Секретное оружие

Из всего многообразия сексуальных позиций Сергей неизменно предпочитал располагаться с Модестасом лицом к лицу – ему нравилось целовать партнёра в процессе, а зачастую приходилось ещё и удерживать его на месте и буквально затыкать ему рот – в пылу страсти Модестас напрочь забывал об окружающей действительности, полностью отдаваясь чувствам. Он мог кусаться, царапаться, выкручиваться, извиваться, вцепляться в Белова железной хваткой; мог рычать, скулить, орать как резаный, одного только он не мог – быть тихим и сдержанным. Сергей не отличался опытностью в любовных делах, сравнивать поведение партнёра ему было не с кем и не с чем. Он даже не знал, все ли омеги такие необузданные, или ему одному подобное счастье досталось – просто сходил с ума от невероятной смеси наслаждения и боли, наслаждения дикими, первобытными ласками и боли от оставленных Паулаускасом ссадин и синяков, приправленных изрядным беспокойством о том, что подумают окружающие, услышав или увидев то, что им не полагалось. Но все тревоги и волнения отходили на второй план, когда Модестас под ним сотрясался в оргазме или, утомлённый, засыпал на его груди. Или, как сейчас, нетерпеливо ожидал проникновения, подгоняя Сергея бесстыдными движениями бёдер и сбивчивым шёпотом на литовском. Приближался момент, от пронзительной интимности которого Белова всегда трясло, как в лихорадке – когда сочащаяся возбуждением головка его члена проскальзывала в горячую, влажную тесноту, Модестас на мгновение замирал, каждый раз будто заново привыкая к ощущениям, его зрачки расширялись, почти скрывая золотистую радужку, и Сергей, уставившись в его глаза, чувствовал, будто срывается и летит в непроглядную бездну. Одно лишь это ни с чем не сравнимое переживание стоило того, чтобы ждать Модестаса так долго и чтобы ежеминутно рисковать разоблачением сейчас, когда он наконец заполучил его – никакой баскетбольный трофей не стоил этих драгоценных секунд, даже целый мешок золотых олимпийских медалей. Язвительный Паулаускас частенько дразнил Белова пристрастием к одной и той же «миссионерской» позе. Сергей охотно шёл на эксперименты, которые помогали им обоим лучше изучить тела, особенности и пристрастия друг друга, но в процессе почти бессознательно вновь и вновь укладывал Модестаса на спину, увлекая в нужную позу ласками, а сам нависал над ним на руках – ему просто жизненно необходимо было смотреть на любимого во время секса, как минимум половина его собственного удовольствия зависела от этого. Он наблюдал за наслаждением Модестаса с нежностью и гордостью, бесконечно повторяя про себя – да, это наконец-то моё, да, это я ему так хорошо делаю, это мой член он так любит и хочет, это от него он так кончает. Позволяя себе полностью раствориться в оргазме Модестаса, Сергей затем тщательно контролировал свой – его задачей было не допустить набухания узла и последующей сцепки, а для этого нужно было выйти из тела омеги сразу после семяизвержения. Сцепку они устраивали за прошедшие несколько недель всего два раза – разумеется, по предварительной договорённости. Это были волшебные часы удовольствия, любви и единения, но обоих партнёров они выматывали дочиста – если верить школьным учебникам биологии, первые сутки после сцепки оба, и альфа, и омега, могли просто беспробудно проспать, восстанавливая потраченные силы, а потом ещё два-три дня должны были приходить в себя – с усиленным питанием и умеренными физическими нагрузками. Разумеется, профессиональные спортсмены такой роскоши себе позволить не могли, и Сергей помнил, какими словами клял его Модестас, когда наутро после ночи сцепки они плелись на тренировку, и как грозился, что после такого ещё несколько раз подумает, подпускать