Украденный мир

      Ни в какой город мы уже, разумеется, не едем. Останавливаемся в первом попавшемся месте: одиноко стоящем домике, даже не в каком-то населённом пункте, а так, рядом с полями. Уже войдя внутрь, мы понимаем, что люди там не живут давно. Из мебели там имеются лишь раздвижной диван с пустым распахнутым старым шкафом в одной комнате, кровать в другой и небольшой диванчик в третьей. Ни постелей, ни покрывал, ни техники. Туалет на улице, в отвратительном состоянии. На кухне стоит стол, три грубо сколоченных табуретки и совсем небольшой холодильник ещё из советских времён. Нам хватает, не жить ведь мы тут собираемся. Одеяла и полотенца у нас имеются, а ужинать после всего произошедшего никому не хочется: все лишь грызут хлебцы да едят стоя разделённую на дольки шоколадку для поддержания сил по настоянию Дениса. Когда Пал Палыч приносит на кухню бутылку водки с пластиковыми стаканчиками и, пряча взгляд, говорит, что стоило бы, по-хорошему, помянуть Стаса, Дана качает головой и торопливо выходит. Она весь вечер прижимала Богдана к груди, а он, словно понимая общее горе, наплакавшись сначала, вёл себя непривычно тихо. Ни тени улыбки не скользнуло по его всегда такому радостному лицу. У меня нет ни малейшего желания пить водку, но и повода отказаться, как у Даны, тоже нет. Пал Палыч наливает нам с Лерой совсем немного, и совершено невкусный алкоголь обжигает мне рот. Торопливо запив водку водой, я беру ещё один ломтик шоколада и, рассасывая его, плетусь в комнату. Дана лежит вместе с Богданом на краю, к счастью, большой кровати, которую наши мужчины переставили с середины маленькой комнаты к стенке, чтобы ребенок не упал во сне. Я слышу тихий плач, но предпочитаю сделать вид, что ничего не заметила. Ложусь с другого края, оставляя Лере место посередине, и закрываю глаза. Мне не хочется спать. Да и как тут уснёшь, слыша тихие всхлипывания Даны, шум голосов за стенкой и каждый раз, закрывая глаза, видя Стаса, летящего с дерева и падающего на землю, а потом его бездвижно раскинувшееся в неестественной позе тело? Коленка ноет тупой болью, несмотря на обезболивающее, а повязка, наложенная Лерой, кажется слишком тугой. Но перевязывать ногу заново у меня нет ни сил, ни желания. Пусть будет так. Пусть болит, напоминая мне о том, что я тоже виновата! Я виню себя в случившемся. Почему я, прекрасно заметив, что Стас ушел один и не вернулся через пять минут, которые могли бы ему понадобиться для уединения по естественным причинам, не отправилась его искать? Может быть, если бы я позвала его к нам, он бы вернулся, и ничего плохого бы не произошло. Время идёт, шум постепенно стихает, Дана засыпает вместе с совсем неслышно дышащим Богданом, а я всё так же ворочаюсь на краю кровати, представляя, как всё могло бы быть, если бы я не поленилась встать и сходить за Стасом. Сейчас мы все вместе, уставшие и счастливые, пили бы совсем не водку, чтобы его помянуть, а какое-нибудь хорошее вино, радуясь прибытию на ферму, к гостеприимным людям, которые нас там отлично приняли бы. Стас сидел бы на крыльце большого дома, смотрел на звёзды, болтал с Джеммой и помирился бы с Владом. Это я знаю наверняка: они ведь лучшие друзья, да и Стас неспособен долго обижаться. Внезапно дверь открывается настежь, и внутрь, вместе с запахом водки, окутывающим её, словно шлейф духов, вваливается Лера. Она не тревожится, что может кого-то разбудить, кое-как плюхается на кровать между нами с Даной, ворчит что-то недовольное про какого-то педика-идиота, и засыпает. Спустя пару минут она ещё и храпеть начинает. А я — задыхаться. Теперь уже мне хочется плакать, рыдать, рвать зубами подушку, которой тут даже нет. Но я боюсь разбудить Дану или малыша, которым, кстати, наверняка не очень полезно спать в этом жутком перегаре, и сдерживаюсь из последних сил. Дом окутывает полная тишина, только Лерин назойливый тонкий и свистящий храп, похожий на комариное жужжание, действует на нервы. Не выдержав, я встаю и тихо выхожу, направляясь на кухню. Мне хочется выпить воды, а ещё просто посидеть в тишине, совсем одной. Но едва я, миновав маленькую проходную комнату, оказываюсь у стола на кухне, злой голос Дениса вынуждает меня испуганно подпрыгнуть: — Ты ещё какого чёрта тут шастаешь? — спрашивает он таким тоном, будто придушить меня готов. Наверное, он спал в проходной комнате, и я его разбудила, но, чёрт, разве это повод так со мной говорить? Слёзы невольно накатываются на глаза, я без сил опускаюсь на табуретку и захожусь в рыданиях. Через мгновение Денис оказывается