Вода под Голден Гейт

"Доктор Стейси говорит, что ты не должен жить один ближайшие 6 месяцев или что-то в этом роде," - говорит Наталия. За ней приоткрывается дверь, и в палату тихонько, как церковная мышь, заглядывает медсестра. Эдуардо думает, что она, видимо, теряет к нему всякий интерес, когда видит, что он не повесился (на простынях, которые не рвутся и которые невозможно снять с матраса), не перерезал запястья (тупыми пластиковыми приборами, которые ему выдают), и не принял все свои лекарства сразу (невозможно, так как они делят их на четкие дозы и проверяют, чтоб он сразу все проглотил). "Я знаю," - говорит Эдуардо, бросая взгляд на медсестру, которая закрывает дверь. Она вернется через полчаса. Когда Наталия возвращается в отель, и он остается сам в палате, медсестра проверяет его каждые десять минут. Эдуардо понимает, что они могут быть относительно уверены, что он не может причинить себе серьезного вреда за 10 минут. Наверное, они правы, так как он не может подняться с постели самостоятельно, и его палата оборудована так, будто в ней живет маленький ребенок. Даже окно открывают не более, чем на 10 см. Наверное, это они обезопасили в первую очередь, думает Эдуардо; скорее всего у него теперь репутация человека с хобби прыгать с большой высоты. "Они так же хотят, чтобы ты оставался в этой местности," - продолжает Наталия. - "Им нужно, чтобы ты появлялся раз в неделю, чтобы встретиться с этим доктором, тем психиатром..." - Она взмахивает рукой. - "Ты знаешь." "Все равно, я не знаю, смог ли бы перенести перелет сейчас," - признает Эдуардо. Когда переживаешь четырехсекундное падение, одна мысль о высоте пронизывает до костей; ему не нравится идея находиться на высоте более 2-3 этажей. Наталия кивает. "Так что я перееду сюда. Нет проблем." Эдуардо смотрит на нее с испугом. В первую очередь, он не понимает, почему эта идея так ему не нравится. "Нет, нет - Нэт, ты не можешь.» Она изгибает бровь. "Почему это?" Эдуардо пытается выкрутиться, цепляясь за объяснение. "Потому что у тебя есть работа - карьера. Разве не так?" Наталия пожимает плечами. "Это просто работа, Эдди. Ты мой младший брат. Это более важно." "Ты любишь свою работу," - решительно подчеркивает Эдуардо. Он за что-то ухватился, но это совсем не то, что он на самом деле хотел сказать. Если бы он мог объяснить то, какие чувства у него вызывает мысль о жизни с ней, он бы объяснил. Но их так много, и одно перекрывает другое, и ему становится тяжело дышать, и он не может сфокусироваться на чем-то одном. Он винит болеутоляющие, или, может, теперь все его мысли будут немного отвлеченными, нескоординированными. Это, наверное, как-то связано с падением. Кто знает? - "Когда пару месяцев назад ты получила повышение, мы пили шампанское по Скайпу, и ты уволила свою соперницу. Плюс, ты постоянно путешествуешь, а меня нельзя оставлять одного." Наталия усмехается. - "Я могу найти новую работу. Ты не должен за меня переживать." "Я не хочу, чтоб ты сюда переезжала," - говорит Эдуардо более твердо, и в этот раз в его голосе четко слышно что-то другое. "Почему нет?" - Наталия переходит на спор. Наверное, гены их родителей распределились так, что Эдуардо получился более чувствительным, не умеющим скрывать свои чувства, с его увлечениями метеорологией и талантом справляться с чувствами, а Наталия бескомпромиссной, не проявляющей сочувствия или терпения в разногласиях. Она дочь своего отца. Это то, что подливает масла в огонь, втягивая ее и Эдуардо в спор, потому что в каком-то роде он начинает эту ссору, чтобы увидеть ее реакцию. Как бы противоречиво, запутанно и по-мазохистки это не звучало, он скучает по такой реакции, невероятно скучает. Его отец был разносторонним человеком; но его было сложно любить. Но Эдуардо не может побороть эту боль в груди, как будто он потерял что-то навсегда. И сейчас Наталия тут, и он как будто может слышать эхо, хоть и слабое, человека, который