Секретное оружие

Наутро Модестас проснулся раньше остальных, осторожно ступил босыми ногами на дощатый пол и тихо, чтобы никого не разбудить, двинулся к выходу. Возле постели Сергея он ненадолго задержался, вглядываясь в его лицо – тот безмятежно спал и выглядел при этом свежим и отдохнувшим. «Ну да, конечно, ему-то скрывать нечего! - с отголоском вчерашней обиды подумал Модестас. – Чистая совесть – лучшая подушка, разве не так?» Ему самому ещё как было что скрывать от окружающих – свою сущность омеги, но за годы занятия баскетболом он к этому как-то притерпелся и обманом не считал – лишь вынужденной необходимостью, наподобие того, как все в команде скрывали мелкие травмы от тренера или заграничный товар от таможенников. Но всё же, когда случилось разделить свою тайну с Сергеем, он испытал огромное облегчение, будто половину камнем висевшего на совести груза удалось перевалить на плечи друга – то есть теперь уже любовника. А их общая тайна, мучительно-сладкая, зародившаяся в тесном номере третьесортной гостиницы в одном из американских университетских городков, Модестаса отнюдь не тяготила. Но было и кое-что ещё, о чём даже Сергей не подозревал. В Мюнхене Модестаса ждали давно и прочно обосновавшиеся в Германии родственники – брат Раймондас и дядя Линас, которые настойчиво уговаривали его бросить эту рискованную игру в омег-шпионов и заняться построением серьёзной спортивной карьеры в Европейской баскетбольной лиге, с представителем которой Паулаускас лично общался год назад, на Чемпионате Европы в Эссене. Родственники были настроены категорично - к началу Олимпиады они собирались подготовить для него пакет документов и организовать побег. И если год назад Модестас мог, хотя бы теоретически, рассматривать такую возможность, то сейчас идея о том, чтобы навсегда расстаться с Сергеем, своим истинным альфа-партнёром, и сбежать в Германию, казалась ему дикой. Но шанса объяснить это родным пока не представлялось – последний раз они созванивались полгода назад, когда Модестасу удалось на минуту оторваться от команды в аэропорту Бразилиа. Бесшумно спустившись с веранды, Паулаускас присел на нижнюю ступеньку и принялся зашнуровывать кеды. По двору вновь бродила разнообразная живность – куры что-то клевали в траве, казавшийся огромным из-за длинной спутанной шерсти баран подошёл ближе и сосредоточенно уставился на мелькающие пальцы Модестаса. Вчерашняя неразлучная пара индюков тоже заинтересовалась этим занятием и, похоже, делилась ценными советами. Но вся сельская идиллия оказалась нарушена самым бесцеремонным образом, когда из-за двери сарая появился столь впечатлённый Модестасом ишак, который при виде прекрасного человеческого создания радостно взбрыкнул и разразился диким скрежещущим воплем. - Заткнись! – подскочил Модестас. – Всех перебудишь, ну! Но ишак не унимался. Оглядевшись, Паулаускас заметил под деревом корзину, наполненную спелыми персиками, и, схватив пару штук, двинулся к ишаку с намерением заткнуть ему пасть фруктами, чтобы хоть как-то перекрыть источник кошмарных звуков. Ещё более пронзительный вопль пронёсся над спящей деревней, но на этот раз, несмотря на нечеловеческое звучание, в нём безошибочно угадывался голос Модестаса. - Серый, да уйми ты его! – простонал Саша, переворачиваясь на другой бок и накрывая голову подушкой. - Что ты тут опять натворил? На минуту оставить нельзя! – свистящим шёпотом пытался воззвать к Модестасу Сергей, скатываясь по лестнице. Во дворе происходило нечто невообразимое – бесконечный хоровод, состоящий из Паулаускаса и разнообразного зверья, хаотично метался между кустами, деревьями и врытыми в землю кувшинами с вином. Лишь солидные индюки не принимали участия в забаве и смотрели на неё крайне неодобрительно. Не до конца проснувшийся Белов безуспешно пытался понять итоговую цель погони. - Модя, стой! – попробовал призвать любовника к порядку он. – Оставь зверьё в покое! Чего ты к ним прицепился? - Эта сука меня укусила! – яростно поведал