Продажный

Передо мной распахивается дверь, и мои губы сами собой округляются в удивлённое «о», когда я вижу перед собой Хосока, который улыбаясь смотрит на меня. Пути для отступления никакого позади нет, и я так и продолжаю держаться мертвой хваткой за ручку двери и смотреть в прямо в глаза парня, которого похоже вообще никак не напрягает эта ситуация. — Испугалась, лисичка? — спрашивает он и, словно подозревая меня в чём-то, прищуривает свои глаза, а я лишь судорожно мотаю головой, но моё тело само выдает все мои эмоции, которые я действительно испытываю в этот момент. Он щелкает меня по носу и улыбается моей реакции, потому что он читает меня, как открытую книгу. — Пойдем, нас ждёт гость, — Хосок обхватывает моё запястье, но я вырываю свою руку. — Я никуда не пойду, — я смотрю на него и отрицательно качаю головой. Я не понимаю, зачем я сама оттягиваю момент своей смерти. Хосок тяжело выдыхает и, закатывая глаза, поднимает руки вверх, словно собирается сдаваться. Он начинает раздражаться. — Я же сказал тебе доверять мне. Я понимаю, это сложно, но Т/И… — Хосока прерывает некто своим наигранным кашлем, и он поворачивает голову к источнику шума. Я с любопытством и страхом одновременно выглядываю из-за Хосока и вижу в дверном проёме высокого брюнета с высветленными кончиками отдельных прядок. — Я прошу прощения, что вот так прерываю вас, — начал он и почесал затылок, пытаясь придумать, что говорить дальше. — Эта та самая Т/И? — произносит он мелодичным голосом моё имя, и я вздрагиваю. —Я друг Хосока, — откашливается он и расплывается в милейшей улыбке, но в ту же секунду вздрагивает, поддергивая плечами, —ах да! Я совсем забыл представиться. ЧонЧонгук к вашим услугам, — продолжая улыбаться, он делает реверанс. — Ты когда-нибудь повзрослеешь? — раздражённо прерывает его Хосок, скрещивая руки на груди и прислоняясь к стене. — А что? Мои покрашенные волосы почти отрасли, — он по-детски нахмуривает брови и поправляет крашенные пряди. На это Хосок лишь издаёт чуть слышимое «идиот». Я внимательно слежу за происходящим, и мне кажется, что я в каком-то фильме. Я не понимаю разговоров, не понимаю ровным счетом ничего. То и дело в недоумении я перевожу свой взгляд то на Хосока, то на новоиспеченного знакомого ЧонЧонгука. Я тщетно пытаюсь вспомнить, был ли действительно этот парень другом Хосока и видела ли я его где-то, но моя память просто отказывается работать в таких невыносимых условиях. — Я уже ухожу, заходил забрать кое-какие вещи, —Чонгук, улыбаясь, поднимает пакет, в котором похоже действительно лежат какие-то вещи. Помахав Хосоку, чтобы тот закрыл дверь за ним, он исчезает в дверном проёме. Я прижимаюсь к стене и не знаю, что делать. Я никогда раньше не думала, что беспрекословное доверие Хосоку будет вот так подорвано, и причём не раз. — Т/И, с тобой всё хорошо? — Хосок обеспокоенно смотрит на меня, и я понимаю, что я сейчас бледнее смерти. Я отрицательно качаю головой и наконец-то выдыхаю. Сегодня меня не убили, пока что. — Может быть, пойдем завтракать? Ты наверняка голодна, — парень хлопает меня по плечу и уходит на кухню. На кухне стоит приятный аромат имбирного чая и горячих оладьей. Я немного расслабляюсь и улыбаюсь нахлынувшим воспоминаниям, когда посиделки у Хосока были абсолютно привычным делом. Он садится напротив меня, складывая руки на столе, и внимательно смотрит на меня. — А теперь мы должны придумать, что ты будешь говорить Донхёну, — произносит он, и я понимаю, что совершенно забыла о ничего не подозревающем Донхёне. — Я с ним расстанусь сегодня, — говорю я первое, что мне приходит в голову. — Это слишком подозрительно, не находишь? — ухмыляется Хосок. — Ничего подозрительного, мы дня три тому назад поругались по-крупному, и я просто скажу, что я устала от наших ссор, дело не в тебе, а во мне. Что там ещё говорят? — прожевываю кусочек оладья и приподнимаю в воздух вилку, размахивая ей, как дирижёрской палочкой. Хосок смеется и подливает мне ещё чая. Он достает из кармана мой телефон и протягивает его мне со словами, что с этим пора покончить. Как только телефон оказывается в моих руках, экран загорается и начинает играть стандартная мелодия. Я вздрагиваю, и это напряжение передается и Хосоку. — Это… это мама.