бросил тень на детство Эдуардо и впоследствии на всю его жизнь. Наталия продолжает, едва ли не срываясь на крик. "И с кем ты планируешь остаться? С Марком?" "Нет," - огрызается Эдуардо. "Ты позволил ему тебя навестить," - парирует она. - "Ты позволил ему прийти и увидеть тебя, такого слабого - " "Я не слабый, я травмирован и я поправлюсь," - говорит он, стиснув зубы. "Он не твой друг, Эдуардо, он отрезал тебя от своей компании так быстро и чисто, практически хирургическим путем - " Эдуардо даже не может позволить ей закончить. - "Я знаю, что он сделал!" "Так что, теперь, когда ты побывал на грани жизни и смерти, ты хочешь его простить? Так? Прошлое останется в прошлом, и вы будете вдвоем сидеть на его кровати, мастерить браслетики из конфет и заплетать друг другу косички?" - Наталия покраснела от злости, и не в первый раз Эдуардо задумывается о том, сколько зла она держит на Марка. И он уже давно не уверен, что это из-за него. Возможно, частично, даже большая часть, но не полностью. Наталия Саверин. Как и их отец. Это не просто фамилия; это код к чему-то большему. Это установка к привилегиям и моральным правилам, стандарт, по которому живут. И это означает, что судебное дело тоже преследует ее. Эта тень легла на семью, и ее просто так не смести под коврик, и все винят Марка. Это также вина Эдуардо, но Наталия всегда в первую очередь винит Марка, а остальное остается несказанным. Эдуардо не уверен благодарен ли он ей за то, что она не бросает ему это в лицо и не заставляет его все объяснять и извинятся, чувствовать себя пристыженным, но все, о чем он может думать - это о том, что они выросли в доме, где неприятные события игнорировались или наказывались, и сейчас эта установка укрепляется в их взрослой жизни. Иногда Эдуардо просто хочет, чтобы они приняли то, что случилось, и двигались дальше. Но он не может об этом говорить; он до сих пор находится в этой ловушке, так же, как и его сестра, если не хуже. "Я не хочу его прощать," - возражает Эдуардо. - "Просто я – У меня сейчас мысли не на месте. Ты можешь это понять? Он пришел с Дастином и Крисом, и я был сам не свой из-за болеутоляющих, и был слишком усталым для криков и хлопанья дверьми. В буквальном и переносном смыслах." Эдуардо задумывается, что, возможно, эта жизнь слишком коротка. Не то чтобы у него было прозрение или что-то в этом вроде, просто весь гнев, который пылал под его кожей с момента размытия доли, теперь погас. Если задуматься об этом, он уже довольно долго не мог позволить себе злиться. Будто несколько последних месяцев он был слишком измучен, чтобы злится. Так что возможно не каждый здравомыслящий человек захочет находиться в одной комнате с лучшим другом, который предал его, но Эдуардо сейчас не относится к этой категории людей, так что ему можно это простить. "Эдди," - говорит Наталия, ее голос стает мягче. Но Эдуардо не обдурить. Эту тактику она использовала в спорах еще в детстве. - "Я просто хочу быть уверенной, что он опять тобой не воспользуется." Эдуардо наблюдает за ней, размышляя, на самом ли деле он слышит высокомерие в ее тоне. Наверное, ему это чудится, но в последнее время для него это нормально. "Спасибо, что присматриваешь за мной. Но я не нуждаюсь в этом." Наталия вскидывает брови. "О?" Эдуардо ненавидит все, на что она намекает всего лишь одним словом: Это то, что ты говорил прямо перед тем как он отрезал тебя от своей компании, стоимостью в миллиарды долларов, и Я читала о тебе и этом гринго в газетах месяцами, и ничего из прочитанного не было лестным, и я не собираюсь опять это делать, и даже Ты и сам не знаешь, что тебе нужно, мой бедный маленький братец. "Я научился на своих ошибках," - настаивает Эдуардо, пытаясь сдержать свой пыл. Если он выйдет из себя, она победит. - "Я никому не доверяю с тех пор. Не так, как я доверял ему. Поэтому оставь свою заботу себе, я обойдусь без нее." Губы Наталии вытянулись в тонкую линию. Впервые