Последний бог романтики

      Наблюдать за людьми, посмеиваться над ними... С высоты своей позиции это казалось чем-то обыденным, простым и естественным, но оттого не менее увлекательным. Плакать вместе с людьми... Не хотелось никогда. Да и не по-божески это всё-таки — поддаваться такой сентиментальности и нюни распускать. Но иногда было сложно сдержаться.       Агни не нравились слёзы. Всё-таки мокрая вода — раз — и неприятная соль, которая сушит прекрасную девичью кожу — два-с. И мочит, и сушит одновременно. И играется, манипулируя человеческим восприятием, будто эта самая соль и есть коварный бог. — Но почему же слёзы всё-таки не с сахаром? — задаёт Лиз риторический вопрос в небо. Агни, можно считать, тоже небо. И он решает ответить, хоть, может, и зря. — Потому что это слёзы скорби. — С чего бы? — улыбается она, убирая чёлку с глаз намеренно, пытаясь показать, что вот они, глаза, сухие и чистые, по-прежнему зелёные и счастливые, не знавшие слезинок. — Можно плакать и от радости, и от счастья. Банально от ушиба ногой об камень. Почему, если слёзы, то сразу скорби? — Потому что это твои слёзы.       Девочка с зелёными волосами смеётся над богом. Девочка пытается обмануть того, кто видит её насквозь. Девочка пытается обмануть саму себя. — Я не плачу — Я вижу. — Я не плачу, — говорит Лиз серьёзнее и строже, убеждая. — Просто ушиблась. — Угу. Об камень, не так ли? — с насмешкой передразнивает Агни. — Он был огромный, как гриб, — не отступает девушка. — Угу. Но ты его не увидела. — Нет. — Так что? Пойдём покупать тебе очки? — они смотрят друг на друга секунд пять, а потом хохот вырывается наружу. — Не-ет, давай лучше сахар купим, чтоб слёзы подсластить. А очки я тебе и свои отдам. — Ха-ха, спасибо, Бабо Ким, — дурачась, Лиз принимает подарок и надевает на нос причудливый аксессуар. — Можно я погуляю с ними чуть подольше, чтобы меня не узнал здесь никто-никто? Ни лица, ни имени, ни чувств. — Бери. Был бы рад навсегда отдать, честно. Была бы ты для всех невидима и скрыта. Жаль, опоздал.       Агни временами несёт полнейший бред, из-за чего одна его ругает, а другая вот так вот смеётся, до плача. У Агни не всегда получается понять всё так, как нужно, и дело тут даже не во «взгляде». Просто «нужно» каждому разное. Лиз сейчас нужен друг и слушатель, дарующий тепло, заботу и смех. И много-много приторно-сладкого сахара. Именно поэтому сейчас они покупают целый мешок, и Лиз погружает его на руки Агни. Он-то сможет удержать этот груз, ему не привыкать нести бремя на своих плечах. — Я больше не буду плакать, — изрекает Лиз, хлопая его по спине. Кажется, что-то потрескивает. — Не права ты. Если не плакать, можно взорваться. Превратиться в вулкан и извергнуть лаву в самый неподходящий момент. А она неудержимым потоком потечёт по щекам и обожжёт их, сделав ещё больнее. Лучше плакать тогда, когда слёзы всё ещё из воды, пока они ещё не стали этой лавой. — И сахар непременно поможет избежать этого превращения? — передразнивает Лиз. — Если не сахар, то карри-грибы, — Агни отвечает той же монетой. — Именно!       Агни трепал её волосы, одобряя её решение, и они шли прогулочным шагом дальше по улицам Атеры, иногда дурачась. Вечер тянулся долго, но им было вправду весело.       Пока не порвался мешок.