Лекарство из крест-травы

В Сибири и на Дальнем Востоке Олег был впервые. Как-то прежде не доводилось вдоволь нагуляться по просторам необъятной родины – да не больно-то и хотелось. В детстве он мечтал побывать в полусотне разных точек земного шара, но во взрослой жизни побывал лишь в самых горячих. Что ж, после «смерти» настало время наверстать упущенное. Из госпиталя его выписали без особых проблем, равно как и выпустили из страны с липовыми документами. Картер Фауэлл достал ему новую личность, а Булат обмолвился о некоей женщине-дипломате, которая поспособствовала тому, чтобы выжившим наемникам не предъявили обвинений. Олег не знал, кто из его прежних коллег смог уцелеть: в больнице никого из них не было, а Магистр с Булатом – его единственная связь с внешним миром – не следили за перемещениями «шушеры». Пришлось довольствоваться полученными беглыми объяснениями и тем, что как-то уж слишком многое в его жизни стали решать женщины. Сначала ему помогла шаманка из лавки древностей, теперь – иностранка, по каким-то причинам не ставшая причислять выживших в Венеции к террористам. Может, дипломат, упомянутая Булатом, имела отношение к прошлому Олега, и он даже мог припомнить пару-тройку операций, где ключевым звеном были леди не последней значимости. Одна из таких была послом доброй воли от Италии в ходе сирийского конфликта, и она обещала помочь Волкову, если у них возникнут трудности на ее территории. Но наверняка Олег не был уверен – тем более сейчас, когда мир превратился в мешанину сверхъестественных сил, делящих власть. Вряд ли, конечно, эта женщина была связана с Мити, но исключать возможность очередной божественной поддержки тоже не стоило. Хотя Картер Фауэлл вполне мог воспользоваться собственными каналами, а Волков и его история тут были вовсе ни при чем. С одной стороны, Олег хотел уточнить, не звали ли эту женщину Летицией. Если так, то неплохо бы передать привет и поблагодарить. Но пока оставались мистические дела, не терпевшие отлагательств, а Летиция была вполне настоящей и достаточно терпеливой. С живыми благодетелями из плоти и крови можно было рассчитаться и позже. Картер Фауэлл к тому же четко дал понять, что не станет ждать, пока Волков расшаркивается с властями. Он нужен был в другом месте – и желательно в полной боевой готовности. Этому поспособствовало какое-то снадобье, и Олег, хоть и клял всевозможные зелья, был благодарен. Неведомое варево поставило его на ноги и даже вернуло голос, хоть и с неприятной саднящей хрипотцой. Легкие, правда, остались ахиллесовой пятой – то ли сказался синдром ханахаки, то ли с колдовством Магистр напортачил. Но так было всяко лучше, чем неделю назад, на больничной койке. Итак, Олег без промедления рванул в Тауйск. Он рассчитывал оказаться в центральной части Сибири, но Картер Фауэлл предпочел для начала отправить его в Магаданскую область, где еще оставались ительмены, некогда поклонявшиеся Кутху и Мити. Булат присмотрел для него домик в местечке, достаточно глухом, чтобы ожидать возрождения грозного бога, не привлекая лишнего внимания, но при этом не настолько изолированном, чтобы Волков был полностью отрезанном от цивилизации. Как минимум, массивный неубиваемый телефон ловил сигнал. Для связи с нынешними нанимателями этого было достаточно. В какой-то момент возник соблазн связаться с Игроком, но что-то остановило. Не стоило вмешивать приятеля в паранормальные разборки, где Олег и собственной роли не знал. К тому же один раз полиция уже вышла на Игрока – могла выйти и снова, на этот раз для куда более серьезного разговора с «сообщником террориста». При таком раскладе даже другу не стоило знать, что Волков жив. Он остался один. Картер Фауэлл еще из Венеции отправился окучивать Августа ван дер Хольта, еще одно звено в этой сумасбродной цепочке действующих лиц. Булат же помог Олегу обосноваться и вернулся в Италию, следить за развитием событий до суда над Сережей. Захолустье оказалось на удивление приятным. Если бы не постоянное ощущение надвигающейся угрозы, о которой Волков, в отличие от местных жителей, знал