Антон ловит губами фильтр сигареты, кривит ухмылку случайным со-курильщикам и царапает лопатки о выступающий кирпич стены.
Одна затяжка, и он вернётся. Одна маленькая пауза, и он наденет свою маску обратно.
Шастун затягивается, стряхивая пепел на гравий.
Секунду смотрит на сигарету —
вот твоя затяжка закончилась. Чего не идёшь?
…ладно. Одна сигарета. Одну сигарету он позволит себе побыть наедине со своими мыслями. Дольше нельзя — душе компании не дозволено быть в стороне так долго.
Антон делает лишь одну затяжку, после чего просто стоит, растягивая время тлеющей сигаретой.
Заходит в аудиторию без парт, лишь с двумя потрепанными диванами, на один из которых и заваливается.
Смеётся с какой-то очередной истории однокурсника, тыкая локтем другого рядом стоящего. И, озаряя комнату улыбкой, чувствует распирающую грудную клетку извращенную гордость: он может так хорошо прятать от них свое состояние, что никто не видит его боли.
Не зря же он актёр.
— …сегодня?
Восхваляя свои актёрские навыки, Антон отключился от реальности.
— Ась? — поворачивается к новоиспечённому собеседнику, строя из себя полную заинтересованность.
— Говорю, ты после пар куда сегодня? — переспрашивает его Серёжа, одногруппник со смешной причёской и на голову ниже Антона. — Тут у Кати туса, погнали?
— Хм-м… — Антон задумывается, манерно почесывая висок и морщась. — Очень заманчиво, но я пока не знаю. Может, к ночи подкачу.
Душе компании не дозволено пропускать вечеринки. Обычно он без колебаний сказал бы «да», но сегодня реально исключительный случай. Сегодня с утра к нему приехала сестра.
Мама отправила «семейное разочарование» прямиком в Москву, к успешному брату, к «гордости семьи».
Насчёт последнего — не преувеличение. Поступить на актёрский с первого раза — исключительный случай. Антон в числе самых младших на курсе. Тот же Серёжа, например, старше его на целых шесть лет — он поступил со второй попытки (к тому же, идя на второе высшее). И, что самое интересное, случай Матвиенко — стабильность, а не исключение. Поэтому Антона все шутливо называют «малышом» или «мелким», отсылая к возрасту и иронизируя над ростом.
Что же касается сестры — её жизнь пошла под откос по традиционному сценарию, до смешного тривиальному. Шестнадцать лет, влюблённость в наркомана. Вот и всё, вот и вся интрига, имеющая типичную развязку.
Год назад, когда Антон был лишь первокурсником и когда у него и без того было очень напряженное время в новом городе — огромной столице, — в новом кругу людей, вообще в окружении
всего нового, был пик загула его младшей сестры.
И это было последней каплей появления его депрессии с началом учебы в университете. И все продолжается до сих пор. Лучше не становится.
В родном городе у него были друзья. Ну, он так думал. Приехав в Москву, он понял — всем тут, а в универе особенно, нужна только твоя очаровательная улыбка и умение ебошить. Причём во всех смыслах — в учебе, во внеучебной активности, в общении и в проявлении себя. Никому нет дела, что там у тебя внутри души и вне университетских стен.
А дома у него откровенный пиздец. Мама жертвенно буквально вытолкала Антона из дома, чтобы тот не потерял свою возможность обучения на бюджете и отлично пройденные вступительные не обнулились, взвалив разборки с дочерью лишь на свои плечи.
И что в итоге: друзья, у которых началась новая жизнь, медленно, но верно забывают об Антоне; новые люди рядом, которые знают, чего хотят в жизни, пройдя путь побольше твоего; новый город, настолько огромный и быстрый, что успеваешь только стоять и пялиться, разинув рот. Это ещё не говоря о том, что учеба сама по себе — штука очень сложная.
В середине первого курса, когда Антон уже изнывал от тоски по дому в вечно людном и шумном общежитии, он таил огромную обиду на своих старых друзей, которые стали в открытую игнорировать его сообщения, начал ловить точки перед глазами от вечного недосыпа от беготни, связанной с учебой и сессией — именно в этот момент мама рассказывает, что Лизу, его сестру, положили в реабилитационный центр после тяжёлой передозировки. И мама рассказала ему об этом только месяц спустя после случившегося.
