не надо меня узнавать.

говорят, даже палка стреляет раз в год; мы без интеллектуалов — грязные животные.

      Из душа долго доносился шум воды. Сначала у Юры получалось его игнорировать — сказывалась общая усталость и головокружение от дикого похмелья. Несмотря на постоянно одинаковый исход пьянок до первых петухов, он ни о чём не жалел. Никогда. «Зато есть че вспомнить», — был их девиз. Смирившись и теперь, Четверг закрыл голову подушкой и попытался уснуть, но о себе начали напоминать сушняки. Он буквально ощущал нарастающее раздражение, оно гармонично сливалось воедино с плеском в комнате за стеной. Ему даже на минуту показалось, что на улице идет дождь, и никакой ванной рядом никогда не было. Неужели всё это происходит в его голове? Наверное, он задремал.       — Зацени, я жар-птица!       Две одинаковые девчонки со временем соединились в одну в оранжевом халате, который был ей не по размеру.       Если чему-то он и научился, так это тому, что с наркошами нужно всегда быть серьезным, все их слова считать сущей правдой, все их обвинения воспринимать охотно, а если им взбредет ударить тебя ножом, объяснять как маленькому ребенку, почему это плохо, только не переусердствовать, иначе они тебя раскроют.       — Мои перья горят как зарница, я чёртова жар-птица!       — Возносишься в самое небо!       Ее глаза и правда горели. Выждав какого-то сигнала в своей голове, она принялась хлопать в ладоши и скакать из угла в угол. Ей это, кажется, не надоедало: она размахивала широкими рукавами, дико улыбаясь и едва заметно шевеля губами. Что-то подсказывало Юре, что в девочке не осталось и грамма здравого смысла, что она не прикалывалась, а потому он осторожно сполз с кровати и начал приближаться к ней, бегло осматривая комнату на наличие острых предметов в радиусе досягаемости. Суицидальные мысли часто посещали людей под кайфом, когда проходила эйфория.       — Если я выпрыгну из окна, клянусь, я полечу, — будто прочитав его мысли, она рванула к балкону.       — Нет, нет, стой!       — Отпусти, блять! Отпусти! Я давно не летала!       Наркомания — добровольное медленное самоубийство. У Юлианны не было печальной истории, которую можно рассказать со слезами на исповеди, которую можно продать, когда за тело уже не дают никаких денег, и которую можно скормить семье. После того, как она окончила университет и полгода просидела у компьютера в душном офисе, где собеседниками были комнатная пальма и кулер, ей надоело завидовать. Юля каждый день видела этих улыбающихся в тридцать два зуба загорелых моделей, достающих деньги буквально из воздуха и путешествующих по всему миру. Она даже не могла позволить себе не съемную квартиру, максимум её разнузданности — креветки раз в три месяца.       Дверь распахнулась. Истерика девушки переросла в панику.       Она вопила во весь голос что-то про грёбаных змей, которые хотят оторвать её блестящие крылышки и запечь в соусе карбонара, пыталась вырваться из крепкой хватки совсем оторопевшего Юры и неустанно колотила ногами по полу.       — У тебя подружка ёбнутая.       — Что ты с ней сделал?! — проревела Матильда, выставив руку вперед.       — Я сделал? — вскипел Четверг. — Я проснулся, а она уже тут и уже обдолбанная.       Внезапно силы Юлианны иссякли, и она обмякла как тряпичная кукла. В комнате появились еще двое, в целом, не очень удивленные происходящим.       Матильда упала перед ней на колени, зло схватила ладонями её лицо и покрутила её безвольную голову, заглядывая в зрачки и ноздри. Оттянула верхнюю губу и взглянула на дёсны.       — Где взяла? Скотина.       — Тилли, я же чуть-чуть, — тупо ухмыляясь, прошептала она в ответ. — Обещай никому не говорить. Обещай, слышишь меня? Даже гадюкам, — Юля ткнула пальцем в кого-то сзади, и по тяжелому вздоху Матильда поняла, что оскорбление достигло получателя.       — Да, ты-то свои обещания держишь… — пробормотала она. — Где твои вещи?       