наверняка, он смог бы ощутить разницу между привычными зонами военных действий и тихим селом, где главные баталии разворачивались у дверей магазина за последнюю бутылку перед закрытием. В подобные потасовки Олег встревать не собирался, но так уж вышло, что встрял. Группа оголтелой молодежи налетела в сумерках на сгорбленного мужичка в не по погоде жарком тулупе. Мужичку, вероятно, было уже за шестьдесят, но лицо его в сумерках казалось моложавым, как, впрочем, и у многих азиатов. На первый взгляд даже и не скажешь, что такой бодрый дедуля пьёт. От возбужденной толпы из пятерых петушащихся парней и двоих хихикающих девчонок он не защищался. Терпел насмешки и тычки продирался вперёд своей дорогой, пока не свалился от особенно сильного пинка под колено. Следующим упал уже пинавший. Не так Олег планировал завязать знакомство с местным колоритом, но внезапно захотелось размяться. Или сработал давно забытый рефлекс: в детдоме стеснительного щуплого Серёжу так же шпыняли, а бойкий Волче вступался за него до тех пор, пока Разумовский не дал понять, что справится сам: не кулаками, так головой. Того Серёжи больше не было, а дед, затравленный толпой раскрасневшихся юнцов, был. И Олег поверг молодняк в бегство. – Уууу, – со смешком мужичок поднялся с земли и ощупал бока, определённо удовлетворенный их состоянием. – Хывнэ! – Что? – переспросил Волков то ли его, то ли себя: какого ляда он вообще в это ввязался? – Хорошо выступил, говорю, – отозвался мужичок и похлопал Олега по плечу. – Хывнэ – это, по-нашему, по-ительменски, волк будет. А ты их во как распугал! Стоило больших усилий не расхохотаться в голос. Совпадения совпадениями, а в первые же дни в Тауйске нарваться на представителя почти выродившегося племени, да ещё и в таких обстоятельствах – это высший пилотаж судьбы. Или невероятное везение. Видимо, полностью скрыть свою реакцию не удалось, так как мужичок с укором спросил: – Ну, чего ухмыляешься? Непривычно, что ли? Мамка моя на этом языке говорила, и я говорю. Нечего тут! Лучше скажи, как тебя зовут, и пойдём, опрокинем за знакомство. Что-то в тоне и выражении глаз ительмена напомнило Олегу шаманку: обижался он как-то беззлобно, был открыт и настроен дружелюбно. И – быть может – знал что-то про Кутха, что следовало бы узнать и наёмнику перед тем, как идти изгонять его из использованного сосуда. Олег не страдал излишним доверием. Не считая привязанности к Разумовскому, он не слишком легко сходился с людьми и повидал немало прохвостов и в детстве, и в армии, и в профессиональной деятельности. Но почему-то был склонен сблизиться с этим невысоким смешливым человечком, которого видел впервые. Несмотря на недавно перенесенную операцию, он даже готов был немного выпить. И назвать себя – естественно, настоящим именем, а не тем, что значилось в новом паспорте. – Олег, – представил он и протянул ладонь. – Волков. Вспомнив первое, что ительмен сказал при встрече, оба на миг замолчали, комично застыв в рукопожатии, и разразились хохотом. Пытаясь унять смех, мужичок ещё несколько раз хлопнул Олега по плечу. Оно отозвалось сдержанной болью. Волков чуть поморщился, а новый знакомый не стал задавать вопросов и руку убрал. – А я Иван. Серов. Конечно, Олег знал, что многие коренные жители Сибири и других областей уже давно перешли к именам, привычным русскому слуху, но почему-то удивился. Как удивился бы, если бы узнал, что древнюю шаманку зовут бабой Галей или тётей Нюрой. Впрочем, какая ему разница, как кого назвали родители? Мало ли за Уралом шаманов Николаев и горловых певцов Дмитриев! – Папка у меня из Подмосковья был, нечего глаза пучить. А лицом я в мать пошёл. Вот ведь, что на этой земле корни делают! Иван нравоучительно поднял палец вверх и, без каких-либо переходов, махнул той же рукой в сторону гаражей недалеко от магазина. Олег пожал плечами и последовал за ним. Других планов у него все равно не было, да и по человеческому обществу он, откровенно говоря, соскучился. По такому вот простому, без налета деловых бесед и приказов. За гаражами обнаружилась добротная скамейка, явно сделанная