ли альфу к себе вообще… Впрочем, тогда он сам приполз к Сергею под бок тем же вечером и виновато потыкался носом в шею, безмолвно извиняясь за свою утреннюю вспышку, а через пару недель намекнул, что изредка секс-марафон со сцепкой можно и повторять. Понятно, что сейчас, на берегу ледяной реки в грузинской деревне, за час до назначенной Гаранжиным тренировки, ни о какой сцепке и речи быть не могло, да и их обычные постельные игры пришлось изрядно сократить, главным было прогреться как следует после холодного купания, попутно слегка сбросив напряжение от вчерашней… нет, не размолвки, размолвкой это назвать было сложно, скорее, поселившейся между ними какой-то недосказанности. Также оба стремились утолить тактильный голод, не вполне осознаваемый, но исподволь мучивший партнёров из-за проведённой порознь ночи. Всего несколько метров разделяли их лежаки на веранде, но каждому было так холодно и одиноко без другого, будто они оказались в заснеженной пустыне. Модестас успел привыкнуть засыпать, пристроившись головой на груди Сергея, обхватив его за шею обеими руками и порядком придавив своим немалым весом, но эта жаркая тяжесть наполняла Белова таким счастьем, что он не согласился бы переложить свою ношу ни на кого и ни при каких обстоятельствах – максимум передвинуть голову Модестаса себе на плечо, а его тело осторожно перевернуть набок и прижать к себе, крепко обхватывая за талию. Ночью Сергей несколько раз в полусне тянулся руками и губами проверить, на месте ли его сокровище, после чего, успокоенный, слегка менял позу и засыпал вновь. Он не мог представить, как после окончания Олимпиады они с Модестасом разъедутся по разным уголкам страны – эта мысль казалась невыносимой. Нужно было как можно скорее заручиться согласием Паулаускаса на свадьбу и постоянное совместное проживание, но тот почему-то все разговоры на тему семьи и, возможно, детей воспринимал в штыки. Сергей решил временно прекратить поднимать эту тему, чтобы не давить на Модестаса, но твёрдо намерен был в Мюнхене купить кольцо и надеть его на палец возлюбленного при удобном случае – он очень старался не думать при словах «удобный случай» о пьедестале почёта, чтобы не спугнуть удачу, но эмблема из пяти колец неизменно витала в его мечтах, и к ним так и просилось шестое. Олимпийский флаг с реющими кольцами, мяч, влетающий в кольцо, палец, просовывающийся в кольцо, - эти образы успели промелькнуть перед внутренним взором Сергея, когда ещё одно «кольцо» мучительно сладко сжалось вокруг основания его члена, а Модестас, слегка приподнявшись на лопатках и совершенно по-балетному изогнув ступни, бурно финишировал с отчаянным криком и белыми брызгами, долетевшими ему до самой груди. - Да, мой хороший, мой любимый, - простонал Сергей, тоже достигая финала следом за ним. - Myliu tu, - умиротворённо отозвался Модестас и тут же протестующе замычал, когда альфа покинул его тело, чудом успев это сделать до того, как они оказались связаны набухшим узлом. - Модя, вставай! – позвал Сергей, приподнимаясь на колени. Паулаускас, забинтованные руки которого были закинуты за шею Белова, вынужден был потянуться за ним. На секунду распахнув до того прикрытые в блаженстве глаза, Модестас окинул партнёра мутным, расфокусированным взглядом и, вновь сомкнув веки, всем своим весом обрушился на грудь Сергея, попытавшись свалить его на траву и устроиться на нём сверху. - Нет, Модя, нельзя спать! – ласково затормошил его Белов. – У нас тренировка, забыл? А ещё надо успеть позавтракать! Разве ты не голодный? - Голодный! – оживился Модестас, седлая его бёдра и недвусмысленно покачиваясь вперёд-назад. – Хочу ещё! - Я же не в этом смысле, - усмехнулся Сергей, целуя его. - А я в