Она запомнила каждую ночь прошедших шести месяцев почти что в мельчайших подробностях, научилась прятать деньги и украшения в такие места, что сам Шерлок Холмс растерянно извинился бы за свою беспомощность. Кроме того, она прочитала всё о действии кокаина, метамфетамина, лсд, экстази и марихуаны, а потом узнала, как очищать от них организм в домашних условиях. Она сторожила Юлю как цепная собака, следила за ней и её клиентами пристальнее, чем Мадам. И ни слова благодарности в ответ. Юлианна её ненавидела. Не вслух и не в лицо, конечно, но, однажды напившись и проблевавшись, пока Матильда держала её волосы, она нервно почесала ладонь и сказала:       «Ты всегда против того, чтобы я лезла в твою жизнь, но в мою суёшься без разрешения».       Как бы обидно ей не было, она знала, что бросать всё на полпути неправильно. Матильда промолчала, подтверждая тишиной верность суждения. Больше они к этому не возвращались.       Через некоторое время Саян появился с вещами Юлианны, как раз когда наркотики перевели её в стадию, в которой она могла без слов таращиться в стену часами, хихикнуть или цокнуть языком — и снова раствориться в своем собственном мире. В такие моменты Матильде было особенно грустно. На что смотрела Юля, о чём думала и что заставляло её истощенный организм прерывать тянущееся забытьё?       На крики проснулись и другие жильцы, но стараниями неразборчивого повышенного тона Адиля, они оставили девочек наедине. Выходит, он тут главный. Матильда знала, что если выберется отсюда, то запомнит и этот день навсегда. В ожидании водителя ей было нечем заняться, кроме как периодически проверять, не начало ли размазанную по стенке Юлианну рвать, да и не хотелось ничего трогать. Вскоре голоса и звон посуды с первого этажа стихли, спустя полчаса послышалась музыка, о них будто забыли.       Огромный дом, обставленный с шиком, но без лишней показушности, уверенные в себе мужчины. Все не старше тридцати, а значит, это из-за денег. Дорогой клуб, дорогой алкоголь, запах марихуаны почти на каждом углу.       Когда Убер приехал, она схватила Юлианну под руку и, пригрозив ей, чтобы держала рот на замке, потащила прочь. Развитие сценария ей виделось ясно: сейчас в коридоре их скрутят и бросят в подвал. Дура, еще и проговорилась, что они шлюхи.       Она застегнула сапоги и накинула шубу, вполголоса поторопив частично протрезвевшую подругу в туалете, потому что ту укачало от быстрой ходьбы.       — Матильда, — Адиль с непроницаемым лицом протянул ей деньги, глядя в сторону, и шмыгнул носом.       — Даже не начинай.       Вместо череды оскорблений или желания дать ему по роже, она просто хотела сказать, что эта шутка затянулась. Она устала. У нее не было желания спорить с ним о том, за что именно берут работницы эскорта, потому что от стереотипного мышления нельзя было отделаться в одночасье. Даже если она сядет с ним за стол и будет весь день рассказывать, что она занимается этим не из-за детских травм или здоровья матери, в итоге он всё равно разведет руками и спросит: «А почему не работаешь по специальности?» Это и еще сотню схожих «почему» Матильда обожала всей душой.       — Да блять, это на такси.       Он отдернул руку, как только она потянулась к купюрам.       — Номер телефона.       — Я же сказала.       — И я, — Адиль поднял на нее глаза. — А сейчас другое говорю.       Держась за шкаф, Юлианна вышла в коридор.       — Могу дать тебе номер агентства, — отрывисто вздохнула Матильда. — Спросишь меня. Если я буду свободна… Если тебе понадобится спутница на вечер… Тогда встретимся.       — Я не это имел в виду.       Она забрала деньги. Еще один, кто задумал узнать её поближе и исправить. Лучше бы они занялись сексом сразу, как он хотел, а не превращали всё в игру в кошки-мышки.       — А ему бы дала? — напоследок бросил Адиль, совершенно не обидевшись.       — Я ему и дала, — выталкивая за порог Юлианну, Матильда усмехнулась. — Бесплатно, и не раз. Думаю, достаточно благотворительности, а ты?