Секретное оружие

Спохватившись, что уже слишком долго не видел и не слышал Модестаса, Сергей огляделся по сторонам и вскоре обнаружил того скромно сидящим у края стола. - Всё в порядке? – спросил Белов, подходя сзади и обнимая Паулаускаса за плечи. - А? Да, - подтвердил Модестас, пихая гранат в рот целиком, прямо с кожурой. Улыбнувшись, Сергей отобрал у него фрукт: - По-моему, тебе надо отдохнуть. - Завтра тренировка только в десять, успеем выспаться! – запротестовал литовец. - Нам бы ещё до тренировки кое-что успеть… - ладони Белова поползли вниз по горячей груди Модестаса, губы ткнулись в чувствительное местечко за ухом. - С ума сошёл? Не при всех! – попытался вырваться тот. - Да ладно, никому до нас дела нет, - успокоил его Сергей. Вероятно, он был прав – хотя спортсмены и воздержались от алкоголя, но общая атмосфера праздника опьянила их не хуже, и сейчас парни из команды веселились, как дети. Даже увидев, как Белов и Паулаускас целуются посреди людной толпы, они бы наверняка не придали этому эпизоду никакого значения, а если бы те ненадолго исчезли для уединения, то скорее всего, никто бы не спохватился. Просто Модестас именно сейчас не был настроен на романтику – тревожное предчувствие не оставляло его, и хотелось обдумать все возможные последствия и решить, как поступить в дальнейшем. К тому же его обуяла иррациональная обида на Сергея. Сергей мог сколько угодно хотеть свадьбу, семью и детей, ведь ради всего этого ему пришлось бы поменять свою жизнь лишь в минимальной степени. Он по-прежнему оставался бы Сергеем Беловым, многократным чемпионом мира по баскетболу, он продолжал бы тренироваться и играть, сколько его душе угодно, и даже больше, если бы полумифическое «исцеление истинной пары» сработало, и его перестала беспокоить боль в колене. Просто вдобавок он обзавёлся бы верным мужем и, возможно, одним или несколькими наследниками… И, даже если учесть необходимость обеспечивать семью, Сергей не потерял бы больше, чем приобрёл. А Модестас, заполучив штамп в паспорте, потерял бы в своей жизни практически всё. Какие последствия ожидают его после того, как раскроется, что он, будучи омегой, много лет выдавал себя за альфу и занимался спортом, путь в который в Советском Союзе для омег был закрыт? В лучшем случае его просто выгонят из команды и отстранят от тренировок. В худшем – возможно, лишат всех спортивных званий и наград, заработанных обманным путём, исключат из комсомола и заклеймят позором за дискредитацию советского спорта, а кто-нибудь обязательно распустит мерзкий слух, что он, Модестас Паулаускас, так сильно рвался в баскетбол лишь для того, чтобы мужа себе получше найти! И найдутся те, кто в эту белиберду поверят… Но только не Сергей, конечно же. Модестас не сомневался, что партнёр будет любить его и уважать, как прежде, что бы ни случилось. Кому-то другому это, может, и показалось бы достаточным условием для счастья – но только не Модестасу. Да он сам себя уважать перестанет, если окажется в статусе немногим выше домашнего питомца! А как ещё назвать существо, у которого нет других занятий и целей, кроме ведения домашнего хозяйства и воспитания детей? В разгар мрачных размышлений что-то несильно задело Модестаса по ногам. Наклонившись, он поднял с земли мяч – не похожий на баскетбольный, просто мягкий резиновый шар, размалёванный яркими полосками. Паулаускас растерянно огляделся по сторонам и увидел ребёнка – совсем маленького, лет двух от роду. Тот уверенно шагнул к нему и, указывая на мяч, сказал что-то на незнакомом языке – скорее всего грузинском. - Твоё? – переспросил Модестас и уже хотел было привычным движением швырнуть подачу, но Сергей вовремя перехватил его руку, и литовец опомнился – своим молниеносным ударом он мог серьёзно покалечить малыша. – На, забирай! – предложил он вместо этого, протягивая ребёнку мяч в ладонях. - Мадлоба, - поблагодарил тот, доверчиво перехватывая игрушку. И тут же к ребёнку подбежал миловидный невысокий омега с такими же выразительными, как у него, чёрными глазами: - Тенгиз, вот ты где! – он поднял малыша на руки, ласково выговаривая ему. – А я