Встречайте, Рэйкан!

В горах Ионии светлеет стремительно. Неуверенные лучи будто не рискуют коснуться домов гордых вастайи — только горячие, обжигающие потоки света сквозь мутное стекло падают на спящих существ. Пока равнина спит, в горах закипает деревенская жизнь. Хотя о какой деревне может идти речь, когда император Ионии ввязался в никому не нужную войну на континенте? Да ещё с таким позором Иония проиграла маленькому чахлому городу! Пока равнинные жители зажёвывали печаль деньгами и привозными товарами, глубинка на камнях пыталась прорастить пшеницу, по голым скалам бродили тощие овцы в поисках пропитания. Война, голод, разруха... Злой шёпот нарастал, начинал рокотать. В каждый дом заходили вастайи во главе с низенькой, неприметной девушкой. Неотёсанные мужики ходили за ней, ступая след в след, повторяя её лозунги. Красная ткань, которую она окрасила кровью недавно убитого императорского чиновника, украшала её плащ. Вастайи, вступившие в ряды заговорщиков, тоже повязывали красные платки. "Граждане, устроим красный террор", — призывали плакаты. Но не все члены племени Лотлэн хотели революцию. Некоторые свято верили, что император-батюшка уделит внимание горцам, рыбакам, словом, всему бедному населению... Но радикальные действия заставляли молчать белых, как прозвали красные своих соперников. — А мне плевать на власть, — нагло и откровенно говорил Рэйкан. — Я красиво одет, еду и ласку получаю от девушек, которых регулярно посещаю у лисьего леса. Что ещё нужно для счастья? Справедливость? Ха! Да какая мне разница, что революция в самом разгаре? Прекрасный молодой человек вылёживался на печи и портил девок, которых, наверное, очернить ещё больше нельзя никак. Обольститель жил за счёт ловких рук и хитрых глаз: его кредо — карты. Особенно азарт просыпался в Рэйкане, когда играли на раздевание или на крупную сумму денег. Тогда все перья его начинали светиться исконно вастайской магией. А так же, как и все жители деревень, обольститель никогда не появлялся на глаза в трезвом состоянии. Всегда игривость и весёлость растягивали его губы в широкую улыбку. Когда человеческие чиновники грозились упрятать его в тюрьму за буйное поведение, Рэйкан отшучивался: "А я не буду горевать! Буду в клетке выпивать!" И вся жизнь была шуткой... Пока не зашла к нему в дом девушка-революционер. Пара взглядов, пощёчина, крики и... Она выпроводила свою грубую свиту, оставшись один на один с балагуром. — Сколько девок у тебя было в лисьем лесу? — нагло спросила девушка. — Пальцев рук и лап наших не хватит, — ответил, усмехаясь, Рэйкан. — Много, однако... Но я могу сказать тебе точно, — хрупкая предводительница схватила тоненькой ручкой воротник обольстителя, — у тебя будет столько баб, что пальцев во всём мире не хватит, чтобы счесть их количество. Вино будет литься реками! Ты будешь из колодцев набирать не воду, а водку. Лучшие кутюрье возьмутся за твой образ. Вот что ты получишь, если присоединишься к нам, к красным. Рабочие и крестьяне свергнут буржуев, мы получим всё счастье мира!.. Рэйкан не слушал яростный монолог о величии горцев. Чихать он хотел на соплеменников. Личная свобода — главное богатство балагура. Война никому не нужна, даже такой оторве, как боевой танцор. Но тонкие губы девушки, её огненные глаза, пыл гарпии, преследующей добычу... Магия... Искра любви. Отважная бунтарка и рядом не стояла с бабами из гнилого борделя. Стоило повязать красный платок хотя бы ради этой прекрасной вастайи. Но, наверное, и вино, и красивые тряпки взволновали Рэйкана. Как ни крути, а без них он никуда! Как и думала вождь революции, страстная речь в разваленной временем землянке, подействовала на легкомысленную голову обольстителя. Потому Рэйкан тряхнул гривой, сложил в