Hate / Love

— Харли, милая, иди к папочке, — слащаво произнес Джокер своим скрипучим голосом. Обычно в такие моменты следовало валить из страны куда подальше, потому что это означало, что Джокер не в духе. Джокеру мало крови. Харли это разгадала. После того, как она несколько раз повелась на эти уловки, и он ее избил, сломал руку и несколько ребер, а потом оставил на холодном полу подыхать. Теперь она не поведется.       Но и не идти нельзя было. Нельзя просто спрятаться под кроватью, как в дестве. Нельзя спрятаться в шкафу и сидеть молча, как мышка, надеясь, что тебя не найдут родители и не отругают тебя за то, что ты съел все конфеты перед обедом.       В этой игре, игре Джокера, все иначе. Здесь ты можешь хоть живьем себя похоронить в земле, закопать себя хоть на пять, хоть на пятнадцать метров. Но Джокер все равно найдет тебя. И он получит то, что хочет. А хочет он крови. Много крови. Он хочет криков боли, мольб о помощи, о пощаде. Для Джокера крики и стоны — музыка для его ушей, под которую он расслабляется.       Харли сидит тихо в комнате, закусив язык. Она не хочет крови. Ей уже два раза за неделю доставалось. А все из-за идиотов-головорезов, которые что-то куда-то забыли взять или проверить что-то, — Квинн не знала. Она знала только то, что из-за них страдает она. Несправедливо. Но вот только если об этом сказать Джокеру, то можно сразу писать завещание. И то, можно не успеть.       Харли хочет притворится, что спит и не слышит. Может, тогда ей удастся избежать тяжелой руки Джокера. Но она сразу отбрасывает эту мысль. Ведь если Харли так сделает, то он ее точно глухой сделает, а потом поржет и убьет.       Внутри все перевернулось. Харли боится. Она не хочет идти. Она любит своего Пирожка, но не хочет видеть его. Она столько раз говорила себе, что если любит, то не должна бояться его. Она столько раз говорила себе, что она сильная. Но каждый раз, когда она слышала скрипучий голос Джокера, вся смелость пропадала. Исчезала. — Тыковка, ну что за манеры — заставлять папочку ждать? — шаги слышались за дверью все громче и отчетливей. Харли зажмурилась, принимая решение, пока не поздно. Спрятаться или прийти к нему? Дрянь. — Пирожок, ты звал? — дверь спальни открылась, и прямо перед Джокером возникла Харли, поправляя свои хвостики, с улыбкой до ушей. Научилась широко улыбаться, когда он пригрозил сделать ей такие же шрамы на лице, как у него. Не хочет, сучка, портить свое милое личико. — Где ты была? — голос стал более угрожающим и серьезным. Слащавость вмиг исчезла. А улыбка, внушающая доверие, стала перерастать в оскал, вселяющий страх. — Пирожок, я уснула, прости, пожалуйста, — стала оправдываться Квинн. В его глазах она заметила тень недоверия, отчего она начала нервничать. И правильно. — Ты же знаешь, что врать не хорошо? — голос максимально понизился. А это означало, что скоро случится что-то ужасное. Харли кивнула. — А почему ты тогда позволяешь себе врать? — П-пирожок… — Я же просил не называть меня так! — устало и одновременно страшно возразил он. — Какой я к черту пирожок? — Прости… Простите, мистер Джей, — Харли опустила голову. Теперь она точно попала. — Так-то лучше, — его губы растянулись в широкой улыбке, показывая все тридцать два железных зуба. Он опустил свою руку на ее хрупкое плечико, отчего девушка под весом его ладони присела. Затем Харли почувствовала, как вторая рука Джокера легла ей на талию, стала гладить спину и живот, то поднимаясь, то опускаясь. Квинн замерла не в силах шевелиться. Психопат всегда был непредсказуем. Никогда нельзя было угадать, что ему в голове шепчет голос. Никогда нельзя было угадать, что он сделает в следующее мгновение. Может, он ударит. А может, поцелует. — Мистер Джей, для чего вы меня звали? — тихо спросила Харли на свой страх и риск и еще сильнее сжалась. Его нежные поглаживания еще больше напрягали ее, и поэтому девушка стала мысленно прощаться с жизнью.       Джокер промолчал. Он часто игнорировала ее вопросы, потому что в большинстве случаев они были глупые. Поэтому, чтобы не бесить себя, он просто молчал, думал о своем, об очередном плане по убийству Бэтси. — Мистер… — Харли не успела договорить, как он заткнул ее. Поцелуем. Грубым, животным. Но поцелуем. Это редко бывало. Джокер по-хозяйски прикусывал и обводил языком ее губы. — Какая же ты заноза в заднице, — прошептал он ей прямо в губы, почти не отрываясь. — Ненавижу тебя.       Квинн еле заметно улыбнулась. Это лучшее признание в том, что она ему не безразлична. Он часто ей так говорил, но каждый раз был особенным. Каждый раз Харли все больше убеждалась в том, что он все-таки умеет чувствовать. А сам Джокер в этот момент ни о чем не думал. Старался не думать. Он действительно считал, что ненавидит блондинку. Но в то же время он понимал, что убить ее не сможет. Вообще никак. — Я люблю тебя, пирожок.