Праздничные байки

      Пожалуй, за всю свою нелепую жизнь Обито стеснялся только её. С той первой минуты, как лик неземной красоты без переднего молочного зуба затмил безоблачное детство, и стрела Амура выбила сердце через позвоночник. Сначала, это было невинное восхищение, затем подростковая влюбленность в сисички и первая казнь за непотребные мыслишки. А сейчас стеснительность похожа на пытку — безграничная симпатия, выпитое саке, и качающиеся в такт волосы у его коленей.       Разве мог он представить, что это во рту Рин окажется таким невинным-неприличным, а всё вместе — настолько возбуждающей процедурой. Она водит по зубам не издав ни звука. Перекидывает от щеки к щеке, играет языком по розовой поверхности, а Обито грязнет в тайном желании вылизать её губы и язык. Прижимается чуть крепче, чтобы не показаться ей пошлым. Разве что, вряд ли он знает, где у неё граница пошлости. Он глотает пульс, откидывает голову, пытаясь сосредоточиться на лампочке. Вдох-выдох. Вдох. Грудина опадает так резко, что колет лёгкие. Она мнет каждую жилку, каждую вену и ей биение под пальцами, наверняка, приятно так же как ему.       Он слышит, как губы её неосторожно причмокнули. Табун мурашек протоптал тело от пяток до затылка. Брови встали дыбом и Обито сделал вывод, что он совсем испорченный человек. Её ладони бережно ложатся на его колени, а скосив глаза вниз, замечает, как бугор за щекой упруго скользит вверх-вниз. Нет, нельзя это видеть, иначе он свихнётся!       Обито сглотнул, едва пропихнув кадык по горлу, и постарался отвлечься. У него было много разных женщин: умелых жриц любви, ласковых куноичи, дерзких независимых кошатниц.       Была в Аме одна девица. Страшная, как война. Невысокая, некрасивая, с большим курносым носом и очаровательным карим косоглазием. Всегда голодная и замёрзшая, она широко улыбалась, потому что ей, как маленькой шавке, был обеспечен хороший обед. Ртом она работала, так, что у него уши сворачивались бубликом. Он готов был поклясться, что она втягивала по самый пупок и задавался вопросом есть ли у неё во рту ещё что-то, кроме языка и горла.       Другая, в Иве, высокая, почти с него ростом, тонкая едва ли не прозрачная, с изящными манерами и утонченными чертами лица. Она была аристократично бледной, вены синими змейками вились по запястьям, а идеально прямые волосы кутали тело, как в кокон. Она ласкала медленно, вдумчиво, заставляла дрожать от желания, справлялась умело, даже не размазав помады на губах. Но помниться, впервые оказавшись в её постели, Обито уснул. Тягучая ласка наполняла тело спокойствием и блаженной расслабленностью, а вырвал его из дрёмы дичайший взрыв эмоций. Она смущенно хихикала в платок, бросала искристые взгляды, а затем забиралась сверху и переставала быть паинькой.       Но ни одна из них не вызывала такие желания, как Рин.       Рин-Рин.       Его Рин.       Он пал бы к её ногам и вылизывал ноготки. Он трахнул бы Какаши, заставившего её сердце разбиться об упругую задницу зелёного зверя Конохи. Он пил бы из её следов, укрывал и укутывал от невзгод, неурядиц и жестоко мстил за каждую слезу. Но…       Она чмокает, лижет, катает и заглатывает так глубоко, что держаться сил нет. Они близки, а он всё ещё боится к ней прикоснуться.       Рин сёрбает вкусную влагу под губой, и это становится последней каплей в переполненной чаше учишьего терпения.       Как ты посмел! Как посмел вульгарно-розовый подлец-леденец дразнить запахом клубники и сливок! Кататься от щеки к щеке и заставлять его мысли грязнуть в пошлости. Проклятая конфета! Гнев лавой поднялся к лицу, исходя паром в ноздри. Тот, кто создал его подлежит жестокой казни и Обито лично приведет её в исполнение.       Рин снова чмокает, смущенно посмеивается и, наконец, отрывает взгляд от массажа его лодыжек.       — Ой, я…       На мгновение она немеет, видя нагло торчащий в лицо стояк, романтично обтянутый трусами с клановым моном. Обито очнулся от мыслей, вдруг осознав, как оконфузился. Его лицо познало стыд такой силы, что Аматерасу нервно курит в сторонке.       — Прости…       Её щеки алеют. Отсутствие намеков на секс, в течение трех-то месяцев после свадьбы, кого угодно заставят потерять веру в себя. Единственное, чего Рин не учла — благоговения Обито перед женой. Она все-таки ему нравится — и вертикальное положение весомо аргументирует горизонтальные желания. Рин вздёрнула голову и Обито ну, совсем не понравилось, как плотоядно расширяются её зрачки.       — Что ж, ты молчишь…       Леденец сиротливо закатился под стол и все грязные желания Обито обрели форму.       Едва ли радужная лужа соплей, бывшая командиром вражеской армии в четвёртой мировой, соберется в кучу ближайшее время, просто потому, что не осознаёт, как это сделать. Рин лучится, смеётся и сквозь легкомысленную в сердечку пелену и идиотскую лыбу, Обито понимает, как глупо выглядит. Граница её пошлости наметилась, и он наверняка продолжит исследовать эту территорию.       Кончики каштановых волос щекотят щёки, а тёплые губы выдыхают в ухо запах клубники, сливок и секса:       — С днём рождения, Обито.       Тёплые сладости: http://images.vfl.ru/ii/1518229644/b9d85caa/20522150.jpg