Пусанское Солнце

      POV Чимин.       Надоедливый противный писк тонкими иголками врывался в мозг. Голова, в принципе, чувствовала себя так себе — казалось, будто кто-то надул её до предела, как воздушный шарик, и она, того и гляди, лопнет к чертям собачьим. Руки так и тянулись сжать черепную коробку покрепче, да сил совсем в мышцах не осталось.       Всё тело слегка покачивалось, как когда в море ложишься спиной на воду и ловишь мягкие, тихие волны. Правда, учитывая, что меня мутило, это было скорее неприятное чувство, чем расслабляющее и приносящее умиротворение.       Кто-то легонько ударил меня пару раз ладонью по лицу, стараясь привести в сознание:       — Пак Чимин, Вы меня слышите?       — Да, — с трудом произнёс я, еле ворочая языком.       — Вы понимаете, где Вы находитесь?       Медленно разлепив слезящиеся глаза, упёрся взглядом в очень близкий ко мне потолок. Рядом виднелись какие-то приборы, укладки, и бета средних лет в узнаваемой форме. Давешнее покачивание сопровождалось привычным рычанием мотора.       — Насколько могу судить — в скорой.       — Хорошо. Вы помните, что с Вами случилось?       Прикрыв рукой глаза, я напряг память, собирая немногочисленные мысли в кучку:       — У нас был концерт, мне стало плохо, голова кружилась. Вроде я ещё успел спуститься со сцены, а дальше ничего не помню. А что произошло вообще?       — У Вас была гормональная кома.       — Кома? — голос дал петуха, сорвавшись от шока. — Но…       — Вы слышали когда-нибудь о сахарной коме диабетиков? — неуверенно кивнул в ответ. Врач продолжил: — Тут ситуация схожая. Из-за многократно превышенного уровня гормонов, причём сразу разных, организм просто перестал справляться с саморегуляцией. Вам повезло ещё с менеджером, который не стал утаивать информацию по Вашему состоянию, что позволило нам быстро и точно поставить диагноз и вколоть правильные препараты.       Машина слегка дёрнулась по инерции, останавливаясь и завершая наш разговор. Встать мне не позволили, и так и повезли, пристегнутого ремнями к каталке, через весь холл к приёмному отделению. На минуту даже представил себе героем сериала, настолько клишированно смотрелись пролетающие над головой потолочные светильники.       Осматривали меня, ощупывая везде, где только можно, и даже там, где нельзя, сразу три доктора. Видимо, ещё и студентов на мне потренируют, хех. Мельтешащие вокруг медсестры успели ещё и огромный шприц — такими ещё детей и впечатлительных взрослых пугают — крови выкачать, пока врачи пытали меня вопросами о прошлом. Чуть ли не с момента рождения и вплоть до ингредиентов моего сегодняшнего ланча.       Я, пожалуй, был почти рад тому, что мне было позволено и даже рекомендовано лежать и не шевелиться: голова всё ещё гудела, как колокол в храме в ночь Чхусока, а тело ощущалось так, будто кто-то весьма зубастый хорошенько пожевал его и выплюнул за ненадобностью. Единственное неудобство доставляло сильное желание посетить туалет — капельница с каким-то быстро вливаемым раствором давала о себе знать. Когда я, поборов некоторое смущение, сообщил об этом врачам, они обрадовались и набрали с меня ещё и этой жидкости на анализы. Правда, пришлось некоторое время отбиваться от их настойчивого предложения поставить катетер в причинное место «для удобства» — чьего интересно — но не суть.       Закончив с диагностикой и получив первые результаты тестов, медсёстры сделали еще пару инъекций, накормили и накачали успокоительным, от которого я достаточно быстро уплыл в страну Морфея.       А дальше всё превратилось в вариацию дня сурка: меня будили, кормили, брали анализы, ставили капельницы и давали успокоительные, от которых я вырубался. И только на второе утро после госпитализации в палату пустили посетителей.       Не стучась, а лишь тихонько отворив дверь, в помещение на цыпочках зашел Техён. Но, увидев, что я уже не сплю, бросил всё притворство и позвал Джина, который всё ещё не решался зайти внутрь.       — Ну привет. Как ты тут? — бесцеремонно плюхнувшись на мою койку, спросил Тэ, дурацки улыбаясь.       Джин же разместился в глубоком кресле, предварительно подтащив его поближе.       — Нормально. Руки, правда, исколоты теперь, как у наркомана, но, в целом, почти курорт. Никаких камер, просто сплю и ем, ем и сплю, — тяжело вздохнул.       Я боялся поднять глаза и посмотреть на хена, поэтому задал вопрос, сосредоточенно рассматривая узор больничного пододеяльника, лишь изредка бросая взгляды на вошедших: — А что… Как у вас?       Пусть я и знал, что альф группы в любом случае не пустили бы ко мне ещё пару дней, чтоб не провоцировать и так нестабильный гормональный фон, но их отсутствие тут, сейчас, не способствовало моему спокойствию. Что произошло, пока меня не было? Как все приняли истину обо мне? Что им рассказали?       — Кашу вы с PD-нимом ту еще заварили, конечно, — зарывшись пальцами одной руки в высветленные пряди, несколько обескураженно ответил Сокджин. — Он нам в тот же вечер всё по видеочату рассказал. Так и не могу понять, в чём была проблема посвятить нас во все, но это уже дело прошлого. И, Чимин, просто для справки — я тебя ни в чем не виню, это было не твоё решение, не тебе за него и ответственность нести.       — А что остальные? — дрогнув, я всё же набрался смелости и поднял взгляд на старшего.       — Чонгук, Хосок и Намджун передают тебе привет. Они хотели прийти, но их не пустили.       — Значит, Юнги… — прикрыв глаза, я впился пальцами в собственное одеяло.       Техён подполз поближе ко мне и сгреб в охапку, чуть не выдрав мне катетер из руки в стремлении утешить:       — Эй, ты же знаешь его. Ему нужно немного времени. Подуется себе в своё удовольствие и оттает.       Ох, Тэ, хотел бы я быть таким же уверенным, как и ты. Вот только Юнги, из принципа — и по причине наличия цели с мечтой, но не суть — не общался с родными несколько лет. А во что выльется нынешний конфликт — вообще непредсказуемо.       — Ладно, давай о чуть менее грустном? — перевел тему хён. — Что говорят врачи?       — Ну… — загадочно протянул я: — Они хвалят нашего менеджера, ведь, если бы не он, мне из расчета, что я «бета», — пальцами обозначив кавычки, — поставили бы неверный диагноз, и скорее всего вы сейчас не разговаривали бы со мной, а сидели на поминках.       Осознание проступало на их лицах постепенно: сначала было непонимание, следом недоверие и лишь затем страх и беспокойство.       — И ты вот так спокойно об этом говоришь? — просипел Джин.       — Ну, а что мне теперь плакать, что ли? Я жив, и это самое главное, — разведя руки в стороны, улыбнулся я, скорее, просто по привычке напрягая лицевые мышцы. Выглядело, вероятно, жутковато. — Меня тут хотели пару недель подержать, но, учитывая, что у нас тур в разгаре, отпустят послезавтра утром. А пока наблюдают за уровнем гормонов: хотят убедиться, что моё лечение не пропало даром из-за произошедшего. Не сглазить бы, но говорят, что прогноз хороший.       — Интересно, я когда-нибудь смогу привыкнуть к тому, что ты омега или нет? — беззлобно хмыкнул Джин, спрашивая, скорее, потолок, чем нас с Ви.       Он всё ещё выглядел растерянным и несколько пришибленным новостью, впрочем, стоило ли его за это винить? Будь я в такой ситуации, даже не знаю, как реагировал бы.       — Да ладно тебе, хён. Я вот уже привык, — сияя улыбкой во все тридцать два, заявил Тэ и, схватив меня за щеки, принялся тянуть их в разные стороны: — Ну ты посмотри на него, он же вылитый омега.       — Оставь меня в покое, чудовище, — взмолился я, вцепившись в его руки и еле выговаривая слова из-за растянутых щек. В ответ раздался лишь дружный смех.       Мы посидели ещё пару часов до прихода медсестры, что должна была поставить очередную систему. Ребята старались растормошить меня как могли, дурачились и больше не касались темы статуса, но, несмотря на это, напряжение всё еще висело в воздухе плотным смогом, что невидим, неуловим, но отравляет самую суть.       Закрывшаяся дверь палаты стала глотком свежего воздуха и дала возможность подумать обо всём наедине.       Не знаю, чего на самом деле ожидал, но нынешнее положение вещей было намного лучше пессимистичного варианта развития событий и хуже оптимистичного, впрочем, на последний я и не надеялся. Всё было относительно неплохо. Или так могло показаться.       Кто бы что ни говорил, а быть любимым мечтает каждый. Мы можем не признавать этого, можем врать самим себе, убеждать, что мы абсолютно самодостаточны, но истина в том, что человек — существо социальное и нуждается в общении, заботе, нежности и многом другом, что вместе и есть то чувство, воспетое буквально каждым поэтом Земли или, возможно, даже вселенной.       Я старался не врать себе и давно смирился с тем, что глупое омежье сердце, несмотря на проблемы физиологии, уже выбрало объект воздыхания и не собирается от него отказываться. Он пах душистыми луговыми травами, был ворчлив и вечно сонный, и любые строки, вышедшие из-под его пера, казались мне идеальными.       Пока для всех я оставался лишь обычным бетой, я мог продолжать мечтать об ответных чувствах, о всё еще запретной для Кореи любви парней бета и альфа статуса. Теперь же лёгким дуновением ветерка, что создали слова Джина, мой карточный хрупкий домик иллюзий и надежд разрушился в мгновение ока. Ведь Мин Юнги не прощает ложь.       — Пусть я и омега, но плакать я не буду, — беззвучно произнёс я, быстро-быстро моргая. Впереди меня ожидали трудные времена…