Подмена

Антон прижимается к кулисам, аккуратно выглядывая, и ищет глазами Арса. Людей уже набралось прилично, хотя ещё даже первый звонок не прозвенел, и Антон мимолётно чувствует гордость за своё спокойствие — за полгода на сцене театра сполна научился абстрагироваться от множества пар глаз. Среди которых, кстати, Арсения он так и не видит. — Ну, где-е? Не вижу я тебя, — нетерпеливо дрыгается и тянет Антон в телефон, вглядываясь в мешанину голов, лиц, усов и причёсок. Он не виделся с Арсением целых два месяца, пока тот летал в США снимать ролик. Из всех Арсовских поездок эта была первая, выпавшая на их совместный быт, которая длилась так долго. Антон волновался, что загнётся, сопьётся и вообще будет очень и очень скучать, но, на радость им обоим, театр занимал времени столь же много, сколько работа занимала времени у Арса. Конечно, редкими бессонными ночами — когда после репетиций каким-то образом не удавалось вырубиться тут же и сразу, — тоскливо было порой настолько, что Антон обнимал подушку, одетую в Арсову домашнюю футболку. Вжимался в неё лицом и вбирал запах, заставляя мозг поверить, что обладатель этого запаха рядом. После таких ночей Антон не отпускал Попова из фейстайма часами, растягивая самые обыденные рассказы до абсурда или, когда растягивать уже было некуда, молча улыбаясь в ответ родной улыбке на экране. — О, вижу Лизу, — тараторит Антон и тут же в порыве вываливается из-за кулис практически всем корпусом, размахивая свободной рукой, — Ли-иза! Лиз! — шёпот скорее похож на громкий, хриплый вскрик. — Боже, Антон, спрячься обратно! — настойчиво отчего-то тоже шепчет Арсений. В этот же момент увидевшая брата Лиза неловко машет ему рукой, взглядом тоже умоляя его уйти обратно за кулисы. — Как не профессионально! — Попов выдыхает, смеясь с собственной мини-паники. — Да всё, всё, ушёл, — Антон ныряет в кулисы. — Ну где ты есть-то? — Да сейчас, сейчас… — слышна спешка, и, не проходит десяти секунд, как Антон чувствует лёгкое прикосновение к плечу. Оно было лёгким явно для того, чтобы не напугать Антона, но Шастун всё равно подпрыгивает и рефлекторно хватается за сердце, вытягивая лицо. — Хоспади-и… — выдохом, тут же переходящим в улыбку. — А я тебя в зале ищу, ну Арс, — наигранно обиженно тянет он, заключая Попова в кольцо из рук. Три секунды. Три секунды, чтобы просто молча посмотреть друг на друга, вживую отметить внешние изменения, которые мимолётно отмечались в видео-звонках. Три секунды, чтобы ощутить удары сердец, чувствуя их грудными клетками, так близко и тепло, что им двоим правда нужны три секунды тишины. — Я так рад, что ты успел до начала спектакля, иначе я бы не сыграл, — на тон тише, закрепляя нежное объятие поцелуем в мочку уха. — Да куда уж, — хмыкает Арсений, тыкаясь носом Антону в щёку. — Не сыграл бы он, конечно. — Думаешь, я не настолько сильно тебя люблю? Антон кладёт ладонь ему на щеку и не может насмотреться в этот блеск глаз, которые даже в тени кулис отливают лазурью. Как же он скучал. — Думаю, что ты настолько хорош, что превозмочь ожидание встречи ты точно смог бы. Антон мысленно прыскает с этого «превозмочь» — он, право, никогда не привыкнет к этим графским словечкам. — Я тоже рад, — Арсений незаметно улыбается — понятно лишь по ямочкам на щеках, но Антон тут же расшифровывает в этом жесте нежность. Когда Арсений проводит пальцами по его подбородку, Антону кажется, что сейчас замурчит. — А это надолго у тебя?.. — с морщинкой между бровей кивает Попов на бороду. — Она для спектакля нужна, — проводит по бороде, будто бы впервые её обнаруживая. — Колется, да? — Ага, — кивает Арс, но сразу тянется за поцелуем. — Так, давай не буду долго тебя отвлекать, но в напутствие скажу, чтобы ты отыграл сегодня на полную, хорошо? Антон недоверчиво и с вызовом смотрит на него, не отпуская из объятий, чтобы Арсений не отстранился ни на сантиметр. — В смысле?.. Я всегда играю на полную, чем сегодняшний спектакль отличается от остальных? — Ну, — игриво дёргает бровями Попов, — хотя бы тем, что я сто лет не видел тебя на сцене. Всё, — Арсений мягким касанием опускает руки Антона с себя, — пойду на своё место. А сижу я прямо рядом с Лизой, слепыш. И, даря ещё один ласковый поцелуй, Арсений, не дожидаясь ответа, уходит. А Антон не держит — как бы он ни хотел подольше постоять вот так, в тени кулис, во время их короткого разговора режиссёр спектакля успел суматошно пронестись мимо них раз пять. Отыгрывает Антон как обычно — в