Модестас, не останавливаясь ни на шаг и обвиняюще тыча пальцем в пресловутого ишака, который радостно скакал по двору, вскидывая задом. Догнать обидчика скоростному форварду мешали лезущие под ноги многочисленные куры, козлята и неповоротливый баран, не говоря уже о необходимости огибать различные препятствия. Следовало признать, что живописный двор деревенского дома мало напоминал беговую дорожку в легкоатлетическом манеже! - Ну и что? – продолжал ничего не понимать Белов. – Что ты ему сделаешь, даже если догонишь? Иди лучше сюда, рану покажи! Модестас, не привыкший задумываться о своих действиях наперёд, понятия не имел, для чего он гоняется за ишаком, и был захвачен одной целью – догнать. Он и после слов Сергея нипочём бы не остановился, но помешали шнурки – так и не затянутые до конца, они в какой-то момент перепутались между собой и стреножили воинственно настроенного литовца. Паулаускас рухнул прямо к ногам Сергея, который поспешил поднять с травы своё бесценное сокровище и вопиющее недоразумение в одном лице: - Куда он тебя укусил? Модестас продемонстрировал ему ладонь с глубоко вдавленными в мякоть полукружьями от зубов. Ишак не испытывал по отношению к нему злых намерений, просто неаккуратно ухватил протянутый фрукт и зацепил ладонь, но хватка у него была, судя по глубине следов, просто бульдожья. К счастью, он хотя бы кожу каким-то чудом не прокусил, что не преминул отметить Сергей: - Да у тебя даже крови нет! До свадьбы заживёт. - А ты бы хотел, чтоб была? – возмутился Модестас. – И… какой ещё свадьбы? - Той, на которую мы все сюда приехали, конечно! Или ты какую-нибудь ещё хочешь? - лукаво подмигнул Белов и, не удержавшись, ласково поцеловал растерянного любовника в нос. И тут же, охнув, начал заваливаться на него. - Серый, что? Нога? – перепугался Паулаускас, машинально удерживая Белова в вертикальном положении. - Нога, но не та, - успокоил его Сергей, оборачиваясь в сторону неожиданной тупой боли и сталкиваясь с суровым взглядом огромного барана, который, недовольный тем, что появившийся человек отнял у копытных и пернатых обитателей двора источник неиссякаемого развлечения в виде Модестаса, слегка, но вполне чувствительно зарядил Белову в бедро своими прихотливо изогнутыми рогами. - Пойдём-ка отсюда, пока этот зоопарк нас совсем из строя не вывел! – предложил Сергей. – Сейчас, я только обувь и сумку захвачу. А ты постой здесь и умоляю, никого больше не трогай! - Смотри, какая шуба! – восхитился Паулаускас, напрочь игнорируя эту настоятельную просьбу и запуская обе руки чуть ли не по локоть в густую баранью шерсть. – Серый, а давай в деревню жить переедем и барана заведём? - Ну уж нет, мне второго не надо, с одним бы как-нибудь справиться, - пробормотал себе под нос Белов, поднимаясь по лестнице. Позже, когда они шли по узкой тропинке к стремительно бурлящей реке, Сергей ободряюще обнял любовника за плечи: - Ты прав, Модя, беру свои вчерашние слова обратно. - Какие именно? – не понял Модестас. - Насчёт детей, - со смехом пояснил Белов. – Рано нам с тобой их заводить, ты сам у меня ещё как дитё малое! За ишаками по двору гоняешься… Он пытался отвлечь и развеселить вновь впавшего в раздумья Паулаускаса, но тот, вопреки ожиданиям, как-то странно покосился на него и окончательно примолк. Модестас и думать забыл о своих вчерашних опасениях - с утра он чувствовал себя превосходно, не считая навязчивых мыслей о Мюнхене и возможных разногласиях с родными. Слова Сергея напомнили ему о том, что приступ тошноты мог оказаться не простой случайностью, а предвестником кардинальных изменений в жизни – слово «беременность» он опасался произносить даже мысленно. А после пассажа о том, что «нам рано», Паулаускас внезапно задался вопросом – с чего он вообще взял, что Белов так уж сильно хочет обзавестись потомством? Только из-за его фантазий об их совместном будущем и умиления при виде карапузов? Конечно, на словах-то все альфы хотят наследников, а на деле? А вдруг он будет с ужасом и тщательно