Украденный мир

      Тишина, царящая в магазине, где мы укрылись от ужаса, творящегося на ночной улице, прерывается только тогда, когда Мишка вдруг обхватывает голову руками и громко произносит: — Мы все умрем! Остальные уже мертвы, теперь наша очередь. Мы выжили по ошибке. Нас просто сожрут. Рано или поздно эти инопланетные твари нас сожрут и все. Только на этот раз даже Лера не собирается приводить его в чувства. Она смотрит на него широко распахнутыми от страха глазами и внимает каждому его слову. А парень лишь больше распаляется, получая долгожданное внимание — впервые его не затыкают, а слушают. — Это теперь не наша планета, вы поняли, да? Это уже не наша Земля! Не наш город, не наш мир! Они просто… Просто пришли и украли людской мир! Наша смерть — это лишь дело времени! Так может, стоит выйти туда и покончить с этим поскорее?! Все равно это случится! Зачем продлевать мучения? В два больших шага Денис преодолевает расстояние между окном и кассой, у которой сидит, раскачиваясь, Мишка, и хватает его за шиворот. Поднимает на ноги, смотрит в лицо с трясущимися губами и бегающими глазами и тащит к двери. Открывает замок — он щелкает очень громко. И толкает Мишку наружу. — Иди. Мишка рвано дышит и смотрит на нас совсем безумными глазами, словно взывая о помощи. Но все молчат. Главный тут Денис — пока с этим спорить никто не собирается. Денис медленно закрывает дверь перед носом Мишки, пока тот не сует в оставшийся проем ногу в лакированной туфле и не шепчет, почти заикаясь: — Из-извините. — Вот так-то лучше, парень, — говорит Денис, за шкирку втягивая Мишку обратно и снова запирая дверь. Кажется, только в этот момент я наконец облегчённо выдыхаю. И встаю с холодного грязного пола. Встаю без особой цели, но уже через минуту приближаюсь к полкам с хлебом. Беру пару буханок, нож с прилавка и начинаю резать. Парни испуганно на меня поглядывают, словно я сейчас начну этим самым ножом вскрывать себе вены, Дана слабо улыбается мне, а Денис одобрительно кивает. Когда я достаю из холодильника сосиски, сардельки и ветчину, ко мне присоединяется Лера. — Давай ещё сыр нарежем, — предлагает она тихо и берётся за второй нож. Мы раскладываем по пластиковым тарелкам, продававшимся тут же, бутерброды. А резать, оказывается, гораздо легче, чем сидеть без дела и украдкой смотреть друг на друга, не зная, что произойдёт дальше. — Хватит, девчата, — останавливает нас Денис, и я с сожалением откладываю нож. Бутербродов у нас получилась целая гора. Поначалу мне кажется, что я совсем не хочу есть. Что в меня после всего сегодня увиденного, после всего услышанного, после того, что мама… что её больше… Мне кажется, что я не смогу есть. Но я все же присоединяюсь к остальным, расстелившим прямо на полу клеенку и усевшимся вокруг этого импровизированного стола. Денис идёт к витрине и выбирает самый дорогой из предложенных тут дешёвых коньяков. Открывает бутылку, берет стаканчики и разливает. Себе и парням наливает до краев, а нам с Лерой — по половинке, сходу обрывая все возражения: — Надо. Пьете или не пьёте вы в принципе, меня сейчас не волнует. Это поможет вам сегодня уснуть. Иначе не расслабиться. И только Дана накрывает стаканчик рукой и просит: — Не подашь мне простую воду? Я выпью валерьянки, у меня есть с собой. Коньяк мне нельзя, я кормлю грудью и… я и так вот уже… Она перекладывает ребёнка из одной руки в другую и Стас вдруг подхватывается с места и, что-то бормоча себе под нос, убегает в подсобное помещение. Мы все удивлённо ждём его, а он выходит довольный с пластиковым ящиком в руках. Кладет его возле Даны и предлагает: — Положи маленького сюда. Вроде кроватки будет. Сколько тебе его на руках держать? — Спасибо. Очень аккуратно Дана укладывает ребёнка в его новую кроватку, а он морщит