Последний бог романтики

      Несомненно, их отношения не обошлись бы без её эгоизма. Такого, казалось бы, мелкого и безвредного — для неё, — но наносящего разительную боль ему. Да, в этом и была вся суть этого чувства.       Лоррейн не хотела отпускать Саху. Саха был, наверное, лучшим человеком среди всех, кого она знала, однако и ближе подпустить его она не могла. Просто потому, что это бы значило, что она сдалась. Что она покорилась и выполнила требования семьи, что она прогнулась под обстоятельства. Но Лоррейн ненавидела сдаваться без боя. Только вот бой что-то затянулся…       Его терпению не было края. Саха был готов ждать её хоть вечность. Только его вечность длилась дольше, чем её. Им всегда не доставало времени, а Саха не умел сжигать время иначе, нежели за работой. Работа его успокаивала и полностью поглощала, отделяя от внешнего мира. Возможно, поэтому в его мутно-зелёных глазах навсегда застыла эта извечная усталость, которую видели все, кроме самого Сахи.       Но его мир, его однообразные, наполненные работой будни трещали, рассыпались на осколки, когда Лоррейн входила в кабинет. Она оживляла это унылое помещение, а мысли о работе разбивала вдребезги своими внезапными визитами. — Саха! Бросай всё, быстро! Сегодня у нас с тобой планы! — на её лице сверкала улыбка.       Лоррейн ворвалась практически с грохотом. Она примчалась к нему, прямо в Элос, и это при том, что она не очень хороша в телепортации. Она произнесла это небрежное «у нас с тобой». Любой бы мог обмануться, и Сахе тоже хотелось поддаться и хотя бы допустить мысль о том, что она здесь ради него. Но он слишком хорошо знал её натуру… — Только не говори, что ты собралась на мне заработать, — вздохнул мужчина, откидываясь на спинку стула и поправляя волосы. Лоррейн сразу отвела взгляд и как-то сжалась, своей нелепой улыбкой выдавая себя с головой. Саха с разочарованием провёл рукой, окидывая взглядом множество разных бумаг. — Я не могу, Лоррейн, у меня слишком много работы. Пускай сейчас и не чрезвычайное положение, но у меня нет времени на безумные авантюры. Если это всё, то ты можешь идти.       Саха надеялся, что его холодный тон спасёт его от собственных чувств. Но спасения боле не было. — Но я уже зарегистрировала тебя в качестве участника! Первый взнос уже уплачен! Если откажешься, это будут просто деньги на ветер! — с досадой выдохнула она. — Зачем ты зарегистрировала меня без моего согласия? — Потому что сам бы ты никогда не согласился. Ты ведь не вылазишь из своего кабинета, ты всё время занят, и я решила, что тебе следует отвлечься. Я ведь забочусь о тебе, — Странная, сама ведь хотела, чтобы он получил эти должности. Саха никак не мог её понять, хотя так хотелось. — Ладно, что там у тебя? — сдался Саха. — Конкурс красоты! — она ткнула листовку ему прямо в лицо. — Вознаграждение: пятьсот золотых и бесплатный обед в ресторане на двоих! Этот шанс я не могла упустить!       Это всё казалось крайне сомнительным. «Почему я?» — спрашивал Саха сам себя. — «Она ведь даже не видит во мне мужчину». Он мотал головой и тяжко вздыхал, пока Лоррейн тащила его на место проведения конкурса. А ведь он даже не сменил одежду…       Саха стоял наряду с остальными парнями и явно выделялся своим нездоровым цветом кожи, впрочем, кажется, именно это судей в нём и привлекло. Он искал взглядом среди толпы зрителей лишь её, потому что не знал, что должен делать. Он был в растерянности.       