Украденный мир

На Дану смотрят все. Я бы не удивилась, если бы в этот момент её младенец — называть такое маленькое существо по имени мне кажется чем-то странным, наверное, потому что оно чужое, а о своих я даже не задумывалась никогда — тоже открыл глаза и, затаив дыхание, уставился на молчащую мать. Которая, в свою очередь, как-то уж очень подозрительно осматривает нас всех, поправляет прядь тёмных волос, выбившихся из неопрятного короткого хвостика, и спрашивает: — Как получилось, что вы не знаете? Денис только плечами пожимает, но, видя, что она в самом деле напряженно ждёт ответа, лениво говорит: — Всю ночь в поезде ехал. В купе компания собралась нормальная: пиво, карты, все дела. Так с мужиками до утра и просидели. Приехал в восемь, созвонился с тем, с кем насчёт квартиры уже договорился, встретился, забрал ключи и в девять уже видел десятый сон. Проснулся, когда темно было. Решил, что ещё успеваю… по одному своему делу. Вышел и нырнул в метро. Да, по дороге никого не встретил, но я у вас редко бываю, может, для вас норма по ночам спать, а не в центре гулять. Дана кивает и переводит взгляд на нас. Лера тут же отвечает голосом отличницы, накручивая на палец золотистый локон — она так делает всегда, когда волнуется, очевидно, считает, что это очень мило. — У нас завтра ответственное мероприятие. Преподаватель очень строгий, так что весь день мы провели в подготовке. Телефоны были выключены. — Ага, если Сергеич заметил бы, что мы в инете шаримся или что-то такое… — Влад хмыкает и проводит пальцем по шее. — Ираклия Сергеевича, скорее всего, уже нет в живых, если я правильно понял сложившуюся ситуацию, — как всегда, очень занудным тоном говорит Мишка. — Рассказывай давай, что там случилось, мы уже ко всему готовы. Вздохнув, Дана ласково касается губами лобика ребёнка, наверняка царапая его нежную кожу — состояние её губ меня все ещё пугает. Чего же она так сильно испугалась, что искусала их почти в хлам? Хотя, если вспомнить то, что мы видели всего полчаса назад… До сих пор не верится. Кажется, что это сон, или кино, или что угодно ещё, только не моя спокойная и размеренная жизнь. — Если честно, я сама ничего не знаю. То есть, не понимаю. — Но ты что-то видела или слышала, — говорит Денис, который по-прежнему стоит у окна, не забывая поглядывать на темную и совершенно безлюдную улицу. Когда мы молчим, тишина стоит такая, что слышно гудение холодильников. И больше ничего. Я живу в спальном районе, но даже там по ночам нет-нет да можно услыхать проезжающий автомобиль, чьи-то шаркающие шаги под окном второго этажа или чей-то, часто очень пьяный, голос. — О да, видела, — голос Даны срывается и она делает несколько глубоких вдохов. Потом закрывает глаза, откидывается на спинку стула, вытягивает вперёд ноги в джинсах с пятном жира на одной из коленок и в дорогущих ботинках, заляпанных кровью. — На самом деле, Денис, тебе очень повезло. Это все случилось около десяти утра. Если бы тот человек с ключами задержался, или поезд пришёл позже, или ты бы не уснул… Она говорит негромким и монотонным голосом и мы невольно подаёмся вперёд, чтобы расслышать каждое слово. Я сжимаю телефон в кармане куртки и думаю о маме. Она так и не ответила на моё сообщение. И больше не звонила. А те несколько звонков от неё были как раз в районе десяти-одиннадцати часов. — Все началось с того, что в доме зазвенели окна. Я укачивала Богдана и подошла вместе с ним посмотреть, что происходит. Я испугалась, что это землетрясение и нужно бежать из дома, где-то прятаться. Сначала я увидела, как люди на улице удивлённо смотрят вверх. И подумала, что это ведь глупо — смотреть вверх, когда нужно на землю, она же трясется. Но оказалось, что с землёй все в порядке. Эта штука висела именно на небе. Как в тех самых фильмах, которые я в свое время любила смотреть. Огромная, тёмная, переливающаяся на солнце, круглая. Дана распахивает серые, полные слез, глаза и выдыхает: — На неё смотрели все. Люди выбрались из домов, банков, магазинов, маршруток и своих машин и смотрели. На улице собралась огромная толпа. Многие снимали эту штуку на телефоны, все были так возбуждены… И я бы тоже вышла, — она прижимает к себе ребёнка. — Я бы вышла, если бы Богдан не уснул наконец, а я бы не боялась разбудить его. Только поэтому я осталась дома. Сколько прошло времени, я не знаю. Я была заворожена тем, что видела в окне. Но все же отошла на несколько минут, чтобы уложить Богдана в кроватку и выпить воды. Когда я вернулась я… я просто не поверила своим глазам. Все лежали на земле, вповалку. Я