Месяц.
Кажется, после сказанного маме искреннего «все наладится», Антон не вылезал из своей кровати неделю. Просто не мог встать. Совсем не истощиться ему помогал только Серега, приносивший ему время от времени чизбургеры. Он думал, что Антон просто простудился.
У Антона кадр за кадром крутились в голове воспоминания.
Вот они с Лизой едут в машине — ему шесть, ей четыре. Антон уже умеет считать до десяти тысяч, что он с гордостью и демонстрирует маме, сидящей за рулем. На двухстах тринадцати его прерывает Лиза, хватая его за руку и нетерпеливо ее тряся.
— Ну, Лиза-а, — обиженно тянет Тоша, — ты меня прервала!
Но Лиза не обращает ни малейшего внимания, восхищенным взглядом смотря вперёд и тыкая в переднее окно.
— Тоша, смот’и! — после чего начинает смеяться так, будто ее резко начали щекотать.
Антон тянется головой, чтобы успеть посмотреть, что так развеселило сестру.
Смотрит на бегущие дома в окнах и видит, что около дороги напротив какого-то магазина стоит — а точнее, непрерывно дёргается, — надувная кукла, «танцующая» от порывов ветра.
— Ну и что такого?! — цокает языком. — Неужели это так смешно, что меня надо было перебивать?
Но Лизе суровый тон брата совершенно безразличен, ибо она все ещё смеётся.
А через три секунды не удерживается и Антон.
А вот они уже дома. Антон сидит на покрытом ковром полу, играет с лего. Лиза подходит, ставя перед фактом брата:
— Давай ст’оить башни, и у кого к’асивее получится.
Антон отрывается от стройки многофункциональной базы с супер отделом сбора автоботов и поднимает взгляд.
— Давай. И кто же выиграет? — недоверчиво прищуривается.
В ответ получает такой же прищур, только очень-очень хитрый:
— Не зна-а-аю… — протягивает Лиза, улыбаясь так, будто она совершенно точно знает, кто выиграет, и вываливает фигурки перед ними.
А потом эти воспоминания сменялись другими. Режущими изнутри своим серым контрастом. Светлые воспоминания настолько быстро сменились на те, что актуальны сейчас, что начинает кружиться голова от редкого, но резкого осознания. Осознания того, что все уже не так, как раньше. И никогда не будет —
та жизнь осталась навсегда в прошлом.
— Что ты делаешь? — Антон становится в ступор в дверях, обнаружив Лизу в его комнате.
— А? — Лиза вздрагивает, не ожидая, что Антон так рано вернется. — Тош, я… Я все объясню, — мямлит, не находя ни одного аргумента, которым можно объяснить тот факт, что она роется в вещах брата во время его отсутствия. — Мне… нужна помощь, — решает сразу сдаться и рубить правду-матку. — У Влада проблемы, ему очень плохо, нужны деньги, а у меня кончились.
У Антона язык будто немеет — отказывается шевелиться. Антон одновременно чувствует взволнованность, граничащую со страхом, и злость. Дикую злость на этого придурка, что привязался к его сестре. Из-за которого она ведёт себя
так.
— Какого хера, Лиза? — говорит тихо, будто не веря, что его сестра докатилась до обмана. Конечно, у них всегда были друг от друга секреты — у каких братьев и сестер их нет? Но между тем доверие между ними было всегда.
Было.
— Прости, Тоша… Господи, — бросает все вещи, что были до этого в руках, и потирает руками шею. — Я не знаю, зачем я это… Надо было просто тебя попросить… Прости пожалуйста, — на последних словах её голос задрожал.
Антон обнимает её, веря, что скоро это закончится. Что ей просто надо бросить этого торчка, и все станет хорошо.
Кто же знал, что Лиза сама попадёт под влияние этой заразы. Сначала Лиза была похожа на куколку. Теперь Лиза похожа на человека, из которого через иглу высосали жизнь.
