ты выглядишь как казино; я сильно задолжал, но я до сих пор бухой встреваю на зеро.
— Не помню, чтоб нанимался работать шмаровозкой, — наконец, прокомментировал Адиль, доставая ключи от машины и бросая зубочистку в ведро. — Она сказала, что берет двадцать кусков в час, — Саян собирал волосы в пучок. Его ждало такси и бессонная ночь съемок. — Охуеть, — осуждающе присвистнул Адиль. — Заведи лучше обычную женщину, не выйдешь в минус. — Блять, да никто же ей платить не будет. Купи букетик или шампанское — она же девочка, потечёт от романтичности ситуации и твоих горячих глаз. Последнее было сказано с ироничным придыханием, и Жалелов швырнул ботинком в хохочущего Трувера. Не то чтобы Саян умел уговаривать, как раз наоборот, но после отъезда подруги Матильда еще час бесцельно копалась в новостях в интернете, доедая последние мандарины, и поняла, что ей либо необходимо срочно уснуть на двадцать часов, что не представлялось возможным, либо продолжить бодрствовать, пока тело само не сдастся. Работать она была не в состоянии, а «потанцевать на заднем плане» — вполне. Она оделась как шлюха — дерево лучше прятать в лесу — скрыла убитое лицо под вечерним макияжем, переборщив с блестками, безуспешно попыталась избавиться от красных глаз и в итоге сделала выбор в пользу солнечных очков, впихнула в себя положенные диетой двести калорий и решила заодно приготовить ужин для Юли, иначе, вернувшись со свадьбы, она всю ночь будет грызть орехи и сухие хлопья. Её не удивило, что вместо Саяна приехал его настырный друг, но и радости от того, что предположение оправдалось, Матильда не испытала. — Я не тебя ждала, — она пригласила его войти, замечая бутылку вина. От него несло так, будто он пытался перебить запах травы дорогим одеколоном. — Ты с косяком за рулём ехал? — Ты еще меня будешь учить жить, красавица?Справедливое замечание.
— Я думала, мы на студию. Адиль не услышал или пропустил мимо ушей, потому что завис возле полки с фотографиями. Бог знает, что он ожидал увидеть: внебрачного сына, покойную бабушку или любимую кошку. Над его озадаченным видом Матильда рассмеялась. — Это ты? — он ткнул мизинцем в крайний снимок, на котором тогда еще брюнетка Матильда широко улыбалась в окружении парней и девушек в медицинской форме. Безо всяких сомнений, студенческие годы запомнились ей как самые ужасные в её жизни, а с тех пор она повидала столько всего, что хватило бы на полноценные мемуары. Тогда её осуждали за каждый смелый шаг: юбка выше колена — как не стыдно, она же медик, вместо унылой зелёной рожи полностью накрашенное лицо — позорница, а ей еще детей лечить, пачка Парламент в кармане — вот это сейчас врачи пошли, куда катится наша медицина! Ну а теперь она стала тем самим воплощением всех пороков общества. Титул падшей женщины она носила с гордостью. Никого больше не волновала длина её юбки. Она выдернула из его рук вино и отправилась на кухню к духовке, где курица с овощами превращалась в кулинарный шедевр. Снимая дублёнку, Адиль сел за стол. — Ты мне отца напоминаешь. — Твой батя тоже запойный казах? — подперев подбородок ладонью, промычал он. — Я бросила университет. Эскорт приносит больше удовольствия, и работа не пыльная, — она сказала это достаточно жёстко, давая понять, что ему не стоит начинать нравоучения. — Ты голодный? Когда послав к чертям всё, включая свои принципы, Адиль уехал в сторону Москвы, оказалось, что свобода идет рука об руку с ощущением полной незащищенности. Он начал получать серьезные деньги и почти сразу прочувствовал на своей шкуре все прелести популярности, одной из которых стали легкодоступные женщины. Кто-то стелился перед ним бесплатно, кому-то требовалась услуга в виде пропуска за сцену или билета в мир звёзд. Вскоре он всё реже стал встречать искренность, всем от него что-то было нужно, будь то бабки, секс или наркота. Это надоедало, однако давало плодородную почву для творчества. На тридцатом треке ему вдруг показалось, что он выжимает из умирающей лошади последние силы, так что, благородно пристрелив кобылу, он закончил альбомы и туры и объявил о грядущем затишье во всеуслышание. Он был вежливым, хоть скрывать отвращение к Матильде и было всё трудней. Сейчас она ничего не требовала, но он был уверен, что это ненадолго. — Нет, не голодный. — Так, значит, вы музыканты. — Расскажи, — издалека начал Адиль. Ну вот, начинается. Он наконец-то придумал, как именно до неё докопаться. — Ты берешь деньги за время или цена варьируется от предоставляемых услуг? — Для себя или для друга спрашиваешь? — поддела его Матильда. Ее эта ситуация смешила. Адиль, конечно, говорил в теории и из чисто стороннего интереса, но вопреки популярному мнению, девочка по вызову не равнялась девочке, с которой насмешки сходили, как с гуся вода. Они капали в чашу её терпения, пока однажды, как сегодня, кто-то не разобьет чашу к хуям. — Да просто пытаюсь понять, что такого ты делаешь на двадцать тысяч в час. Мне еще ни разу так хорошо не отсасывали. — Деньги вперед. Он недоверчиво на нее посмотрел. — Вино стоило полтора, выходит, должен буду восемнадцать с половиной. — Увы, в агентстве алкоголем не принимают, должен будешь все двадцать. Матильда выключила духовку. Можно было отправляться и закончить этот никуда не ведущий флирт. Адиль не клиент и даже не потенциальный. Он не имел права говорить с ней в таком тоне. — Да ты же шалава, у всех баб есть дырка между ног, просто ты свои чаще раздвигаешь. Вот и последняя капля. Гневно она отодвинула от него стол, сахарница и салфетки посыпались на пол, его мина выражала недовольство на грани с вызовом, к горлу подкатил комок. Она уселась сверху, как кошка, ластясь к нему всем телом без страсти и пошлости. Ему стоило немалых усилий не прижать её ближе в естественном порыве. — Часто ты с девственницами спишь? — снисходительно спросила Матильда, невесомо ведя пальцами по его раскрытой ладони к венам на запястье. Он мог притворяться сколько угодно, но она знала, что ему это нравится, поняла по приоткрывшимся губам. — Я очень хороша. Ты думаешь, что знаешь, сколько я стою? Да у тебя таких денег никогда не было. — Малышка, моих денег хватит, чтобы выкупить тебя и твой бордель, — надломившимся голосом ответил Адиль. — Да кого ты, блять, обманываешь. Шалава, шлюха, шмара — зови меня как угодно, но не притворяйся, что не хочешь меня, — она подалась бедрами вперед, прикусывая губу в ответ на его зрительный полустон. Она знала, о чем говорит, и выплюнула слова ему в лицо. — Ёбаное животное. Он опомнился, когда она швырнула в него дублёнкой и была готова уезжать.