рядом, испуганным и растерянным голосом просит прощения, убирая мокрые от слёз выбившиеся из косы пряди волос с моего лица и пытаясь напоить меня водой из бутылки, о горлышко которой мои зубы лишь тихо стучат. — Я… я просто хотела попить воды, — поясняю я жалобно, стыдясь своей истерики и пытаясь успокоиться. Мне даже удаётся взять воду из руки Дениса и сделать пару глотков, но слёзы, неподвластные мне, всё ещё катятся из глаз. — Да, я понимаю. Извини. Мы все на взводе, — проводит ладонью по уставшему лицу Денис, сидящий за столом рядом со мной. — Все словно с ума посходили. — Я должна была позвать Стаса обратно, я же заметила, что он ушёл один, — говорю я, не поднимая глаз. Мне хочется услышать от Дениса, что я не виновата, что я всё равно не могла бы помочь. Мне снова стыдно, теперь уже за это желание получить утешение и оправдание, но оно сильнее меня. — У нас у всех сейчас одна болезнь — чувство вины. Мы все, каждый из нас, могли позвать Стаса обратно. Никто этого не сделал. Но это не повод винить себя всю оставшуюся жизнь. — И ты не винишь? Себя? — Я сказал про всю оставшуюся жизнь, а не про сегодняшнюю ночь, — хмыкает Денис в ответ на мой робкий вопрос. — Главное, чтобы это не заходило слишком далеко. — Например? — Влада едва удалось успокоить. Он вроде бы тихо себя вёл, пока мы сюда добирались, да и тут, ты вначале сама видела… А потом он постарался незаметно уйти. Мы с Аликом его еле поймали на дороге. Шёл и вопил, призывая инопланетян прийти и сразиться с ним! Рембо, блин, недоделанный! Пока нам удалось его скрутить и привести обратно, Пал Палыч напился вдрызг да ещё и Лерку напоил. Он-то, я понимаю, винит себя ещё за Влада… С него ведь всё началось, а потом всё пошло-поехало… Но Лерка какого чёрта столько водки на голодный желудок нахлебалась?! Пока мы с Аликом уводили Пал Палыча в комнату, Лерка повесилась на шею Владу, обещая, что утешит его, как никто другой. Потом эти двое чуть не подрались. Пока разнимали их, Лерка мне всю щёку расцарапала, — Денис провел пальцами по щеке, на которой даже в темноте виднелись следы Лериных ногтей. — А потом Алику все кроссовки обблевала. Умыли её и спать отправили. Алик пошёл стеречь Влада с Палычем там в комнате, я тут убрал после Лерки, проветрил, и лёг в проходной, чтобы всё слышать. Только вырубаться начал, ты идёшь. — Прости, я не знала, что у вас тут всё так сложно было, — я стираю остатки слёз с лица и понимаю, что, видимо, всё же отключалась на какое-то время, потому как иначе должна была хоть что-то услышать. — Сначала Дана долго плакала, потом Лера пришла и храпеть начала… ещё и запах… да и неудобно там, на краю кровати. Она большая, но нас четверо. Мне в голову приходит отличная идея, и я окидываю кухню радостным взглядом. Денис с удивлением следит за тем, как я вскакиваю, отодвигаю один из табуретов подальше от стенки, а потом умоляюще складываю руки: — А можно ещё одеяло из фургона достать? Я бы прямо тут легла, у стеночки. На полу уже спать не привыкать, зато тихо, просторно и не такой жуткий запах. Денис колеблется. Я думаю, что он не хочет выходить в ночь и искать одеяла, но оказывается, его волнует другое. — Может, ты лучше в комнате на диване? А я уж тут тогда. А то как-то… — Нормально, — перебиваю я его и с усилием улыбаюсь. — Спасибо за предложение, но лучше я тут, в тишине и спокойствии. А то там опасно с моей-то реакцией: а что, если Влад перепутает меня с инопланетным монстром или Лера с тазиком? Денис смеётся и разводит руками: — Ладно, твоя взяла. Он настаивает на том, что выйдет из дома сам, и через несколько минут возвращается с несколькими одеялами. Я устраиваю себе царское ложе на полу, даже приспособив одно из одеял под подушку. А Денис, присев на корточки и поморщившись — нога у него по-прежнему болит — подтыкает мне одеяло, совсем как мама. — Спи, Вика, — шёпотом говорит он и быстро выходит из кухни. Я закрываю глаза и на этот раз моментально проваливаюсь в сон. Просыпаюсь только тогда, когда на кухню заходит Алик, нисколько не удивлённый моим там пребыванием. Я торопливо сажусь, прижимаясь спиной к стене, и приглаживаю волосы, а он улыбается: — Ты удачно сбежала, девчонки там ругаются сейчас вовсю. Рисковая Дана — споры заводить, Лерке так хреново, что я бы лишний раз к ней не приближался. Я опускаю взгляд на его чистые с виду кроссовки и с сочувствием улыбаюсь. — Если не нюхать, то всё нормально, — подмигивая мне, тихо говорит он и оглядывается: на кухню постепенно начинают сходиться остальные. Дана возмущена до глубины души тем, что Лера вынудила