конце концов, он играет в этом спектакле уже третий раз, а если считать все репетиции и генеральные прогоны, так уже и вовсе раз тридцатый. Это становится почти стандартным. Игра, незаметная помощь прямо на сцене, выдерживание пауз для аплодисментов, поклон, второй поклон, суматоха за кулисами во время смен и в конце. Антон отгоняет от себя слово «приелось», потому что, ну, серьёзно — какое «приелось» через всего лишь полгода? Он всё так же чувствует адреналин, во время беготни лава все тем же жаром опаляет его вены, но Антон боится — боится, что в какой-то момент он поймёт, что больше не горит. Не опаляет. Что лава иссякла. Ему стыдно за это, потому что он понимает, насколько ему повезло и насколько в привилегированном положении среди актёров он находится. Все студенты актёрского горят театром, но лишь малая их часть в итоге в театр попадает. Остальные либо перебиваются второстепенными ролями в дурацких русских сериалах для бабулек, либо и вовсе не могут найти работу, перебиваясь «дедами морозами» на новый год и ведущими на свадьбах. Антону же повезло. Повезло родиться не женщиной, повезло быть высоким, в меру красивым — потому что слишком слащавых суровый мир театра тоже не любит. Повезло иметь внешность, которая и подгоняется под определённый типаж, и в то же время имеет свою изюминку. И ему очень стыдно, когда во время поклона и оваций он чувствует толику сомнения, что ещё чуть-чуть, и это станет не тем. И понимает же, что даже среди таких везучих и привилегированных, как он, лишь единицам доведётся быть кем-то вроде Данилы Козловского. А он ходит. Загоняет мысли о спешке подальше — понимает, что для уважительного перехода из театра в кинематограф нужно отыграть хотя бы пару лет, но всё равно ходит на пробы. Пропуская репетиции, опаздывая на них, но выискивает пробы и кастинги на приличные — слишком приличные — проекты, чтобы попробовать что-то новое. Понять, что, может, его место — это съёмочная площадка, а не театральная сцена. Вот только тяжело, когда ты привык быть баловнем судьбы — ведь на что-то посредственное Антон действительно даже не смотрит. Конечно, он не проходит. Из раза в раз проглатывает это горькое: «спасибо, следующий». Ради эксперимента он даже пошёл однажды пробоваться на фоновую роль в сериале, где на постоянке играет Серёга — так его даже туда не взяли. С тех пор он стал больше уважать Матвиенко — хотя до этого смеялся, что тот играет какого-то абсолютно плоского преступника в сериале про полицию, а ещё с тех пор он понял, насколько же киношные пробы — потоковые. Минута. Ровно столько ты выступаешь на пробах. Минута в противовес многочасовым очередям и репетициям заученного текста. А иначе никак — без репутации и имени иными способами на экраны не попасть, только такими, каторжными. Даже в творческой сфере работает вечный круговорот «нет опыта — нет работы», просто здесь это имеет вариацию «нет имени — нет фильмов». Выходя на второй поклон — финальный, Антоновскую голову снова сдавливают все эти мысли. Поклон, аплодисменты, уже перешедшие в овации, и — щёлк — снова включается эта проверка: Горит? Всё ещё горит же? Не потухло ещё? Антон чуть хмурится, не переставая улыбаться зрителям, отгоняет эти щелчки нахрен из головы. До боли в глазах ищет Арса, всматривается в его лицо, еле видное в темноте. Всматривается в Лизу, старается думать о них, только о них и ни о чём больше, но в итоге загоняется ещё больше. Прямо как в этом психологическом приколе: «не думай о белой обезьяне». Когда зрители окончательно расходятся, а актёры повально вываливаются в курилку, Антон встречает в холле Арсения, который, конечно, сразу замечает настроение Антона. Антон давно убедился, что у Арса во лбу не только звезда горит, но ещё и детектор эмоций встроен. — А что это за грустное лицо? — шутливой фразой, но искренним волнением на лице. — Ты отлично выступил, Тош. Арсений обнимает его — сдержанно, так как в холле помимо них всё ещё есть люди. Антон, получая хлопки по спине, замечает стоящих чуть поодаль Лизу и ещё какого-то мужчину, с ней беседовавшего. — Спасибо, спасибо, — вытягивает вежливо-благодарную улыбку. — Ну, серьёзно, Антон, все нормально? — заглядывает ему в глаза и выискивает в них то, о чём даже не догадывается. — Да, да, — отмахивается, — устал просто. Чё за чел? — Антон хватается за повод перевести тему и кивает в сторону мужчины за спиной Арсения. Арсений вскидывает голову — выходит дёрганно и нетерпеливо — и машет рукой