После того, как его депрессивное состояние не проходило в течение месяца и соседи в общежитии стали это замечать, он снял квартиру, устроившись на ночную подработку в кальянную. Антон совсем не жалует подобные места, учитывая,
что там порой продают, но деньги реально хорошие. За полную ночь можно заработать до пяти тысяч. Работая пару раз в неделю, можно вполне себе за квартиру платить и за жизнь, а остаток отправлять домой. Самое приятное в этом нововведении, но и самое тяжёлое тоже — это радость мамы. Антон для неё — единственное успокоение, и когда она узнала, что её сын начал работать и самостоятельно снимать квартиру в Москве, её гордости не было предела.
И правда, этого было бы достаточно, если бы Антон не разваливался на части из-за всего вышеперечисленного и из-за ночной подработки в добавление ко всему. А из близких людей у него никого не осталось, с кем он мог бы поделиться, кроме мамы. Но ей, понятное дело, он не расскажет о своих переживаниях. Для неё он должен оставаться сильным, прям как она остается сильным для него… и Лизы.
Что он и пытается делать. Давит улыбку до боли в щеках, выкуривает по пачке в день, затупляя эмоции и проясняя разум, пашет в учебе как не в себя.
Сегодняшний тренинг проходит весело и спокойно, и по окончании учебного дня Антон выходит из здания университета даже в некоторой степени умиротворённым. Солнце приятно греет кожу — бабье лето отрабатывает свои последние деньки на высшем уровне. Ищет в карманах перчатки, но натыкается лишь на пачку сигарет. Неплохая альтернатива.
Тянется за зажигалкой и чувствует вибрацию телефона в кармане. Кивком показывает подходящему Сереге, чтобы тот подождал, и отвечает, не глядя.
— Тош? — слышит мягкий и, господи, такой родной голос сестры. — Ты скоро будешь?
— Я только вышел из универа, — в ответ слышит молчание, отчего не понимает, зачем она ему звонит. — Ты… — к нему почти подходит Серёжа, поэтому он разворачивается, чтобы его голоса не было слышно, — что такое?
— Такое дело… — в трубке на секунду шуршит, — у тебя тут продуктов мало, не ешь ничего, давай я в магазин схожу?
Антон недоверчиво хмурится, сразу вспоминая тонны советов с сайтов про наркоманию. Первый из них — «не верь наркоману».
— Если у тебя есть деньги, то сходи, — безэмоционально отвечает и вытаскивает зубами сигарету из пачки. Закуривает. Он ни на толику не сомневается, что его не сломит этот театр одного актёра.
— Я приехала к тебе на обеспечение, откуда у меня деньги, — все так же мягко отвечает Лиза.
— Я возьму еду на вынос на пути к дому.
— Антон.
— Нет, Лиза, — вот и оно. Момент, когда оба снимают ненужные маски дешёвой сценки, — я не переведу тебе денег. Мама, может, шла у тебя на поводу, за что я её не могу винить, но со мной не прокатит.
— Антон, если я что-нибудь не приму, мне будет очень плохо. Ты не представляешь, как.
— Я-то как раз очень представляю.
Как будто не он, придя домой после ЕГЭ по русскому, наблюдал все прелести опиумной ломки.
— Антон…
— Нет.
— Хотя бы смягчить…
— Нет! — выкрикивает так, что рядом стоящие студенты начинают на него коситься. Серега приподнимает брови, безмолвно спрашивая, все ли в порядке. Антон кивает и, понизив тон, продолжает. — Блять, ты серьёзно? Ты совсем не хочешь завязать с этим дерьмом?
— Тош, я хочу, но я не…
— Так, всё. Дома поговорим. — На этих словах он сбрасывает звонок. Делает глубокую затяжку.
Заметив, что Шастун больше не говорит по телефону, Серёжа подходит.
— Все нормально?
Нет, не нормально. Настолько ненормально, что здания плывут перед глазами.
«Возьми грёбаного себя в грёбаные руки», — встряхивает себя Антон, ухмыляясь:
— Да, просто небольшие траблы дома, все ок, — и улыбается.
— Ну, — Серега хлопает его по плечу, — ладно тогда. Дашь сижку?
Антон вытаскивает из кармана пачку, раскрывая, и протягивает её сокурснику.
***
— Когда была последняя доза? — спрашивает Антон с порога, стягивая с себя шарф.