местными жителями с большой любовью и предосторожностью. В кустах рядом прятался небольшого размера ящик с ворохом пожелтевших газет, парой на удивление чистых граненых стаканов и одинокой запылившейся рюмкой. Значительную часть ящика занимала сложенная коробкой шахматная доска. При движении фигуры внутри со стуком перекатывались. Олег поморщился и стиснул зубы, прогоняя несвоевременные неприятные воспоминания, еще слишком свежие, чтобы так просто отмахнуться. – Ты как, не играешь? – спросил Иван. Отчества он так и не назвал, а по-братски сокращать до Вани Олегу казалось не слишком почтительным. Все-таки ительмен ему в отцы годился, если не старше. И если на боевых заданиях, когда Волкова назначали командиром, разница в возрасте стиралась, то теперь он чувствовал себя школьником, которого старшие позвали на увлекательную беседу. К шахматам Олег всегда был равнодушен, а последние события тем более не расположили к ним. Он покачал головой и поднял взгляд к темнеющему небу. – И то верно! Я уж и не заметил, что ночь на дворе. Иван извлек из-за пазухи бутылку и любовно погладил ее. – Это тебе не ширь-шовырь! Лично Семеновна гонит. Натуральнее ничего не найдешь. Проверив стаканы на просвет и сочтя их достаточно чистыми, ительмен с хирургической точностью плеснул хваленого самогона на два пальца в каждый и протянул один Олегу. Тот заглянул в почти прозрачную жидкость с некоторым сомнением. Волков никогда не был заядлым трезвенником, но и напиваться как-то не особо удавалось: с такой работой, как у него, это было чревато, хотя в спокойные времена они с ребятами могли и гульнуть на полную катушку. – Да не дрейфь, Олежек, не отравлю уж. Ну, за знакомство! Они чокнулись, и Олег залпом опрокинул стакан, пока не передумал. Дыхание перехватило, и он пожалел, что не додумался взять что-нибудь на закуску, однако несколько секунд спустя по телу растеклось приятное тепло. Напиток не был похож ни на что из того, что Олег пробовал прежде, но неуловимо напоминал варево, которым его напоили, чтобы излечить от ханахаки. Только в тот раз его вывернуло наизнанку, а назвать вкус приятным мог бы только самый отбитый гастрономический извращенец. Эта же настойка оказалась на удивление бодрящей, с нотками трав и без перебивающего все спиртового душка. Иван споро закупорил бутылку и спрятал её обратно за пазуху. – Много нельзя, – пояснил он. – Небось, слышал, что наши, чукотские, на это дело слабые? Олег не слышал, но кивнул. Ему и самому больше не хотелось. – Вкус знакомый, – зачем-то отметил он, протягивая Ивану пустой стакан. – Меня как-то шаманка подобным поила. – Шаманка? – оживился собеседник. – Нашенская? – Это в Москве было, но на вид да, из ваших. Про Кутыхэя мне рассказывала. Иван прыснул в кулак, сжимавший сложенные один в другой граняки. Олег сразу понял, что дальнейшую беседу новый знакомец охотно поддержит, но не мог понять, с чего ему так подфортило. Да и подфортило ли? Жизнь его без чукотских богов была бы куда лучше. Но, что очень вероятно, – короче. – И ты сюда ради вороньего бога прикатил? – Нет, это давно было, – улыбнулся Олег. Иван наверняка имел в виду, что он приехал за знаниями и вряд ли хотел бы слышать, что Волков тут действительно ради Кутыхэя – ради войны с ним, если быть точнее. – Он тут, считай, везде, – заговорщицки подмигнул Иван. – От детских сказок до похабных анекдотов. Богам-то тоже ничто человеческое не чуждо. – Я думал, его почитают как создателя. – Почитают, куда же без этого. Но так, как раньше, в его силу уже не верят. – А ты веришь? – А чего ж мне не верить? Это, понимаешь ли, внутри и снаружи. Как всякие духи – есть они, и все тут. Иногда помогают, иногда вредят. Обижаются порой. Бывает, рассказывают наши приезжим байки про того же Кутыхэя – одна другой занятнее, – а потом бегут камлать и жертвы приносить. Или одни шутят, а другие, те, кто побольше древних уважает, от этих шутников беду отводят. Злые духи стали, злые. Не любо им, что люди их забывают, а коли помнят – так выставляют глупцами. Иван потянулся было снова к бутылке, но опомнился и вместо