Лоррейн щурилась, хлопала себя по щекам и ругалась на свою невнимательность. Как она могла допустить такой просчёт, как?! Все стояли такие напыщенные, в костюмах с галстуками, наштукатуренные, будто и не мужчины вовсе. И стоял Саха: с отсутствующим видом, отстранённый, с растрёпанными волосами и в совершенно обычной повседневной одежде. Как она забыла приодеть его? Лоррейн кусала ногти и надеялась, что никто не обратит внимания на одежду.       Саха выцепил из толпы её образ. Она выглядела обеспокоенно, и Саха почему-то улыбнулся едва-едва от её нелепости. Его волнение улетучилось, и он выпрямил спину. Лоррейн застыла. Впрочем, пусть так. Какая разница? Не в одежде ведь дело, а в лице и в отражающихся на нём эмоциях. Если, нечаянные, они волнуют даже сердце из золота, то сердцам остальных от этой улыбки не спастись, не уцелеть. Приди Саха хоть голышом, он бы всё равно… был лучшим среди этих выскочек. — По решению судей… — объявляли с присущим конкурсным ведущим тоном, сопровождающимся барабанной дробью. — Победителем становится… — Они пытались нагнать интригу, однако Лоррейн с самого начала знала, кто победит. Не зря же она выбрала его. — Саха Он!       Лоррейн подпрыгнула среди толпы и громко закричала от радости, впрочем, Саха её восхищения не разделял. Лоррейн подловила его, когда он спускался, и крепко-крепко обняла. — Ты молодец, Саха! — верещала она и прыгала на месте. Мужчина застыл в её объятиях, не осознавая сам себя. Ему казалось, что это иллюзия, странный сон, что кто-то играет с ним. Впрочем, долго думать не приходилось — она играла. — Ты самый красивый мужчина в мире, представляешь?! Ха-ха-ха.       Сахе не нужно быть красивым для всего мира. Он хочет быть красивым лишь для неё.       Ресторан оказался довольно приятным, обстановка уютной, закуски были довольно дорогие, но победителю полагались бесплатно. Порции были ничтожно малы, но заказать можно было столько, сколько влезет. Лоррейн не реагировала на протест Сахи и наливала ему в бокал дорогое вино. Мужчина был слегка подавлен, и ему не хотелось ни есть, ни пить, тем более алкоголь. — Слушай, не будь ты таким, это ведь повод для праздника, — сказала Лорейн, закусив губу. — Из-за тебя мне как-то неловко. — Если доставляю тебе неудобства, тогда я лучше пойду, — он встал из-за столика и поклонился, но Лоррейн взяла его за руку и посмотрела умоляюще. — Нет, не уходи! Пожалуйста, останься со мной, — сказала она. — Расслабься хоть на секунду, Саха.       Но рядом с ней расслабиться невозможно. Рядом с ней его кровь кипит. Рядом с ней мысли спутываются в клубок. А её прикосновения словно обжигают. — Я не могу, — Саха улыбается с печалью во взгляде.       Он думает, что Лоррейн ничего не понимает. Он думает, что единственный испытывает боль и терзается. Он думает, что ей всё равно. Но это не так. — Прости меня, — Лоррейн сжимает руку Сахи сильнее.       Вот уже сколько лет она не находит в себе смелости отказать ему. Удивительно, что она смогла собрать всю свою силу и сказать это нелепое «прости». Но для него это наверняка звучало как «мне сейчас не до твоих обид». — За что?       Лоррейн в удивлении поднимает глаза. Саха обнимает её, едва-едва прикасаясь руками, будто боится сломать хрупкую вещицу. Пусть его не любят, он всё равно будет верен себе и своим чувствам: для него Лоррейн непогрешима. И прощать её не за что. — Спасибо, что провела этот короткий день вместе со мной, — Саха мог бы сказать, что ему было весело, но это не так. — Нет, это ещё не конец, — глупо усмехнулась Лоррейн, краснея, всё ещё чувствуя на своих плечах его тёплые ладони. Странно, она всегда думала, что они будут холодными, ведь и сам Саха всегда холоден. Но не сегодня. По крайней мере, сейчас от его холодности не останется и следа. — У нас впереди ещё целая ночь. — Ох, нет… — Саха не воспринял шутку