Твоя любовь это так красиво...

      Прошло пол года. Шесть месяцев Микаса привыкала к своему одиночеству, а Леви сходил с ума. Уволить Аккерман у него рука не поднималась и она всё так же работала у него. Совершенно равнодушно она выполняла свою работу, будто бы ей и правда всё равно на то, что между ними было. Но это не так. Микаса помнит всё и её трясёт, когда девушка рядом с ним. Она этого не показывает и не покажет, нет-нет, никогда. А Леви? А Леви хотел её вернуть. Честно хотел. Иногда, прямо при ней он доставал бутылку вина и отпивал из горла, делая вид, что девушки рядом просто нет. Для чего? Для того, чтобы она отняла эту чёртову бутылку и проявила к нему внимание. Он и правда похож на ребёнка. А что Микаса? А она молча играла спектакль равнодушия. Конечно, это её раздражало, но ведь на мужчину алкоголь не действует.       Сегодня был очень пасмурный день. Девушка молча отдавала документы и села на диван. Всё это время она так делала и Леви не обращал на неё внимания. — У тебя есть то, что было моим, — как бы невзначай напомнил он, заполняя очередную бумажку. — М? — так же, как и всегда Микаса без интереса посмотрела на мужчину, — А, подождите секунду, сэр, — она ушла, а капрал цыкнул языком. Микаса вернулась рубашкой в руках, положила на стол и так же села на диван. — Пожалуйста, забирайте. Леви только забрал вещь, сжимая её в руках. Затем выдохнул. Громко. Шел дождь. Громко бил по стёклам, как головная боль по вискам. — Напомни мне, что я от тебя услышал, когда так же шёл дождь? — печально спрашивает он, наблюдая за тем, как Микаса тоже смотрит за окно. Вспоминает. Она вздрагивает и закусывает губу, затем смотрит на Леви, мол зачем? Это, что, месть? Хорошо, ты победил. — Что я, — короткая пауза, — люблю тебя. — Я тогда сказал, что не держу тебя, но не прощаю ухода. Аккерман теребит пуговицу у самого воротника блузки, тихо сглатывает, чуть-чуть опускает голову, чтобы волосы прикрыли глаза. — Так, что ты скажешь? — он видит это. Хочет довести до слёз, — почему ты это сделала? За что, Микаса? — удар, ещё и ещё больнее. Девушка жмётся. — Я не собираюсь оправдываться, — наконец-то собирается с мыслями и произносит, что-то более-менее внятное. — Мне нужна только причина, — напоминает он. — Потому, что это неправильно, — глупо, так глупо, что сил нет, но хоть что-то нужно ответить. Леви подходит к ней. Это говорила не Микаса, брюнетка не стала бы говорить такие глупости. Легко касается подбородка и поглаживает большим пальцем. — А что мне скажешь ты? Она поднимает голову. Смотрит на него. Смотрит виновато. Глаза блестят, а Аккерман всё ещё закусывает губы. Вздыхает и всё смотрит на него. — Я скажу…- тихо начинает Микаса, — скажу, что ты мне ещё нужен. Нет, он не простит её. Она бы не простила. Не смогла бы. И какого черта Леви начал этот разговор? Ещё немного бы, и она бы свыклась с его отсутствием. Справилась бы. Ответа нет. Только её тонкую руку, которая держатся за пуговицу заботливо убирают и невесомо касаются костяшек пальцев, затем тыльной стороны ладони и наблюдает за реакцией. Капрал сейчас будто бы на минном поле: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Всё рухнет не начавшись. Она прикрывает свои глаза и не сопротивляется. Незачем. Всё ближе и ближе его дыхание, всё выше и выше дорожка поцелуев.       Леви за руку двигает девушку к себе, придерживая тонкую талию. Быстро и аккуратно расстёгивает пуговицы. Блузка опускается до локтей. Тонкая цепочка из нежных касаний идёт по ключицам, а настойчивый язык рисует узоры между грудей. Тихое дыхание становится прерывистым. Микаса снова сжимает одежду на мужских плечах. Мужчина останавливается и смотрит в глаза. — Скажи мне честно, кто? — это важно. Скажет, что не он — совсем опустит, скажет другое — не оставит никогда. — Ты, — отвечает Микаса и целует в доказательство.