нос во сне и вскидывает ручки. И тут мы все почему-то улыбаемся. Не знаю как насчет остальных, а я улыбаюсь из-за того, что впервые вижу — этот ребёнок в самом деле жив и вполне нормален на вид, просто очень крепко спит. Залпом выпив весь коньяк, обжигающий мне желудок, я, позабыв об отсутствии аппетита, впиваюсь зубами в бутерброд, и вспоминаю, что за весь день почти ничего не ела. Остальные от меня не отстают. — Как же я хотел есть, — признаётся Влад, и крошки летят у него изо рта. Лера укоризненно качает головой, но он даже не замечает этого. — Я вот тоже с ночи ничего не ел. А ночью мы больше по пиву, рыбке да семечкам, — кивает Денис. — И я за всеми этими событиями поесть совсем забыла. И даже в дорогу с собой ничего не взяла. Ни еды, ни воды. Кажется, плохой из меня вышел выживальщик, — сообщает Дана, выбирая бутерброды с ветчиной. Лера привстает, тянется к небольшому холодильнику с мороженым и вытаскивает большое ведерко. Ломает пару пластиковых ложечек о ледяное лакомство, но не сдаётся. — Хоть наемся, раз уж больше нет ни мира, ни мировых стандартов красоты, — улыбается она. Вот только слёзы то и дело капают на шоколадное мороженое, которое она подносит ко рту — ложечка за ложечкой. Мишка, уже захмелевший, тянется к полкам с алкоголем, но Денис перехватывает его руку и качает головой: — Нет. Нам всем уже достаточно. Доедайте и спать. У нас на повестке дня куда более важная проблема, чем горстка пьяных подростков, которыми вы станете, если добавите. Влад чуть заплетающимся языком начинает доказывать, что он может выпить в пять раз больше и даже не почувствует ничего, и я поднимаюсь на ноги. Рассеянно брожу по магазину, слушая историю Дениса о том, как он в своё время напился на выпускном и обблевал парадный костюм директора школы, после чего ему грозились не отдать и без того не самый лучший аттестат, и выхожу в маленькое подсобное помещение. Воспользовавшись туалетом, я возвращаюсь в тесную комнатушку без окон, где стоят пустые ящики из-под товара. На небольшом столе — электрический чайник. На крючке рядом — две женские сумочки. Я осторожно, самая не зная, зачем делаю это, открываю одну, нахожу паспорт и смотрю на фотографию миловидной женщины восьмидесятого года рождения. Замужем, двое детей… было. Осознавать, что вот они, вещи этих людей, остались, их дома, их рабочие места, а самих людей больше нет — ни следа, если не считать следов кровавых потеков на улицах, как-то странно. В голове все произошедшее не укладывается. По-прежнему кажется сном или розыгрышем. Очень-очень глупым розыгрышем. Когда кто-то вдруг касается моей спины, я едва не подпрыгиваю на месте. Оборачиваюсь, вижу на удивление участливое лицо Дениса, скользнувшего взглядом по чужому паспорту в моей руке, и шёпотом спрашиваю: — Спать пора? — Пора, — соглашается он и снова протягивает руку, как-то странно глядя на мои волосы, но больше не касаясь их. — Ты бы косы-то свои заплела. Или вообще обрезала. Сейчас они только помехой будут, девочка. — Вика, — уточняю я ему уже в спину. — Я помню, — говорит он не оглядываясь и уже собирается выйти, когда, неожиданно для меня самой, звучит мой вопрос. — А кем ты был раньше? И куда ехал с оружием? Замерев на месте, Денис словно обдумывает мой вопрос и наконец качает головой: — Меньше знаний — крепче сон. И выходит. А я только теперь снимаю со спины маленький рюкзачок и, достав оттуда расчёску и резинку, начинаю приводить волосы — почти до пояса — в порядок. Денис прав, красоваться моим единственным достоинством — ярко-рыжими густыми локонами — мне больше не перед кем. Но и обрезать я их не стану. Хотя бы потому, что растила я их больше для мамы, чем по своему желанию. И оставлю их в память о ней. Когда в подсобку входят Лера с Даной, а Стас заносит вслед