этом! – ноздри Паулаускаса хищно раздулись, он прихватил зубами нижнюю губу любовника и принялся яростно теребить. - Мы не успеем. Если сейчас в деревне не появимся, нас же искать начнут, - терпеливо, как маленькому, втолковывал ему Белов, слегка морщась от особенно чувствительных укусов. – Лучше давай я тебя развяжу, и пойдём отсюда. Размотать бинты на руках Модестас позволил ему охотно, но увести себя из уединённого местечка дал далеко не с первого раза. Он мешал Сергею одеваться, ласкаясь к нему, дразня языком соски, наглаживая освобождёнными ладонями грудь и спину альфы. Тот, начав не на шутку возбуждаться от этих откровенных приставаний, с трудом сдерживался, чтобы снова не завалить Паулаускаса на полотенце, окончательно «забив» на тренировку. - Да что это с тобой? – недоумевал Сергей, сопротивляясь из последних сил. – Для течки вроде бы ещё рановато… - Мы что, теперь только во время течки будем трахаться? – оскорбился Модестас, отступая от него на шаг. – В другие дни ты меня не хочешь? - Модя, стоп! – осадил его Сергей, встряхнув за плечи. – Ты же знаешь, я тебя всегда хочу. И пять минут назад здесь что, по-твоему, такое было? Да я с ума по тебе схожу, ни о чём другом думать не могу, только на игру и отвлекаюсь, а то бы давно до потери сознания затрахал. Просто ты какой-то не такой, как обычно, и я беспокоюсь. Горячий, как при течке… И нервный слишком стал, и вроде бы запах слегка изменился… Модя, ты не заболел? - Всё со мной в порядке, - буркнул Паулаускас, в противоречие своим словам начиная мелко дрожать, хотя после ныряния в холодную воду они оба уже давно согрелись, а знойное южное солнце, несмотря на утренний час, припекало довольно сильно, пронзая укрывавшую берег густую листву деревьев. Его дрожь не укрылась от внимания Сергея, который, подобрав с травы одежду Модестаса, принялся торопливо натягивать её на партнёра, пока тот продолжал говорить. – Просто спать хочу. И голова немного кружится. И тебя хочу. Хотя бы просто рядом полежать! - Это всё горный воздух, наверно, - решил Сергей. - Хорошо, вечером всё устроим, - пообещал он, заканчивая одевать Модестаса и заботливо повязывая ему на плечи многострадальную олимпийку. Как он ни старался быть аккуратным в порыве страсти, новые следы появлялись на коже Модестаса с завидной регулярностью, и Сергей мог сколько угодно изображать раскаяние по этому поводу, но вся его сущность альфы буквально вопила о том, что надо пометить свою омегу как можно сильнее, заявить всему миру, что Модестас принадлежит безоговорочно и исключительно ему. Вполне осознавая небезопасность такого поведения, он, тем не менее, не мог обуздать древние инстинкты до конца. – Пока все будут пировать, мы с тобой прогуляемся по горам и найдём ещё какое-нибудь уединённое местечко. А потом спать ляжем вместе, сдвинем лежанки, скажем - чтоб ночью не замёрзнуть. А сейчас пойдём тренироваться, нам на Олимпиаде ещё надо всех порвать! Во время тренировки от Гаранжина не укрылось, что Паулаускас двигался, как сонная муха, а Сергей Белов старался использовать малейшую возможность, чтобы оказаться к нему поближе, прикоснуться лишний раз. В какой-то момент Белов и вовсе обнаглел – воспользовавшись тем, что команда, внимая указаниям тренера, смотрела в другую сторону, он незаметно для всех, кроме Гаранжина и, разумеется, самого Модестаса, ущипнул своего партнёра за задницу. «Вот бараны! – покачал головой тренер. – Вроде бы взрослые, сознательные люди, должны понимать, что всему своё время – так нет же, пару недель потерпеть не могут! Может, и не дураки придумали, что не должно быть омег в командах… Ну уж нет, в Мюнхене вам никакого медового месяца не будет, даже не надейтесь! Уж я об этом позабочусь».