скрываемым отвращением смотреть на стремительно округляющуюся фигуру своего беременного партнёра? А вдруг захочет завести себе нового любовника, стройного и соблазнительного? А вдруг, устав от круглосуточного плача младенца, захочет уйти из дома и бросить его одного с ребёнком? Назад отыгрывать будет уже поздно, и что тогда? - Модя, ты слишком много думаешь! – принялся тормошить его Сергей. – Пойдём лучше купаться! Быстрая, шумная речка манила прохладой. Раздевшись, оба спрыгнули в пенистые волны с невысокого обрывистого берега и едва не вылетели назад с криком – вода оказалась, без преувеличения, ледяной. Не сговариваясь, Белов и Паулаускас побрели к берегу, что получилось не так-то просто – бурное течение волокло по дну крупные камни и норовило сбить с ног, а тело немело от холода. Когда, наконец, они выбрались обратно на каменистую кручу, вцепившись друг в друга, у обоих зуб на зуб не попадал. - Поворачивайся живее! – командовал Сергей, до красноты растирая Модестаса полотенцем. - Ты с меня кожу сдерёшь! – пожаловался тот. – Давай просто посидим на солнце, здесь же тепло! - Просто солнце нам не поможет, надо согреться как следует! – возразил тот. – Согреться… Модя, дай-ка сюда руку твою! Укушенная которая. - А сердце тебе не нужно? – ухмыльнулся Модестас. – Оно у меня тоже, кстати, покусанное слегка! После того как ты с этим омегой перемигивался, помнишь, который за автографом в аэропорту… - Сейчас перебинтуем, - приговаривал Сергей, не обращая внимания на его слова и накручивая вокруг пострадавшей ладони широкий бинт. - Сам же говорил – крови нет, какой тогда смысл бинтовать? – удивлялся Паулаускас. Он удивился ещё больше, когда Белов поймал его вторую руку и сноровисто примотал к первой, стремительно накручивая витки бинта поверх ладоней и запястий. - Серый, ты чего? – забеспокоился Модестас и попытался вывернуть руки из стальной хватки Белова. - Не дёргайся, а то бинты вопьются и следы останутся! – предупредил его Сергей. - Да что ты со мной делаешь? – в кофейных глазах Модестаса плескалось недоумение. Прервавшись на мгновение, Белов прижался к его губам в нежном поцелуе, после чего спросил, пытливо глядя в упор: - Ты мне доверяешь? - Конечно, - не задумываясь, подтвердил тот. – Просто не понимаю, зачем… - Чтоб ты мне снова спину в клочья не изодрал! – пояснил Сергей, сноровисто опрокидывая Модестаса на валяющееся полотенце. – А то ребята подумают, что я в ущелье какое-нибудь свалился или на меня дикие звери напали… - Ах, ты! – возмутился тот, дубася Белова по голове связанными руками. – Отметины мои тебе, значит, не нравятся? А из-за кого у меня на шее синяки не сходят, чучело ревнивое? Из-за кого мне приходится олимпийку туда постоянно подвязывать, все рукава как бегемотом изжёванные уже! - Когда метки на тебе одном – это ещё куда ни шло, - рассудительно ответил Сергей. – Про тебя парни и так всё время болтают, что у такого красавчика, наверно, каждый день по любовному приключению случается. А вот когда мы с тобой оба в синяках, царапинах и засосах постоянно мельтешим – это уже подозрительно… Модестас мог бы и дальше продолжать негодовать по поводу такой дискриминации, если бы не захлебнулся стоном, когда Сергей накрыл его член своим горячим ртом. Под жаркими ласками поникшая от холода плоть очень быстро налилась каменной твёрдостью. Пальцы Белова тем временем скользнули между доверчиво разведёнными бёдрами, подразнили пульсирующий вход и без особого сопротивления проникли в жаждущую глубину… Сергей давно хотел попробовать довести Модестаса до финала именно так, возбуждая одновременно пальцами и ртом. Но в тот момент, когда с соседнего дерева вспорхнула потревоженная криками и стонами стайка птиц, Белов запоздало сообразил, что придётся отложить эксперименты до другого раза - когда они останутся вдвоём на каком-нибудь необитаемом острове или в глухой тайге, - и, оперевшись на локти, приподнялся чуть выше, привычно запечатывая поцелуем распахнутые в экстазе губы любимого.