Лиза, все-таки не изменившая своим словам и находившаяся на кухне, кладет в раковину с грохотом какую-то посуду и выходит в коридор.
— Ты хотя бы дверь закрой, а потом вопросы задавай, — отвечает с ноткой дерзости.
Антон снимает ботинки, не реагируя на резкость ни одной мышцей лица.
— Когда?
— Вчера.
Антон выпрямляется, поднимает взгляд и впервые за долгое время смотрит сестре в глаза. Наблюдает за частым морганием, заметно дрожащими пальцами и напряжённой спиной.
— Ты ничего не ела?
— В моем состоянии это нецелесообразно, — твердо отвечает Лиза и чихает, после чего вытирает рукавом кофты нос.
— Пожалуй, — кивает Антон.
— Целесообразно было бы знаешь что? Именно — как-то смягчить то, что скоро начнётся.
— Я уже сказал, что нет. Могу только сходить найти где-нибудь налоксон, — на этих словах Антон, чувствуя, что его ведёт, решительно обходит сестру, направляясь к ванной комнате.
Наугад включает свет, вваливается внутрь и даже зачем-то запирает дверь. Тяжело опираясь руками на раковину, смотрит в зеркало и сквозь туманную пелену видит своё абсолютно белое, измученное лицо. Черт, а ему же сегодня еще на работу. Кажется, кофе с сигаретами как основной источник питания и бессонные ночи не очень хорошо сказываются на физическом состоянии. Вся энергия, которая накопилась в Антоне за время тренинга в универе, в один момент испарилась и ушла глубоко в минус.
Антон опускается на край ванны и открывает холодную воду, надеясь, что умывание приведёт его в чувство. Через пару минут ему становится легче. Он встает, хватаясь за раковину, давая время вестибулярному аппарату прийти в норму, и рассматривает цветные круги за закрытыми веками.
Когда он выходит из ванны, обновленный и готовый к труду и обороне, то понимает, что в квартире полнейшая тишина. Дома никого, кроме него.
— Твою ма-ать, нет… Лиза, нет, — шепчет себе под нос, несясь в коридор, — пожалуйста, блять, пожалуйста, — роется в карманах валяющейся на тумбе куртки. —
Блять-блять-блять… Блять. — Худшие подозрения подтверждаются.
Кошелька на месте нет.
Антон приходит в себя только в двух километрах от дома. Он не может точно сказать, как выбежал из дома, как схватил куртку и как примотал сюда. Но вот он стоит посреди улицы, таращится в пустоту и сглатывает, сглатывает стоящий в глотке ком.
Лиза ушла. И Антон не смог ее догнать, не смог найти.
«Возможно, ты даже не в ту сторону побежал, дебил», — крутится в голове.
Но продолжает же — ходит по всем возможным закоулкам, непрерывно нажимая на контакт сестры в телефоне.
— Господи, что мне делать, — шепчет, запуская пятерню в волосы и смотря по сторонам, будто ища ответа.
Перед глазами сразу мелькают жуткие картины, как Лиза лежит в каком-то заброшенном доме, с торчащей иглой из вены и с пустотой в открытых глазах.
Антон рывком подносит телефон к глазам и подключает все свои навыки пользования теневым интернетом. Он задается целью обойти все точки, все адреса, которые только сможет найти.
***
Ющево — грязный переулок, расположенный позади высоких панелек, которые тянутся на восток вдоль окраины Москвы. Посвященным известно, что между грязным магазинчиком и баром в переулке находится наркопритон, к которому ведут два десятка крутых ступеней с солидной вмятиной в каждой — следы от многих сотен ног. Чудом не свернув себе шею при спуске, Антон на несколько секунд замирает, привыкая к тусклому свету лампочки, и входит в длинную низкую комнату, полную густого коричневого дыма. Вдоль стен тянутся деревянные нары, кое-где на пол небрежно брошены матрасы, а на них — не подающие признаков жизни тела, застывшие в странных позах: со сгорбленными плечами, с поднятыми коленями, с запрокинутыми головами, с торчащими вверх подбородками. Лишь некоторые что-то бормочут себе под нос. Антон еле сдерживает рвотный позыв.
