадара поднялся, размял затёкшую спину. Подойдя к окну, увидел как Хикаку волочит за собой Хашираму. Улыбка невольно коснулась губ. Похоже, праздник он проведёт в одиночестве, впервые за двадцать с лишним лет. До Узушиогакуре три дня пути пешком, с одной остановкой, полтора обратно. Даже если поднажмут, вернутся на пятый глубокой ночью, а так как альбинос в больнице, Изуна заглянет к брату только утром.       Что ж, перенести коробки с документами домой и запастись саке. Ночи будут длинными.

***

      Новый Год постучался к нему на день раньше, вечером, когда Мадара, настроившись на работу, разжёг ирори. И тепло, и светло, и саке можно подогреть в любую минуту, не отвлекаясь от документов и не поднимаясь с насиженного места. Смачно выругавшись, он направился к одо, чтобы одарить непрошеного гостя убийственным взглядом и послать лесом. Вот только сделать этого Мадара не смог. На пороге, в скромной юкате бежевого оттенка и собранными в низкой хвост волосами, Тока, в руках которой внушительного размера коробка для бенто. На плечах, чуть темнее, тёплая накидка. Нос и щёки красные. Замёрзла. Зима в этом году суровая. Снега выпало столько, сколько не выпадало за прошедшие три года.       — Не помешала?       — Нет, — спохватился Мадара, неуклюже пропустил гостью внутрь.       Несмотря на полугодовые отношения и помолвку, она ни разу не была у него дома. Как бы смешно это не звучало, но дальше объятий он не заходил. Неважно насколько пылает кровь учиховская, пока Мадара не убедится, что Тока с ним не из-за потери воспоминаний, не тронет и пальцем.       — У тебя есть сова-зен? — спросила она, опустившись на пол, рядом с ирори.       Мадара усмехнулся. У кого же нет сова-зена? Добросердечный Хаширама в знак перемирия всему клану Учиха всучил по шикарной утвари. Сам сделал. Крепкие, красиво расписанные, женщины были в восторге. Такие не купишь — дорого. Заглянув на кухню и прихватив отёко, Мадара вернулся в комнату отдыха, где несколько минут назад планировал основательно поработать, но… видимо, не судьба.       — Ты вроде к морю собиралась? — поинтересовался Мадара, усаживаясь за столик, заваленный бумагами.       Он видел Току вчера, во время прогулки после бессонной ночи. Несколько дам, вооружившись корзинами, ждали её у главных ворот Конохи, пока они обменивались любезностями. Тогда-то она и сказала, что направляется к морю, а вот зачем — не уведомила.       — Угу, за покупками.       Тока открыла коробку. Инаридзуси. Обычные, с морепродуктами, грибами шиитаке и… икрой. Последних явно больше. Мадара едва сдержался, чтобы не облизнуться. Он не завтракал и не обедал. За трое суток высунулся за ворота дома лишь раз, и то, чтобы немного размяться. Готовить самому — не всегда есть время и желание, а покупные редко удовлетворяют вкусом. Мама заправляла рис, чего не делают большинство, оттого и вкус у них был иной. Ярче, насыщеннее.       — Прошу, — закончив разливать саке, подала голос Тока.       Мадара кивнул. Взял тот, что до неприличия соблазнительно таращится вот уже две минуты. Каково же было удивление, когда он распробовал вкус инаридзуси с икрой. Словно вернулся в далёкое прошлое, где живы родители и живы братья. Где за обеденным столом, в тишине, трапезничала большая семья, а мама всё накладывала еду в пустые миски и накладывала. Давно он не вспоминал те времена. Счастливые, но болезненные.       Взгляд скользнул по Токе. Сидит в полушаге от него и не спеша потягивает саке. Смотрит на пламя, что нет-нет колышется от сквозняка из щелей и изредка меняет окрас. Кажется, молчание для неё привычно. Он долго ждал, не спрашивал об утерянных воспоминаниях, чтобы лишний раз не травмировать, а стоило. Возможно, не дошло бы до дел сердечных.       — Твои воспоминания… вернулись? — Мадара едва смог закончить реплику.       Не думал он, что собственный вопрос заставит сердце бешено колотиться. Ему за двадцать, а чувствует себя пацаном тринадцатилетним.       — Ты о чём? — спросила Тока с неподдельным удивлением.       Она не понимает. Мадара опустил отёко на сова-зен. Руки по привычке спрятались в складках ткани. И как быть? Сказать или смолчать? Последнее не сулит ничего хорошего. Пора прояснить ситуацию и независимо от её ответа двигаться дальше. Будет паршиво, может и вовсе больно, но всё лучше, чем тешить себя пустыми надеждами и жить во лжи.       — Ты потеряла память в обон, когда я не смог деактивировать…       — Мадара, я ничего не теряла, — перебила Тока, недоумевая. — Память при мне.       