узелок чёрствый хлеб и отправился за девушкой. Начинался путь в новую жизнь. ... Воровство ненавидели. Когда чиновники воровали у бедных, народ готов был расстреливать алчных белых. И расстреливал. Вастайи, являясь разрозненными племенами, объединились ради общей цели — свергнуть власть людей в Ионии. Император хоть и был смещён, а на его месте работало Временное правительство, малочисленные народы оставались недовольны политикой. Люди не считали нужным наделять равными правами всех существ островов, поэтому чужие друг другу племена с энтузиазмом объединились против общего врага. Головы людей градом падали на землю, обагряя её... Страшную резню увидела Иония. Во главе шла Шая. Её грозный портрет красовался на плакатах и флагах красного движения. "С нами Шая!" — говорили солдаты, отправляясь в бой. Рэйкан быстро завоевал сердца революционеров. Он рвался вперёд, даже когда заканчивались патроны. Он пощёчинами ронял людей на землю, а товарищи обрубали их жизни вилами, топорами и винтовками. Шрамы украсили могучее тело обольстителя, сделали из него настоящего мужчину. — Да, — говорил один солдат-вастайец, — недурные здесь девахи. Сочные! — А я запас хлеба видел у одного хрыча, — пьяным голосом ревел другой. — Он, я думаю, буржуй. — Буржуй! — Поддержали остальные. Только Рэйкан молчал. Он вовсе потерял интерес к войне, к водке, к бабам... Даже хлеб не удовлетворял его голод. Лилась кровь людей, но к ней ручейками скатывалась и кровь вастайи. А вдруг Шаю ранили? Пока он тут с товарищами хлещет спирт, где-то в овраге лежит неприкаянное тело хрупкой прекрасной девушки. Или над ней издеваются эти белые, люди, чёрт их побери... — Надо брать оружие в руки и идти за Шаей, — прервал чавкающих солдат Рэйкан. — Но у нас ужин! — Пока ты в одну харю жрёшь общий хлеб, наш предводитель может нуждаться в помощи. — Шая и без нас справится, — очнулись от пьяного угара истощавшие от нескончаемого пьянства остальные красные. — Она баба ух! Рэйкан ударил говорившего. Началась драка. Потные, уставшие, все вастайи свалились в одну кучу. В полной неразберихе отравленные алкоголем мужики мяли бока не только гордому Рэйкану, но и своим друзьям. Один даже сам себя отправил в нок-аут, лишив при этом зубов. Драке не было конца, но Рэйкан, ведомый сладкими словами и яркими глазами Шаи выбрался из кучи тел, положил в свою сумку буханку хлеба и отправился в столицу. Сейчас именно туда идёт Красная армия бунтарки. Странная тоска заполнила душу обольстителя: "Эти уроды не видят в Шае вождя. Каждый из них хочет всё забрать себе. Они не видят красоту, скрытую в своих товарищах". И Рэйкан затянул вастайскую революционную песню: "Без границ, без флагов, без полномочий. Нет богатства, ни бедности, ни неравенства. Давайте устроим утопию, давайте будем мечтать. Живите вместе коллективно!" — Революция в самом разгаре, — голосил повеселевший балагур, — и мне это по душе! … Конца и краю не было разрухе. Вастайи, с трудом сопротивляясь разврату, завоёвывали себе свободу и желанные права. Рабочие и крестьяне устало, но с улыбкой и радостью смотрели на многочисленные портреты и плакаты. На них изображалось два пера — фиолетовое и золотое. Весь славный народ пел песни, сочиненные самым верным, самым талантливым, самым красивым напарником Шаи. Рэйкан стал неотъемлемой частью революции. Среди всех борцов за власть, именно Шая удержала узды правления. Рэйкан говорил с трибун, а, когда слов уже не хватало, он начинал танцевать. И все вастайи шли за обольстителем. Тогда и бунтарка… …Конца нет. Логики нет. Множество неточностей. А что? Так было тогда. Так остаётся и сейчас. Но точно известно, что с самых низов вознеслись гордые Шая и Рэйкан. Больше нечего искать в этих пропитанных кровью строках…