— Чего тебе, парень? — хрипит сидящий у двери рослый детина с окосевшими глазами.
— Я… за сестрой.
Охранник непонимающе наклоняет голову.
— …пришёл. За сестрой пришёл, — пытается чётко выговорить Антон, невольно косясь на наркоманов и сдерживая дрожь в пальцах. Он все ещё надеется, что он мог ошибиться, и Лиза не здесь.
— А имя у неё есть? — спрашивает охранник, после чего сразу сплевывает, громко харкнув.
— Шастун. Лиза.
— А… — охранник чешет в затылке, а у Антона снова пробегают перед глазами сцены всех возможных смертей Лизы в этом месте.
«Парень, пожалуйста, скажи, что ее здесь нет».
— Она здесь, — неопределённо машет рукой позади себя.
Антон покорно идёт в указанном направлении, чувствуя, как тошнота сменяется страхом. Он практически ощущает, как шевелятся волосы на голове, когда видит проходящего на цыпочках парня. Тот странно качается, словно марионетка с обрезанными нитями, и постанывает от боли.
Когда они подходят ко второй комнате, взгляд сразу падает на знакомую худощавую фигуру, стоящую у стены.
— Лиза, — неверяще выдыхает Антон.
На негнущихся ногах переступает порог, входя внутрь.
— Тоша?..
— Ага, — почти беззвучно выдавливает Антон, а затем чувствует, как земля уходит из-под ног. Он неминуемо свалился бы на пол, если бы не подоспевший охранник, который, как оказалось, все это время шёл за ним.
— Эй, парень, ты чего? — подхватывает он его под руки. — Тебе тоже закинуться надо?
Оттолкнувшись от стены, Лиза в два счёта оказывается рядом.
— Антон, что с тобой?
— Спрашиваешь? — отмахивается. Переждав головокружение, предпринимает попытку выпрямиться. — Я искал тебя шесть часов и не надеялся найти живой, а ты искренне не понимаешь, что со мной.
Лиза виновато опускает потупленный взгляд. Из короткого анализа можно сразу сказать — она укололась и уже словила приход, сейчас пребывая в состоянии совершенного покоя.
— Ты в состоянии идти? — спрашивает Антон ни то у себя, ни то у неё. — Я вызову такси, поедем домой.
Встаёт и без лишних слов направляется к выходу, как в спину прилетает тихое:
— Да, хорошо, дай мне мину…
— Я сказал! — практически рычит Антон, отчего пару наркоманов недоуменно поворачиваются в его сторону. — Едем. Домой.
После чего, вернувшись на несколько шагов, берет сестру за руку и выводит из помещения.
Дорога в такси проходит в молчании. Лиза остатками рациональности понимает, что ей нечего сказать в своё оправдание, но сейчас ее это не волнует. Ее сейчас ничего не волнует.
Антон смотрит на бегущие фонари в вечернем городе. На часах 22:12, в 15 часов он начал поиски. Не шесть, а семь часов. Он до сих пор не понимает, как он смог выйти на нужное место. Твою мать.
Твою ж мать, а.
В груди завязывается узел, когда Лиза, засыпая, опускает голову брату на плечо.
Антон закрывает глаза, позволяя себе на секунду представить, что все хорошо. Господи, он так хочет, чтобы все это закончилось, чтобы Лиза спала на его плече не от действий наркотика, чтобы все наладилось.
Встречный водитель громко сигналит. По радио одна попса сменяется другой. На заднем сидении девушка спит на плече у парня, сдавленно плачущего в кулак.
— С вас две тыщи, — заявляет водитель по окончании поездки.
Антон ошалело смотрит на счётчик — на нем чётко высвечивается «546».
— Но по счётчику у нас пятьсот пятьдесят. Какие две тысячи? — от его движений начинает приходить в себя Лиза. Она сонно проводит рукой по лицу, убирая волосы, и смотрит вперёд, пытаясь понять, что происходит.
— Такие. — Водитель поворачивается к ребятам, и, обращаясь к Антону, кивает на Лизу. — Думаешь, я не знаю, откуда я вас везу? — Брезгливо морщится и поворачивается обратно. — Либо две тыщи, либо я звоню в полицию.