этого засмолил сигаретку, протянув одну Олегу. – Оно, конечно, самокрутка, – улыбнулся он. – Но никакой ерунды, табак как табак. – Да я после операции недавно, – попытался отказаться Волков, припомнив и без того огромный риск для чудом спасенных лёгких. Но сигарету все же взял – повертеть в пальцах по старой памяти. Ительмен понимающе кивнул и закурил сам, блаженно поднимая глаза к небу. В сгущающейся темноте это напомнило Олегу привалы и ночевки в лагерях, разбитых в лесах и пустынях. Только Иван казался человеком, всю жизнь прожившим своей жизнью и ни разу не воевавшим. Сейчас это значения не имело. – А что насчет Мити? – Мити? Про Кутыхэя али Кутха говорят частенько, но не думал, что в Москве про супружницу его знают, – Иван почесал в затылке. – Я и сам почти ничего о ней не знаю. Разве что как она муженька после его проделок чехвостит. Ну и то, что она похищала небесные светила. До сих пор затмения говорят: «Мити солнышко али луну в ладонях спрятала». Олег улыбнулся, представив, как красивая ительменская женщина перекатывает в руках мячики светил. Было в этом что-то невыразимо печальное, как если бы он вспомнил момент из детства, в котором так с ним играла бы мать. Но Волков не знал своей матери, а отец подобными вещами не забавлялся. Да и об отце памяти становилось все меньше и меньше. Олег тем временем докурил и аккуратно затушил бычок в консервной банке. Похоже, это местечко за гаражами облюбовали довольно домовитые и воспитанные выпивохи. Мусора вокруг не было, и подвыпивший Иван не спешил его добавлять. – Но про Мити легенда одна ходит. Мол, она из этих краев пришла. В лесу, немного южнее села, есть одно тайное место. Я знаю, как его найти, но всякий раз вижу там что-то новое, так что и описать не смогу, как там все устроено. Но место одно и то же: и по карте, и по компасу. А коли святилище – как мы его зовем – тебя отторгает и прогоняет, так и будешь по кругу ходить, ничего не заметив. Или звери дикие спугнут. – А покажешь мне это место? – вопрос не имел никакого отношения к миссии. Олегу и в самом деле, что это за место такое мистическое и правда ли оно связано с Мити и ее благодатью. Мужичок с сомнением потер подбородок. Затем вздохнул, крепко призадумался и разлил по стаканам еще немного своего самогона. Сразу пить и предлагать тост, однако, не стал. – Обычно туда чужаки не ходят. Только ительмены, и то не все: молодежи это не интересно, а многие старики уже не в силах. Кроме наших, никто и не говорил, что видел в том лесу что-то необычное. – Попытка не пытка. – Тоже верно, – Иван покосился на стаканы, и Олег взял свой. – Давай за то, чтобы получилось! Со второго раза напиток показался еще более терпким и приятным. Волков отставил граняк в сторону, надеясь, что не пристрастится к этому самогону, а Иван тихонько рассмеялся. – Говорю же, по многу нельзя. – Так мы больше и не будем, – рассмеялся Олег. – Ну что, когда в святилище пойдем? – Ну уж точно не на ночь глядя, – Иван зябко поежился даже в своем тулупе. – Сыро там, темно. Завтра с утра можно выйти, если дел никаких нет. – У меня – точно нет, – Олег не против бы прогуляться по лесу и среди ночи. Настойка не опьянила его, но взбодрила, и хотелось действовать: хоть богов искать, хоть дрова колоть. Правда и то, и другое он в самом деле предпочел бы отложить на следующий день. – Ну вот, значит, и договорились. Они разошлись довольно поздно, но в некоторых окнах еще горел свет. Улицы, тем не менее, были пустынны и плохо освещены. После Венеции у Олега несколько ухудшилось зрение, и он шел очень осторожно, надеясь не споткнуться в потемках о какой-нибудь кирпич или пробегавшую мимо кошку. Впрочем, до дома он дошел благополучно и даже не сомневался, что никаких неприятностей на сегодняшний день больше не встретит. А вот грядущего утра он ждал так, как, наверное, не ждал ни одного праздника в детстве. Рассказ о таинственном святилище Мити, почти забытой богини, взбудоражил его воображение. Втайне ему хотелось поближе познакомиться с той, что спасла его. Верить в то, что божество погибло при этом, не получалось.