тебя везде ищу! Не надо мешать дядям, пойдём лучше домой! - Что вы, он нам нисколько не помешал, - вежливо отозвался Сергей. - Дети в такое время спать давно должны! – неожиданно резко перебил Модестас. Омега удивлённо взглянул на него, но не обиделся, а, поудобнее пристраивая ребёнка на сгибе локтя, доброжелательно закивал: - Да, нам и правда пора идти. Доброй ночи! - Хочешь такого? – негромко спросил Сергей, глазами указывая на малыша, который сосредоточенно таращился на них поверх плеча уносившего его отца-омеги. - Ещё чего! – передёрнулся Модестас. – Я и обращаться-то с ними не умею! Мельтешат под ногами, того и гляди наступишь! И орут, и… - Ты тоже орёшь частенько, - лукаво напомнил Сергей. – Я разве стал тебя от этого меньше любить? - Ну ты и сравнил! – до глубины души возмутился Модестас. – Я взрослый, разумный человек, а если и ору, то исключительно по делу! - Ты же не всегда был взрослым, - напомнил Сергей. – Всем нам пришлось когда-то совсем крошечными на свет появиться, потом вырасти, ума набраться… - Серый! – нахмурился Модестас, выбираясь из-за стола. – Заканчивай разговоры эти, они мне не нравятся! Укладываться спать им предстояло на увитом виноградом балконе-веранде дома Мишико, там же отвели места для Саши Белова и Вани Едешко. Когда все четверо гостей, сопровождаемые хозяином, вошли во двор дома, на них настороженно уставилась разнообразная живность – овцы, козы, индюки и маленький ослик. Животные с любопытством изучали новоприбывших, не проявляя никакой враждебности, но Модестас на всякий случай замахал руками и прикрикнул на них: - Не трогайте меня! Это опрометчивое действо немедленно привлекло к нему ещё большее внимание: пара индюков, приблизившись вплотную, принялась активно обсуждать Модестаса на своём языке, козлёнок попытался зажевать его брюки, а осёл разинул рот и издал звук, представляющий собой нечто среднее между предсмертным воплем и скрежетом несмазанной двери. - Чего он разорался? Ему плохо? – перепугался Модестас, в то время как остальные парни загибались от хохота. - Нет, ишак обрадовался, что тебя увидел, - пояснил Мишико. – Когда ему кто-то нравится, он всегда так кричит. - Любовь с первого взгляда, ну надо же! – веселился Саша Белов, хлопая Паулаускаса по плечу. Но Модестасу, и без того пребывавшему в весьма скверном расположении духа, шутка отнюдь не показалась смешной – он раздражённо стряхнул Сашкину руку и молча проследовал к деревянной лестнице, ведущей на веранду. Товарищи вопросительно уставились на Сергея. - Не в настроении Модя, - кратко пояснил тот, сам недоумевая по поводу странного поведения своего партнёра. - Поссорились? – сочувственно заглянул Сергею в глаза Ваня Едешко. - Нет, - твёрдо ответил комсорг. – Просто не лезьте к нему пока, он, как обычно, поворчит и успокоится. - Отвыкли мы, - усмехнулся Саша. – Давно его таким не видели. «А ведь и правда, - задумался Сергей. – Модя совсем другим стал с тех пор, как мы с ним… Сколько уже времени прошло – месяц, полтора?» Теперь, когда взрывной темперамент Модестаса выплёскивался по большей части в постели, он стал более сосредоточенным на командной игре, чем раньше, и более внимательным к другим. И, хотя при обычных капитанских «разборах полётов» Паулаускас по-прежнему не стеснялся в выражениях, его подколки, казалось, стали не такими злобными, он не пытался никого нарочно уязвить и, как он уже сам упоминал этим вечером, если ему и доводилось на кого-то наорать – то исключительно за дело. Когда Сергей с товарищами поднялся на веранду, Модестас уже расположился на одном из лежаков, с головой завернувшись в одеяло, как в кокон. Остальные не стали его беспокоить и молча разошлись по своим лежакам, а Мишико, убедившись, что одеял и подушек хватает на всех, вернулся к остальным гостям, которых тоже предстояло разместить на ночь. Сергей же, не удержавшись, присел рядом с Модестасом и, склонившись поближе к кокону, прошептал: - Кажется, кого-то надо отодрать как следует, чтобы в чувство пришёл и не набрасывался на всех подряд. Модестас даже не шелохнулся – хотя вряд ли за такое короткое время успел бы заснуть.