в их сторону, подзывая тех подойти. — Давай только не «чё за чел», а поприличнее, — шепчет ему Арс к моменту, когда мужчина подходит. Лиза — которая, кстати, сегодня безумно красивая, о чём Антон обязательно ей скажет как только, так сразу, — чуть улыбаясь, остаётся поодаль. — Познакомься, это мой новоприобретённый американский друг, Александр. Названный Александр, сверкая очками, чуть кланяется и протягивает руку, которую Антон пожимает с растерянным, недоумевающим, но заинтригованным выражением лица. — Отлично сыграно, Антон, поздравляю, — говорит Александр идеальным голосом радиоведущего. — Спа-асибо? — вопросом, с жалобным взглядом в сторону Арса, потому что Антон не понимает, что происходит. Почему Арс знакомит его с каким-то Александром, и почему Александр его… поздравляет? — О, — Александр замечает растерянность Шастуна, — ты ему не сказал? — поворачивается к Арсению. Арсений давит ямочки на щеках, сдерживая улыбку, и мотает головой. — А, ого, — Александр вскидывает брови, явно обескураженный этим фактом. — Не сказал о чём? —  чуть ли не пищит Антон, не зная, о чём хотя бы подумать, чего бы такого предположить. Александр и Арсений переглядываются, проводя какой-то быстрый и немой диалог, понятный только им двоим. Антон пытается уследить невербальные знаки, но ухватывает только последний — когда Александр показательно кивает Попову. — Ну-у, короче, — Арсений хлопает ладонями, беря-таки первенство в долгожданном объяснении. — Про обстоятельства нашего с Александром знакомства я тебе потом расскажу, сейчас вкратце. Саша — агент, актёрский, работает с разными продюсерами и студиями. Голливудскими! — Тыкает Антону в грудь. — В нашей беседе он как-то упомянул о намечающемся проекте, для которого ему нужны молодые актёры, желательно не мелькавшие на экранах ранее, так как это специфика сериала будет. И один из образов прямо с тебя списан, вот я про тебя и рассказал. — Да, — перехватывает инициативу агент-Александр, — и то, что ты уже играешь в театре, было очень на руку — смотреть кандидата в действии гораздо лучше этих тридцати секунд, что дают на пробах. Я вернулся месяц назад и, с наводки Арсения, смог тебя отсмотреть на нескольких показах, узнать, оценить способности. Ну, вот и… какой же ты, Арс, а! — вдруг смеётся, крутанув указательным пальцем. — А я ещё думаю, чего ты всё говоришь, мол, не надо с Антоном говорить, через меня всё решай, ой како-ой… Арсений шуточно откланивается, а Антон чувствует странный непреходящий ком в горле. Чувствует хрупкую, боящуюся зародиться в полноценную догадку идею того, что же тут всё-таки происходит. Не мог же Арс действительно организовать всё это ради него? Вообще, если так подумать, то… почему нет? Даже до того, как они стали чем-то большим, Арс вытащил его сестру из губительной зависимости — вон, стоит, красивая, здоровая, первую в жизни сессию закрыла. Арс, чёрт возьми, его самого — Антона — спас однажды. Прямо из лап Смерти вырвал, и следы замёл. Арс, который его не только спас, но и жизнь ему обустроил — квартирку съёмную им в Москве организовал (там, правда, бесконечные проблемы с проводкой, но это ерунда — Антон быстро привык к свечам), расстройство то стрёмное вылечил. Боже, да Арс над ним так трясся, что в какой-то момент Антону даже пришлось перехватить инициативу и отучивать Попова от развившейся гиперопеки, что тоже не есть хорошо. В итоге, продумав весь этот мысленный процесс за примерно мгновения за три, Антон смотрит на Арса заранее восхищённо-благодарным взглядом. Арс же, вытягиваясь в струнку — явно не может удерживать более новость, выпаливает с выдохом: — Сегодня был шоу-кейс. Продюсер того сериала был на спектакле, и ты ему понравился. Антон чувствует, как тот ком в горле не проходит, но, чёрт бы его побрал, преобразуется в ком от слёз радости. Очень тупо будет, если он расплачется? Надо хотя бы озвучивания новости дождаться, а то прослыть зазвездившимся молокососом в киношных кругах ещё не хватало. Арсений, видя, что Антон уже всё понял, расслабляет плечи, и говорит очевидное, но столь долгожданное. Долгожданное как для Антона, который шёл к этому с момента идеи быть актёром, так и для Арсения, который наконец может сказать это вслух и подтвердить: — Он приехал из Америки чисто для того, чтобы увидеть тебя своими глазами, и он в восторге. Он зовёт тебя на прогон, Шаст. И Антон — готовый уже, чтобы утонуть, — понимает, что Арсений никогда не перестанет быть его спасательным кругом.