их с ребёнком спать в насквозь пропахшей алкоголем комнате. Она раздражается по любому поводу и шикает даже на Богдана, что для нас совсем уж в новинку. Алик предусмотрительно держится подальше, иногда весело подмигивая мне издалека. Влад, с которого Денис не сводит взгляда, словно обет молчания дал: стоит в углу и мрачно пьёт воду, жуя печенье, которым мы сегодня завтракаем. Лера похожа на привидение, впервые она не кажется мне неописуемой красавицей: под её глазами залегли тёмные круги, кожа приобрела зеленоватый оттенок, пересохшие губы потрескались, а на лице такое выражение, будто её вот-вот вырвет. Есть она не рискует и только пьёт воду крошечными глотками. Её, как и Дану, все тоже стараются лишний раз не трогать. Пал Палыч выглядит получше, он, вероятно, больше привык к бурным возлияниям и сейчас лишь виновато крутит усы, которые от его манипуляций печально обвисли. Джемма, всю ночь пролежавшая у порога дома, безразлично смотрит на корм и не спешит есть, что на неё совсем не похоже. У неё такие грустные глаза, что кажется, будто она тоже чувствует себя виноватой в том, что не уберегла Стаса, что не почуяла инопланетян раньше, не предупредила нас, не была с ним рядом в минуту опасности. Влад вдруг отдаляется от стены и под нашими взглядами выходит в прихожую. Денис напрягается, готовый идти за ним, но Влад не собирается покидать дом. Он присаживается прямо на пол рядом с Джеммой, к которой никогда не питал особых чувств, и, поглаживая её, что-то тихо говорит. Спустя пару минут Джемма соглашается есть корм с его руки. Даже раздражённая Дана переменилась в лице: она отворачивается, смахивает что-то со щеки, а потом прижимает к себе Богдана и громко вздыхает. Позже она меняет мне повязку, и я стараюсь не кричать от боли: бинт, который накладывала Лера, пропитался кровью и прилип к ране намертво. Только на то, чтобы его максимально безболезненно отодрать, уходит не меньше десяти минут. Дана с Пал Палычем осматривают рану и советуются: не стоит ли её зашить. Я представляю себе эту процедуру и торопливо бормочу: — И так заживёт! Поехали лучше скорее. К счастью, они со мной соглашаются. Новый бинт Дана накладывает аккуратно и основательно. Но потревоженная нога болит довольно сильно. Выезжаем мы уже очень поздним утром и добираемся к пункту назначения после полудня. Небо затянуто тяжёлыми серыми тучами, но дождя пока ещё нет. Перед городом, как и везде, много брошенных автомобилей. Но, что примечательно, все они стоят так, чтобы не мешать проезду. Мы с Даной переглядываемся через зеркало заднего вида: этот город, скорее всего, тоже населён и, возможно, тоже нормальными людьми. Мы едем втроём с Богданом. Денис ведёт фургон, не доверив руль Владу, а Лера сидит вместе с Пал Палычем, который её напоил вчера — все решили, что это будет справедливо. — В этом городе точно остались выжившие, — говорит Дана, снижая скорость вслед за фургоном Дениса, который на этот раз движется впереди. — Будем надеяться, что они помогут нам. По плану, если мы увидим людей, говорить с ними будет он один, никто из нас выходить наружу не станет. За окном мелькает стела с названием и гербом города. Ещё через пару минут Денис не спеша притормаживает: впереди виднеется блокпост. Интересно, теперь все города такие имеют? Неужели повсюду выжило так много людей? Сердце переполняется тревогой и гордостью. Я боюсь этих людей, многие из которых готовы ради выживания на всё, что угодно. И в то же время душа полна гордости за человечество, которое не так уж просто истребить. — Я выйду переговорю. Оставайтесь на месте, — напоминает нам Денис по рации. Но выйти из машины он не успевает. По нам начинают стрелять. Причём стреляет не кто-то один. В последний раз такой шум я слышала только на шахте, когда несколько человек беспорядочно палили из автоматов. Меня буквально вжимает спиной в сиденье, шины взвизгивают, и Дана резко выезжает на обочину, чтобы развернуться. Фургонам приходится гораздо сложнее — им нужно больше места и времени на совершение маневра. Выстрелы не утихают ни на мгновение, Богдан кричит, я хватаю его за маленькую ручку и бормочу, как заведённая: — Всё будет хорошо, всё будет хорошо! Дана, выехав через несколько метров обратно на дорогу, жмёт на газ изо всех сил, то ли просто от страха, то ли опасаясь погони. Я пытаюсь разглядеть через заднее окно, все ли едут за нами. Но сколько ни вглядываюсь, вижу только два фургона из трёх. Пал Палыч с Лерой едут прямо за нами. А у Дениса и Алика с Владом фургоны совсем одинаковые. Чьего нет — понять невозможно.