долго думала, ну… что это шутка, что они сейчас встанут. Но они просто лежали. Вся улица была в телах. Представив себе это, я вздрагиваю и крепче впиваюсь ногтями в ладони. Мама… она сейчас в отпуске и ни за что не пропустила бы такого зрелища. Наверное, потому и звонила мне, чтобы мы вышли и посмотрели тоже. Может, снимала для меня видео… — Не зная, что и думать, я тут же включила телевизор тихонько, зашла в интернет. Все были в панике. И этих всех было очень мало. Мало кто не поддался искушению выйти на улицу при виде этой штуки. Предлагались разные версии. Кто-то говорил, что видел вспышку, после которой все упали, кто-то утверждал, что воздух теперь отравлен. По телевизору сказали, что то же самое в одно и то же время произошло по всему миру. Даже там, где была уже ночь, люди проснулись от странных звуков и света, льющегося с неба, и вышли посмотреть на это чудо. Но пойти проверить, что же происходит с людьми, чьи тела завалили улицы, никто не рисковал. Повезло, что телевизионная студия окнами выходит на одну из станций метро. И они сняли, как из метро появляются люди. И совсем не спешат умирать на месте. Они были в шоке, они пытались чем-то помочь тем несчастным, но они были живы. И тогда большинство тех, кто остался в живых, тоже стали выходить. В интернете они писали, что собираются ехать к кому-то из родных проверять их, потому что не могут дозвониться. Кто-то собрался сделать набег на магазин и запастись продуктами, кто-то хотел сбежать из города… в общем, у всех были на то свои причины. Я тоже начала собирать вещи. Я не знала, куда поеду, но была уверена, что создадут какое-то место, убежище, и просто собирала вещи, чтобы дождаться сообщения по местному каналу, куда идти. Вот только телевидение примерно после обеда выключилось. Совсем. В интернете кто-то писал о том, что видит из окна горящую вышку. Часть сотовых операторов тоже стала недоступной. Остался последний оператор и, наверное, это тоже дело времени… — Тише, — вдруг перебивает её моментально напрягшийся Денис. Я с испугом смотрю на него и вижу, что он не отрывает взгляда от окна, у которого мы оба стоим — с разных сторон. Выглядываю в свою щелочку под нарисованной снаружи красной краской первой буквой какого-то слова и вижу это. Эту тварь, этого монстра, не знаю, как ещё его называть. Он был бы похож на динозавра, если бы пластины, которыми было покрыто его тело, не блестели бы так сильно в свете все ещё работающих фонарей. И если бы его передние конечности не были такими длинными. Хотя орудовал он, насколько я помню, вовсе не ими, а своим жутким огромным языком. За моей спиной встаёт Мишка, почти вжимая меня в окно, у которого столпились все. — Зря вы так, — говорит Денис. — Если оно вдруг находит свою добычу, ориентируясь на тепло, которое исходит от наших тел… Стас при этих словах падает на пол и тянет за штанину Влада. — Всем на пол! Так он нас не заметит, — шепчет он, почти утыкаясь носом в кровь, которой недавно так сильно боялся. — Отбой панике, — хмыкает Денис. Мы вместе с ним наблюдаем за тем, как медленно и спокойно эта тварь удаляется по улице. Нас она не заметила. Даже не повернулась в сторону нашего убежища. — Они не видят нас через стены, насколько я поняла, — сообщает Дана, единственная оставшаяся на своём месте — наверное, насмотрелась на этих чудовищ на жизнь вперёд. Мишка подает руку с ужасом отряхивающемуся Стасу, который машет Лере на своё прежнее место на стуле. Парни устраиваются под кассой на полу, а мы с Денисом так и стоим у окна. — Откуда они взялись? — спрашивает Влад. — И те, что в метро были? — Я не знаю откуда, — качает головой Дана. — Они просто появились на улице. Наверное, они… высадились сюда. Они шли и ели. Шли и ели… сами понимаете, что… Последние слова она тихо шепчет, и мой желудок сжимается от ужаса. — Или их высадили, — предполагает Денис. — Мне они разумными пока не кажутся. Скорее животными. — Я не знаю. Но их много. Я видела больше десяти только на этой улице. И видела пару помельче, хотя все равно крупных. Они… они, как осьминоги, или я не знаю что. У них куча щупалец и они не такие неповоротливые, как эти. Они шныряли между этими… Вот только я почему-то не подумала, что они спустятся в метро. Дана кривится, словно с трудом сдерживает слёзы, и завершает свою историю: — Я больше ничего не знаю. Только то, что к вечеру на улицах не осталось ни одного тела, только кровь. И этих тварей тоже не осталось. А я помнила лишь то, что успели сказать по телевизору перед тем, как все пропало: метро — это то же бомбоубежище. В метро можно