Эдуардо не знает, что у нее на уме. В конце-концов она говорит: "Так с кем ты останешься?" -- Прошло два месяца с момента того, как это случилось, а Эдуардо до сих пор не может ответить на этот вопрос. Наталия возвращается в Майами на два или три дня, и когда она возвращается, то проводит все время в холле, разговаривая по своему Блэкберри, или рассказывает ему о делах в офисе, и в конце-концов Эдуардо приходит к заключению, что он здесь сам по себе. Она не хочет, чтобы все было так, но она очень активный человек, и проекты на работе легко ее затягивают. Притом, теперь у нее есть оправдание – она обращает меньше внимания на происходящее, когда не контролирует ситуацию полностью, и, когда о чем-то начинает беспокоиться Эдуардо, она на это забивает. Команда врачей, занятых лечением Эдуардо настаивает на том, что он должен регулярно с кем-то разговаривать. Психиатр приходит поговорить о том, что так ускорило принятия им решения прыгнуть – что Эдуардо до сих пор не признает попыткой суицида, потому что у него в голове не укладывается, как это может быть похоже на попытку самоубийства, он бы никогда не сделал ничего подобного – и с другим психиатром он говорит о своем будущем. Потому что теперь это будущее выглядит по-другому. Он не уверен, чего он ожидал от ближайших пяти лет перед Падением, но теперь его ожидания изменились в корень. У него достаточно поломанных костей ниже талии, и серьезно повреждена спина, что, возможно, означает, что он уже никогда не сможет ходить. Целым его запястье изнутри держат спицы, к счастью, это не та рука, которой он пишет (что он воспринимает как утешительный приз в Олимпийских Играх Повреждениях Руки). Слава Богу, его мозг не был поврежден в результате сотрясения, но почему-то он оказался на том мосту, и почему-то он упал, и Эдуардо не думает, что это не является признаком абсолютно здорового серого вещества. Поэтому на исправление этого тоже уйдет какое-то время, и в общем Эдуардо сейчас даже не задумывается о конечной цели, потому что на пути его ждет огромное количество меньших шагов. Во время его третьего или четвертого сеанса с первым психиатром – доктором Растанни – она спрашивает его о Марке, и он сразу ее затыкает. Он не хочет вдаваться в это, если честно. Это не то, чтобы Эдуардо не видел, что доктор думает, что между тем, что случилось и всем этим может быть связь, просто это больно, и она ему чужая, и он просто не будет об этом говорить. Чем больше проходит дней, тем яснее Эдуардо понимает, сколько таблеток они ему дают и сколько раз на день его проверяют, и сколько помощи ему нужно лишь для того, чтобы выполнить самые простые задачи. Это рисует ему картину, которая ему совсем не нравится, но ему приходится смириться с фактом, что они за ним присматривают и замечают, как он себя ведет и реагирует на вещи, и то, что его физическое состояние улучшается до бешенства медленно. Так что возможно, он думает, он может поговорить с этой женщиной о Марке и обо всем остальном, чтоб они могли поставить галочки в своей таблице - психическое здоровье: улучшилось! и в конце-концов, снять его с наблюдения для суицидников и отпустить домой. Но это не делает задачу открыться психиатру легче. Это странно, потому что Эдуардо всегда был человеком открытого типа. Он мог откровенно признаться в том, что никогда не скрывал своих эмоций и очень быстро доверял людям, что полностью его и сломало, если вспомнить о Марке. Он практически уверен, что в этом суть проблемы – ему не нужен психиатр, чтобы додуматься до того, что это вина Марка в том, что он смотрит на всех с опаской. Но все же доктор Растанни милая женщина, и Эдуардо старается изо всех сил. "Так расскажи мне о том, какими были ваши отношения с Марком в Гарварде." На секунду Эдуардо дотрагивается до перебинтованной руки. "Мы были друзьями." "Только друзьями?" - немного надавливает она. "Просто друзьями," - подтверждает Эдуардо. Из его свитера