Угроза служит катализатором, заставляющим Антона тут же начать рыться в Лизиных карманах в поисках своего кошелька. Антон не уверен, что сестра не прихватила оттуда ничего с собой, так что полиция им явно ни к чему.
Не с первого раза раскрывает кошелёк, молясь всем богам, чтобы там была нужная сумма.
— У меня есть только полторы, — шепчет, готовясь к худшему.
Водитель смотрит в глаза Антону через зеркало заднего обзора, прищуриваясь.
— Тогда отдавай их, — получив деньги, кладёт их в передний карман, не пересчитывая. — Надеюсь, эти деньги были вам на новые дозы. Уходите.
Перед тем, как захлопнуть дверь, Антон, придерживающий сестру за талию, слышит приглушенное:
— Наркоманы чёртовы…
Антон открывает незапертую дверь квартиры — благо хоть захлопнуть успел, а не оставил открытой нараспашку.
Придерживая растекающуюся по плечу сестру, скидывает ботинки и доводит ее до кровати, укладывая. Укрывает одеялом, ещё с минуту смотря на неё, спящую.
Бросает взгляд на часы, понимая, что ему пора на работу. И быстро. Подлетает к столу, берет листок и пишет Лизе записку:
Квартиру закрыл.
На кухне есть хлопья и молоко, поешь. Либо кашу сделай.
Я на работе, буду к 5 утра
Кладёт бумажку на тумбу рядом с кроватью. Внутри бушуют такие разные, контрастные чувства: злость, невероятная злость, обида и досада. Досада в первую очередь.
Присаживается у кровати, невесомо гладя сестру по волосам.
— Зачем… — чувствует, как к горлу снова подступает ком. Не то от эмоций, не то от дикой усталости — такой сильной, что начинает подташнивать. — Ты сюда приехала, чтобы заниматься этим безнаказанно?
Только Антон поднимается, чтобы окончательно уйти, как слышит шуршание простыней.
— Тоша… — сонно шепчет. — Ты что-то сказал?
На удивление самому себе, вместо того, чтобы промолчать и уйти, повторяет чуть громче, стоя в дверях:
— Я спросил, зачем ты приехала.
— Не «зачем» — Лиза приподнимается на локтях, — а «почему». — По ней видно, что она на грани того, чтобы отключиться, упав обратно головой на подушку. — Мама…
Антон напрягается.
— …она не хотела тебе говорить. Она в больнице, — на этих словах у Лизы заканчиваются силы, и она всё-таки ложится в прежнее положение. — Опухоль, ее будут оперировать… — оборванно вздыхает, — прости, я больше не…
И утыкается обратно в подушку, засыпая.
***
Антон понимает, что ничего не знал о страхе.
Потому что выдуманные монстры, размытые фотографии привидений и «настоящие» истории медиумов и экстрасенсов — это игры для сопливых детей.
Это — не пугает.
Страшно — это когда ты понимаешь, что не сможешь.
И решение не в мотивации, не в том, что «надо просто взять себя в руки».
Решения нет вообще, и ты знаешь об этом с самого начала.
Страшно — это осознание, что ты не в силах поднять все это на своих плечах.
Антон забивает один кальян за другим, беря все заказы, которые только видит. За ночь ему надо заработать максимум, ибо денег не осталось совсем, Лиза потратила последнее. В голове непрерывно идут подсчеты: если за одну ночь он будет зарабатывать четыре тысячи, то в месяц это двадцать четыре, минус пятнадцать за квартиру… остаётся девять тысяч в месяц.
На девять тысяч в месяц ему надо прокормить себя, сестру и маму. На девять тысяч в месяц ему надо не допустить смерти от ломки у сестры и оплатить достойное пребывание в больнице маме.
От этого даже смешно — настолько, что Антон роняет уголь себе на ногу.
Острый страх скручивает тело, разливается солью из-под век, которую он торопливо стирает, словно боясь, что сделает хуже.
Закончив с очередным заказом, Антон позволяет себе перерыв и вылетает на улицу.
Всем весом опирается о стену, глотая свежий воздух, и закуривает припасенную за ухом сигарету.
— Господи, — шепчет в беззвездное небо, — что мне делать…
