Hate / Love

      Джокер сидел на кресле в своем кабинете и смотрел исподлобья на Харли. Он был зол на нее. Нет, он ненавидел эту сучку, которая испортила весь его план. Просто растоптала в пыль всю его работу. Все, что он делал столько времени, она умудрилась пустить коту под хвост за пару минут. А все почему? Конечно, потому что она на своих гребаных каблуках навернулась на лестнице и похерила все: свою ногу, его победу над Бэтменом и его хорошее настроение.       Это был один из немногих дней, когда Джокер был в достаточно хорошем настроении. Он был уверен в своей удаче. Но, как говорится, рано радовался. Сука. — Пирожок, прости. Но я правда не устояла… — оправдывалась Харли, опустив голову вниз. Спутавшиеся волосы некрасивыми светлыми паклями свисали вниз. А ведь были хвостики. И все потому, что Джокер тащил ее за волосы до дома. Он наплевал на ее ногу. Он наплевал на все. Единственное, что ему хотелось — прикончить ее. Эта мерзавка ему так осторчетела, что он реально ее чуть не убил. Он ее там, на лестнице, чуть и не пристрелил. Он направил пистолет на нее, когда она посмотрела на него щенячьими глазами. В последний момент что-то в голове Джокера щелкнуло, и он выстрелил в сторону. Пуля со свистом пронеслась мимо уха Харли, едва не касаясь нежной белой кожи.       Джокер поднял руку, показывая, что ему надоело слушать. Квинн замолчала. Она как обычно придумывала детские отговорки. Даже за это ее можно было бы убить. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила? — тихо, с угрозой в голосе, спросил он, поднимаясь со стула. Харли от страха вжала голову в плечи, но с места не сдвинулась. Знает, сучка, что хуже будет.       Она еле заметно кивнула. Эта неопределенность так выбесила Джокера, что он подлетел к Харли и дал ей пощечину. Такую, что она отлетела к стене и упала, кажется, на больную ногу. Хотя Джокер толком и не задумывался, какая это нога. Так ей и надо. — Да нихрена ты не понимаешь! Тупая бошка! — Харли сидела на полу, поджав ноги, и еле сдерживала стоны от боли. Боится. Правильно делает. — Ты — самое худшее, что случилось в моей жизни!       Он отошел от нее и в порыве злости сбросил все документы, да и вообще все, что лежало, со стола на пол. — Хотя что я здесь распинаюсь перед тобой, а? — вдруг сказал он и выпрямился. Его рука потянулась в карман плаща за ножом. — Я ведь могу просто тебя убить, и все проблемы сами по себе решатся. Как ты думаешь? — П-пирожок… — дрожащим от страха и боли голосом произнесла Харли и еще сильнее вжалась в стену за спиной. — Я думаю, что твой план все равно бы не сработал… — Что ты сказала?! — глаза Джокера сразу же налились кровью. Он подлетел к девушке и поднял ее худое тельце одной рукой, схватившись за ее тонкую шею. — Не сработал бы?       Он достал нож из кармана и приложил к сонной артерии на ее белой шее. Как только он чуть-чуть надавил на нежную кожу, Харли зажмурилась. — Разве тебе не говорили, что дерзить старшим плохо, а, куколка? Или ты настолько осмелела, что смеешь указывать мне? — Н-но… — Ай-яй-яй… — Джей покачал головой из стороны в сторону, изображая некую обиду. — Снова наступаешь на те же грабли, куколка. Ты снова меня не слушаешь. Как нехорошо!       Нож резким движением руки перешел к уголку губ. Пухлых, пошлых губ, которые вдобавок ко всему были жирно намазаны красной помадой. Такая же шлюшка, как и те, которые бродят по клубу Джокера и предлагают себя. Но Харли — только его шлюшка. И больше ничья. Джокер никому не позволит не то, что притронуться к ее телу, он даже за обычный взгляд может пристрелить любого. Все ее тело в его отметинах и синяках. Плечи, грудь, шея, — все в шрамах и царапинах. Он ее пометил. Чтобы все видели, чья она.       Харли молчала, затаив дыхание. Она уже понимала, что он с ней сделает. Она понимала свою вину. Это было очень смело с ее стороны, мало того, что облажаться, так еще и дерзить. — Что молчишь, а? Вся смелость пропала, как только папочка подошел к тебе? — лезвие ножа впилось в нежную кожу. По губам и подбородку потекли алые струйки крови. Харли стиснула зубы и прикусила язык, чтобы, не дай бог, не запищать.