за ними коробку с ребёнком, я уже доплетаю длинную косу, и, вспоминая слова Дениса, сомневаюсь: сказал он косы или космы? Почему-то теперь кажется, что второй вариант более верный. — Может быть, не будем выключать свет? — прикрыв дверь, просит Лера. — Я хотела о том же попросить. Если Богдан вдруг проснется, мне так будет проще, — соглашается Дана. Я только киваю безучастно. И первая ложусь у самой двери, ведущей на улицу, конечно, проверив её пару раз для надёжности. Лежать на твердом полу неудобно и тесно. Но, как ни странно, мне почти сразу удаётся заснуть. А наутро оказывается, что электричества в магазине больше нет, как и воды. Всего за полчаса наш туалет превращается в место, куда страшно войти, хотя мы ещё имеем возможность понемногу сливать за собой сладкой газировкой — чистую воду Денис трогать не разрешил. Я жую жвачку, чтобы заменить чистку зубов, и снова принимаюсь за приготовление бутербродов, несмотря на то, что многие начали утро с мороженого, которое к вечеру грозит совсем растаять. Дана, прикрывшись одеялом, кормит проснувшегося наконец сына, Мишка не сводит с неё зачарованного взгляда, Денис изучает полки с консервами, Лера вздыхает над умирающим телефоном, а Влад со Стасом стоят у окна. Внезапно Стас срывается с места, бежит к двери и уже почти открывает её, когда его перехватывает Денис. — Ещё один самоубийца? — Нет! Я не… там собака! Живая собака! — радостно кричит Стас и оглядывает нас всех, предлагая разделить его энтузиазм. Но ни сил, ни желания радоваться какой-то собаке, когда наш прежний мир разрушен и мы не знаем, что теперь делать, ни у кого нет. Только Денис задумчиво скребет щетину на подбородке и говорит: — Я уже думал о том, выжили ли животные, насекомые. Если нет, боюсь, у остатков человечества шансов не будет ни малейших. Но по собаке судить сложно: она могла прятаться в подвале. — Так я её впущу? — просит Стас, которого совсем не интересуют какие-то там насекомые в частности и экосистема планеты в целом. — Её, наверное, тут подкармливали по утрам, вот она и пришла. — Впустишь — это будет твоя собака, понял? Ответственность за неё во всех смыслах на тебе! Ну, а мясо у нас все равно испортится, так почему бы и не подкормить животное? — Да-да, я понимаю! Спасибо! Стас выскакивает на улицу и, торопливо оглядевшись, начинает подзывать крупную коричневую собаку. Она настороженно замирает, но потом начинает медленно приближаться, помня, что это именно то место, где её раньше кормили, пусть и человек сегодня незнакомый. Мы все наблюдаем у окна, Денис стоит у двери с оружием, а Влад, снисходительно закатив глаза, идет к витрине с уже не самым свежим, хотя ещё холодным мясом и берет кусок. Подходит к двери, показывает мясо собаке и удовлетворённо хмыкает, когда та, больше не задумываясь, вбегает в помещение. Стас заносится следом за ней и счастливо наблюдает, как она жадно ест, одним глазом косясь на нас — а вдруг отберем еду или ударим? — Как назовешь собаку? — с любопытством спрашивает Дана, почти с умилением глядя на Стаса, который выглядит для нее, наверное, как большой восторженный ребёнок. — Джим! — сообщает он, словно имя у него было подготовлено заранее. И тут Влад тихо сообщает Лере, что Стас всю жизнь о собаке мечтал, но родители не разрешали. Что ж, у кого-то конец света, а у кого-то наконец сбываются мечты. — Это сучка, — насмешливо хмыкает Денис. Но Стас не огорчается. — Значит Джемма! Джемма, которая ещё даже не догадывается, что это незнакомое слово — её имя, доев мясо, начинает лакать воду из подставленной Стасом тарелки. Мы все от нечего делать наблюдаем за ней, а Денис — за нами. Наконец он громко хлопает в ладоши, привлекая наше внимание, и спрашивает: — Я надеюсь, вы понимаете, что мы в этом месте надолго не задержимся?