всерьёз. Или же просто сделал вид: не хочется же прямо при ней краснеть и закрывать лицо от смущения. Саха чувствует себя человеком, воспринимающим вещи неправильно, и пытается найти ко всему рациональный подход. — У меня ведь ещё столько дел… — Так не годится! Вылезай из своей ракушки, — она трясёт Саху за плечи. — Ты видишь ночь лишь из окна своего кабинета, временами отрывая взгляд от работы. Сегодня я покажу тебе настоящую ночь — я обещаю протащить тебя по всему Элосу и показать звёзды над ним, слышишь, Саха? А твоя работа… Не убежит она никуда от тебя, а вот я могу, — хмыкнула Лоррейн. — Я помогу тебе. Хочешь, я завтра приду снова? Я помогу тебе с твоими этими бумажками, чтоб их Агни на растерзание, и даже плечи тебе помассирую, ок? Прошу лишь одного взамен, Саха… Побудь ты уже, наконец, собой.       Саха не всегда знал, за что он любит Лоррейн. Казалось бы, сначала он просто должен был любить её, потому что их жизни связали. Он вообще много чего был должен и оттого терялся порою в том, что есть обязанность и что есть его выбор и его чувства. И когда грань между этими вещами стала размытой донельзя, пришла Лоррейн и навела её толстой-толстой полоской. Вот в такие моменты, как этот, Саха вспоминал причину своей любви. Обречённой, но по-прежнему возрождающей в душе надежду. — Собой, Лоррейн? — Саха усмехается и наливает ей вина в бокал. Его глаза теперь сияют каким-то весёлым огоньком, будто он что-то задумал. — Спасибо тебе, это самые ценные слова в мире.       С благодарностью он целует её в щёку, совсем по-детски, не претендуя на ответ. Он вглядывается через стёкла очков в её удивлённые глаза и любуется ими почти что с насмешкой. Саха встаёт и уходит. Хватит с него на сегодня радости, а то от счастья и умереть можно. Лоррейн немного обескураженно смотрит ему вслед, пока разум окончательно не проясняется. — Э, то есть он отшил меня с моим предложением прогуляться по ночному Элосу? Ах ты!.. — Лоррейн подрывается с места, захватывая с собой недопитую бутылку вина и ругаясь под нос на него, и с криком бежит следом, настигая самым бесцеремонным способом. — Эй, Саха!       Он оборачивается, не подозревая, что в этот момент Лоррейн вопьётся в губы и сделает, наверное, самый опасный шаг в своей жизни. Она покажет ему, как это, «по-настоящему», и после такого взлёта падение станет катастрофически разрушительным. Но быть ему не сейчас и точно не сегодня.       Саха не может оторвать взгляда от её красного лица, спутавшихся каштановых волос, считает каждый тяжёлый вздох. Она бежала за ним, чтобы сказать простые слова, но выразить в них гораздо большее: — Я поняла, раз ты не хочешь ночных прогулок, я не стану настаивать.       «Я уважаю твой выбор и согласна пожертвовать своими интересами ради него». — Но я не смогу одна допить это вино, поэтому завтра принесу, и мы сделаем это вместе.       «Я признаю, что без тебя мне одиноко». — И, как обещала, я обязательно помогу тебе с бумагами!       «Несмотря ни на что, я отыщу любой повод, лишь бы навестить тебя».       Мужчины не должны плакать, поэтому и Саха не расплачется от подобного, если хочет доказать, что он достоин этих слов. Что он достоин Лоррейн. Порою такой эгоистичной, а порою такой заботливой. — Так вот, — она откашливается, приводя свои волосы в порядок. Только проделать то же самое со своим красным лицом она не сумеет. Ведь пунцовый цвет её щёк вовсе не из-за бега… — Не сомневайся, я приду. А ты жди меня завтра в час Света!       Лоррейн говорит это и спешит уйти, чтобы не показать своего смущения, не дожидаясь ответа, потому что она точно знает: Саха обязательно будет ждать.       До конца.