Мадара свёл брови к переносице. Что это значит? Её сознание не воспринимает пробелы?       — Изуна сказал…       Мадара осёкся. Может ли быть?..       — Твои слова на реке при первой встрече.       Тока не ответила, но по выражению лица Мадара понял, что она призывает воспользоваться шаринганом. Активировав додзюцу, аккуратно прошёлся по воспоминаниям. Никаких пробелов или трещин, всё ровно. Изуна обманул намерено? Но… зачем? Для чего ему понадобилось заходить так…       «Нии-сан, тебе бы жениться.»       «Нии-сан, хочу нянчить племянников.»       «Нии-сан, женись!»       «Нии-сан, племянники!»       «Нии-сан, мне самому выбрать тебе невесту?!»       Мадара прикрыл рот кулаком, давясь смехом, но, не выдержав, расхохотался в голос. Изуна… А делал вид, что не знает. Он пойдёт на всё, чтобы получить желаемое.       На плечи опустилось тёплое и мягкое — плед. Тот самый, что лежал у ирори. Неужели не знает, чакра Учих получше будет — согревает изнутри, в отличие от куска ткани. Тока стоит за спиной, пальцами проводит по волосам. Чувствует.       — Мокрые.       Купался два часа назад, а волосы всё ещё влажные. Свезло ему с такими лохмами. Пару раз хотел состричь, но Изуна взвыл. Надежда была только на Хашираму — в бою всякое случается, но нет, ни разу, ни сантиметра — бесполезный, а теперь мир — не светит ему модная причёска. Мадара мысленно усмехнулся. Коснувшись её кисти у виска, осторожно потянул на себя и, обхватив за талию, усадил на колени. Тока не сопротивлялась, лишь укрыла обоих накидкой, что до этого медленно сползала с плеч, пока не повисла на локтях. Мадара стиснул её в объятьях сильнее, губами коснулся лба. В отличие от женщин Учих, чья кожа пылает даже в лютый мороз, спина Токи холодная. Он чувствует контраст сквозь несколько слоёв одежды. Собственная чакра не согревает её, напротив понижает температуру тела — неплохое преимущество летом, в жару и высокую влажность, но не зимой.       — Так, с чего ты взял, что я теряла память? — поинтересовалась Тока, опустив голову на его плечо.       И правда, почему на слово поверил Изуне? Он действительно плох в техниках подобного рода, но ведь мог и мозгами пораскинуть. Остатки чакры, даже Сусаноо не могут находиться в теле другого шиноби так долго. Её бы просто вытолкнуло.       — Переоценил себя, не бери в голову.       Вот так, сидя в обнимку с любимым человеком, Мадара наконец разглядел красоту собственного дома, в котором прожил чуть больше года. Аккуратный, просторный, выполненный по всем традициям. Идеально продуваемый летом, холодный зимой. Многочисленные деревянные колонны, татами и лишь один свиток в нише на стене с изображением кланового мона. Посреди комнаты горит ирори. Пламя играючи раскидывает тени. Те скользят по дереву, иногда огибают светлые участки, чтобы секундой позже скрыться в тёмном углу помещения, где тьма приютит заблудших — упокоит.       Мадара почувствовал лёгкое прикосновение к нижнему веку. Подушечками пальцев, почти невесомо, Тока очертила контур его скул.       — В твоём сердце… уже есть кто-то?       Мадару удивили её слова. Прежде она не задавала таких вопросов. Совсем не похоже на неё. Разве не видно, что он сгорает?       — Есть.       Не ощутить удара её сердца не получилось бы, даже усилием воли. Женщины… Как же сложно понять их, прочесть и убедить.       — Мама.       Тока улыбнулась, пряча глаза от смеси смущения и стыда. Многие наслышаны о клане Учиха. Влюбившись раз, они не способны разлюбить, забыть, смириться. Возможно, поэтому Тока и спросила напрямую, чтобы не ранить и не пытаться стать заменой. Не замена, но вторая… любимая женщина.       Мадара целует её нежно, ловко избавляется от оби. Неторопливо спускает юката, оголяя израненные плечи. Волосы соскальзывают с ткани, осыпаются на бледную кожу тёмной россыпью. Он смахивает их, припадает губами к ключице и медленно поднимается к шее. Кончиком языка обводит мочку уха и шепчет ей лишь одно слово…       Мадара почувствовал его чакру, задолго до шуршания одежды и глухого хруста сёдзи.       — А я боялся, нии-сан проведёт праздник в одиночестве.       Мадара не подал виду, что проснулся и прекрасно слышит его, хотя, вряд ли Изуну проведёшь притворством.       — Так у меня всё же будут племянники, — послышался радостный голос отото с той стороны сёдзи.       Засранец мелкий. Мадара подавил улыбку, обняв Току сильнее, провалился в дрёму, а после и в сладостный сон. На утро они не увидят ни перевёрнутого в порыве страсти сова-зена, ни сгоревших бумаг, ни коробок с документами.