спрятаться. Я подумала, что там найду кого-то, кто знает, куда идти дальше. Дала Богдану успокоительное и, когда три часа не видела на улице ничего и никого, рискнула выйти. Я бежала всю дорогу до метро, мне тут не очень далеко. И когда пришла, то увидела, что поезд был всего десять минут назад. Значит, где-то люди, возможно, действительно собирались. Я ждала следующий, но, наверное, тот был последним… а потом появились вы, — жалобно улыбнувшись, она говорит. — Получается, я пришла в метро все же не зря. Её последние слова встречает гробовая тишина. Я рывком достаю из кармана мобильный телефон и звоню маме. Слушаю долгие гудки, звоню снова и снова. Слышу всхлип Леры и поднимаю полные слез глаза: все ребята делают то же самое, что и я. Даже Мишка, который вечно обижен на свою семью — хотя на кого он не обижен? — хмурясь и дергая себя за каштановые кудри, совсем, как у Пушкина, ага, звонит кому-то. И ни один, ни один из нас не дожидается ответа. По щекам бежит что-то тёплое и я даже не сразу осознаю, что стою и плачу, держа в дрожащих ладонях телефон. Стас отворачивается и прячет лицо за светло-русыми прядями, спадающими почти до подбородка. Влад украдкой трет уголки глаз, которые прикипели к экрану мобильника, а Лера, скорее по привычке, чем из желания его утешить, гладит ладонью его угольно-черный ёжик волос. Одна Дана сидит безучастно, покачивая на руках совсем не нуждающегося в укачивании младенца. Она уже давно позвонила всем, кому могла. И, наверное, успела смириться с тем, что больше ей не ответят. Возможно, никогда… — Мама, — шепчу я, вспоминая её всегда спокойный ласковый голос, мягкие руки и добрые, полные любви ко мне, глаза. Она всегда переживала из-за того, что я никогда не знала своего отца. А я так и не успела сказать ей, что она сумела заменить мне и отца, и даже бабушек с дедушками… — Я с детства все гадал, есть ли жизнь на других планетах, — нарочито громко и беззаботно, видя наше состояние, говорит Денис. — Вот уж не думал, что узнаю я это таким образом. Он почему-то никому звонить даже не пытается. Некому? Или отлично понимает, как и все мы в глубине души, что те, кому мы звоним, давно бы позвонили нам первыми? Если бы могли… — Итак, что мы имеем? — продолжает он громко, отступая от окна на шаг. — Еды валом — это плюс. Кстати, рекомендую начинать с мороженого и продолжать сосисками, что-то подсказывает мне, что электричеством наслаждаться нам недолго осталось. Туалет тоже имеется. Со спальными местами беда, конечно. Но весь пол в нашем распоряжении. Оружия, я так понимаю, у нас, кроме моего пистолета и трёх ножей из магазина, нет? Денис смотрит на нас, призывая отрицательно помотать головами и вернуться к тому, что есть здесь и сейчас, а не к тому, что мы потеряли и не имеем возможности даже оплакать в полной мере. — Кстати, еще один важный вопрос. Раз уж судьба свела нас вместе и нам в ближайшее время придётся выживать, мягко говоря, в очень хреновых условиях, я не прочь бы узнать, что вы все умеете делать. Дана, кем ты раньше была? — Секретаршей, — хмыкает она и пожимает плечами. — Я умею готовить… в мультиварке. И у меня есть с собой маленькая аптечка, детские вещи и памперсы. — Не густо, — вздыхает он и переводит взгляд темно-синих — я только сейчас замечаю это — глаз на нас. — Теперь остаётся надеяться, что вы студенты медики. Или хотя бы инженеры. Мишка истерично смеётся и остальные подхватывают. Правда, смеются они недолго, через минуту их смех начинает напоминать рыдания — отвлечь нас от возможной смерти всех родных и близких Денису не слишком удаётся. Он смотрит на меня, единственную не поддавшуюся общей истерике, и я сообщаю: — Мы студенты консерватории. И умеем хорошо петь. Стас еще на пианино… играет. Влад на гитаре… Денис долго смотрит на меня, как будто надеется, что я пошутила, а потом сдирает с головы кепку. Швырнув её прямо на пол, он запускает пятерню в тёмные волосы и ругается так, как я никогда в своей жизни ещё не слышала. — Сдается мне: ищи я специально максимально бесполезную компанию, и то таких, как вы, не нашёл бы, — говорит он в конце своей пламенной речи, так и не сказав, кстати, чем занимается сам и зачем приехал в наш город. — Ты бросишь нас? — тихо спрашивает Дана. Но он не отвечает. Отворачивается к окну и молча, не говоря остальным ни слова, наблюдает за ещё одной тварью, идущей по дороге. Она идёт с той же стороны, что и прежняя, идёт медленно, но уверенно, словно преследуя какую-то неизвестную нам цель. Я провожаю её взглядом и устало опускаюсь на пол. Кажется, я больше не могу.