***

      К вечеру Харли лежала на кровати, поджав колени к груди, и тихо плакала. От обиды. От злости на себя. Кто ее тянул за язык пререкаться с Джокером? Она ведь знала, чем это может закончиться. И получила то, что заслужила. Все ее тело покрылось новым слоем синяков и кровоточащих ранок. Нога ныла еще сильнее. Похоже, даже перелом. Или растяжение. Но она не имела права жаловаться Джокеру. Она даже умирать будет, не подойдет к нему. Не подползет.       Помада размалась и смешалась с кровью. Тушь вперемешку со слезами стекала на подбородок и шею тонкими струйками.       А он ведь и не щадил ее. В его глазах даже не было намека на то, что он ее пощадит. Он просто бил ее. Нещадно. Как глупую скотину. Хотя, по его мнению, она и есть скотина. Глупая, бесполезная. Балласт, одним словом.       Но ведь что-то его удерживает. Что-то ведь не дает ему убить ее. Это что-то и Харли держит от побега. Она часто задумывалась о том, чтобы сбежать, начать новую жизнь. Без него. Но потом понимала, что без своего Пирожка она просто не сможет жить. Она будто в ад попадет и будет мучиться до конца своих дней. Без него. Да и сам Джокер достал бы ее хоть из забытой богом деревни, хоть из-под земли или с небес. Она зачем-то нужна ему. И по этой причине он ее держит в живых. Не убивает. Не бросает.       А ответ прост — он не наигрался с ней. Джокер просто ценит свою игрушку. Любимую игрушку. Сколько она ни ломалась — он ее починит. Сделает все, чтобы она служила ему.       Харли почти уснула, когда Джокер зашел в спальню. Насиделся в кабинете, разрабатывая новый план. Но уже без участия Квинн. Хватило ему. Пришлось угробить весь оставшийся день ради еще одного плана. Который точно сработает. Сон сразу же пропал, когда Харли услышала тяжелые шаги возле себя. Она лежала спиной к двери, а потому Джокер не видел, спит она или нет. Он мог только догадываться. Девушка, конечно же, не желая продолжения мучений, притворилась спящей. — Я знаю, что ты не спишь. Можешь не притворяться, — услышала она за спиной и резко распахнула глаза. Харли всегда поражалась тому, как Джокер, не видя ее, может догадаться, спит она или нет. Хотя этому есть простое объяснение — это Джокер.       Она медленно повернулась, затаив дыхание. Когда Джокер говорит спокойно, то это вдвойне страшно. В такие моменты невозможно угадать, о чем он думает, и что собирается сделать. За столько лет, сколько с ним провела Харли, она так и не разгадала его поведение в эти моменты.       Квинн села на кровати и прижалась спиной к стене, отодвинувшись подальше от Джокера. Когда она неудачно поднялась на руках, чтобы пересесть, и зацепила больную ногу, то зашипела от боли и зажмурилась. Ее сердце в этот момент перестало биться. Она знала, что Джокер не любит, когда она жалуется. Она знала, что Джокер не любит, когда его игрушка изображает из себя несчастную. — Больно? — спросил он, протянув руку к ее больной ноге. Харли вздрогнула. Она была уверена, что сейчас случится что-то ужасное, и Джокер еще больше синяков ей наделает. Но он просто прикоснулся к ее лодыжке и осмотрел ее. Харли молча наблюдала за его действиями, боясь пошевелиться.       Он вышел из комнаты, а через пару минут вернулся с бинтами в руках. Джокер молча сел на край кровати и придвинул Харли к себе. Положил ее ногу к себе на колени. — Ничего страшного, жить будешь, — сказал он, пока заматывал ее лодыжку бинтами. Он затягивал их сильно, Харли сжала в кулаках простыню, чтобы не завизжать. Но зато было приятно. Это был один из немногих моментов, когда Джокер, от которого просто исходит волна равнодушия и ненависти ко всему живому, вот так заботится о ней, его съехавшей с катушек подружке. Сам Джокер в такие моменты думал, что он просто чинит поломанную игрушку. Не более. С ней просто-напросто неинтересно играть, когда она и так еле живая. А вот когда Джокер исправит все в ней, снова сделает идеальной, то игра продолжится. И игра будет становится все интереснее, жестче, опаснее, сложнее. Но он не перестанет с ней возиться, пока она его идеальная игрушка. Чертова кукла Барби. Такая же накрашенная блондинка, любящая дорогие шмотки. — Только попробуй еще раз похерить мне весь день. Я из тебя все внутренности вытащу, — с угрозой в голосе сказал Джокер, оставляя ее ногу в покое. — Спасибо, Пирожок, — улыбнулась Харли, радуясь тому, что Джокер решил больше не издеваться над ней. Она молча прижалась к его спине, а руки положила ему на грудь. И плевать, если он ее оттолкнет. Ей хотя бы на секунду почувствовать его тепло.       Но он не оттолкнул ее. Он поцеловал ее руки и тихо-тихо сказал: — Какая же ты все-таки сучка, Харли.