свисает ниточка. Он не был фанатом таких свитеров перед Падением, но сейчас это идеальный вариант - слишком большой, растянутый свитера, в котором он чувствует себя удобно. Свитер прячет его гипс, капельницу и все остальное снаряжение человека с переломанными костями. Эдуардо тянет за ниточку, и она начинает распутываться. - "Вы знаете – лучшими друзьями, я думаю. Я имею в виду, были еще Крис и Дастин, но они были соседями по комнате Марка, и стали его друзьями по умолчанию. Не – не поймите меня неправильно, они заботились о парне, но я был… вы знаете. Первым, кто оставался с ним, потому что хотел этого." Доктор кивает. "Кажется, для тебя важен тот факт, что ты был важен для него." Эдуардо поднимает на нее недоуменный взгляд. "Конечно." "Думаешь ли ты, что важен, Эдуардо?" - Спрашивает она. "Извините?" - Эдуардо озадачен этим вопросом. В общей схеме вещей, или..? "Подумай о своих отношениях," - предлагает она. "Важен ли ты для других людей?" Эдуардо задумывается над этим. "Я имею в виду – моя мама и моя сестра," - говорит он застенчиво. "Друзья?" - уточняет доктор. "Не близкие. Теперь уже нет." "Девушка? Парень?" "Нет," - Эдуардо чувствует, будто она загоняет его к какой-то кроличьей норе, и он действительно не хочет знать, что его там ждет. "Ты думаешь, тяжело стать значительным в чьей-то жизни?" Эдуардо пожимает плечом. "Я не знаю. Другие люди могут, разве нет?" "Я имела ввиду тебя." - говорит доктор без улыбки. "Не – не обязательно." - Эдуардо запинается. Он не знает ответа, который бы удовлетворил ее, и они могли бы перейти на другую тему – если он конечно правильно понял о чем речь. - "Я думаю, что мы с Марком противоположности," - не то чтобы он увиливает от ответа, просто заходит издалека. - "Я думаю – я имею в виду, одной из причин, почему он мне понравился, как только мы встретились, было то, что он был так не похож на меня. Я знал, что он никогда вежливо не терпел, когда кто-то выводил его из себя или не расчесывался в воскресенье, даже если просто планировал оставаться дома и заниматься. И мне кажется… знаете, он не эмоциональный человек. Поэтому когда я стал замечать, что мое присутствие для него что-то значит, это было, как будто… я выиграл что-то, и – Боже это звучит так странно, когда я пытаюсь все объяснить." "Ты ценил тот факт, что важен для него больше, потому что этого тяжело было добиться," - делает вывод доктор, будто она совсем не находит это странным. "Я – наверное," - признает Эдуардо, и он, конечно, знал это раньше. Он очень хочет, чтобы она на этом остановилась. И потом она говорит: "Чувствовал ли ты, что важен для отца?" Они говорили о мистере Саверене и раньше, и у нее сложилось вполне правильное представление, каким он был для Эдуардо, пока мальчик рос. Конечно, Эдуардо уклонялся от ответов и объяснял все нечетко, но она знает, что делает, и картинка получилась вполне точная. "Ну," - Эдуардо опять не смотрит на нее, продолжая работу над своим свитером. - "Я был его сыном." Эдуардо может чувствовать на себе ее взгляд, терпеливый и твердый. "Это не то, что я имела в виду." "Я знаю," - отвечает спокойно Эдуардо. - "Но я не знаю, как ответить на вопрос. Имел ли я для него значение? Да – иначе, зачем напрягаться и быть суровым ко мне? Он хотел, чтобы я был лучше. Так не ведут себя с кем-то на кого вам наплевать." "Эдуардо, " - начинает доктор, чувствуя, что Эдуардо отклоняется от темы, но Эдуардо ее опережает. "Чувствовал ли я, что был важен для него? Я, персонально, если не считать факта, что я его сын? Нет." Его грудь часто вздымается и опускается под объемным свитером. "Нет. Ясно? Я не чувствовал этого. Но его больше нет, и это не имеет значения." Эдуардо не покидает помещение – ему тяжело перемещать кресло одной рукой, так как он еще не может использовать запястье – но эмоционально он закрывается, и мгновение спустя, доктор Растанни со вздохом откидывается в кресле и заканчивает сеанс.