В прорезях маски

— Не пытайся порвать веревки, — советует легионер, сочувственно поглядывая поверх свитка, — и не для таких силачей узлы делают. Он только гневно сверкает глазами. Мышцы уже начинают болеть от напряжения, жесткие волокна безжалостно трут кожу, по голым рукам скользит холодный северный ветер — и никуда не деться, никуда не сбежать. — Кто ты? — снова спрашивает легионер, в пальцах выжидательно замерло перо. Он хмурится злобно, переминается с ноги на ногу. Да чего же они все от него хотят?! Он даже не помнит, как оказался здесь! — Не знаю, и отстань от меня. Солдат вопросительно оглядывается на своего капитана — женщину с жесткими темными глазами. — В бездну список, давай его на плаху, — резко командует она, и тот только со вздохом скручивает свиток. Он не задает вопросов и равнодушно шагает следом к плахе, становится на колени. По-звериному рявкает на женщину, которая хочет поставить ногу ему на спину: безымянным он может быть и беспамятным, но гордость свою сохранит так или иначе. И не то что он собирается умирать, ха. Жрица читает молитву над каждым приговоренным, но он обрывает ее жестом. Это не его боги, это не его время, это не его смерть. Наплевать. По бледному северному небу ветер несет предчувствие бури, и она отзывается в его теле: сквозь кости будто начинает течь магия, и кровь закипает на миг. Но странный вой затихает в шелесте сосен, и тогда люди будто бы расслабляются. С силой стиснувший древко топора палач все-таки заносит лезвие над его головой. Он же впивается взглядом в небо, молча считая про себя медленные мгновения до того, чтоб откатиться на плиты двора. Вопреки судьбе и помыслам всех возможных богов он останется свободным — и уж точно никто не сможет сказать, что победил его. А затем в небе взмывают два мрачных крыла. Их взгляды пересекаются всего на мгновение, но за это время — короче падения одной песчинки вечного Ul TiiD — с воцарившимся над миром драконом он чувствует куда больше родства, чем со всеми испуганными людьми вокруг него.

***

— Мой тан? — неуверенно зовет позади Лидия, когда он осторожно проводит кончиками пальцев по символам, больше похожим на рваные раны в камне. Мираак оборачивается. — Тебе здесь не нравится. — Он не спрашивает, он утверждает. Отсутствующий взгляд скользит поверх плеча хускарла по пылающим кронам золотого леса Рифта и устремляется к остро-хрустальным вершинам гор, впившимся в прозрачную топазовую синеву. Как же свободно… как же хорошо. — Нет, мой тан, — с выдохом признается она. На каменном плато надолго воцаряется тишина, нарушаемая лишь редкими вздохами ветра. — Почему же? Здесь нет ни тварей, ни бандитов, под стеной можно развести костер и укрыться от дождя. Что беспокоит тебя? — Он с гораздо большим бы удовольствием помолчал, наслаждаясь близостью неба, но вот испуганная Joor все равно не даст. — Жутко здесь, — признается женщина, косо поглядывая на барельеф на вершине стены. — Кажется, что-то то ли давит, то ли душит. И глаза этой драконьей головы… недобрые. Не для людей это место, даже если они его и построили. — Скажи, Лидия, — он случайно оцарапывает ладонь о скол камня и оставляет на нем капельку крови, — ты знаешь, что значит мое имя? — Нет, да и откуда мне, — пожимает хускарл плечами. Она явно озадачена вопросом. — Проводник верности. Это на драконьем языке, — легко поясняет Мираак, самозабвенно продолжая скользить пальцами по выбитым на стене Словам. — Я сам взял себе это имя. До Хелгена в моей памяти нет ничего, — ладонь на мгновение замирает в холодном воздухе, — абсолютно ничего. Лидия переступает с ноги на ногу, терпеливо ждет ответа. — Дракон, сжегший этот городишко, — он не называет имени Алдуина, чтоб не пугать суеверную нордку, — стал причиной моего спасения, а после того — и смыслом моей жизни. Я Dovahkiin, Лидия… кровь драконов. Почему ты удивляешься, что мне нравятся те же места, что и им? — Но вы же человек, — теряется она. — Нордский герой, благословленный Кин и Акатошем для свершения пророчества. — Герой… — Мираак смотрит на небо, слегка щурясь от яркого света. — Я убиваю Dov тем же оружием, каким они сами убивают друг друга. Они же не могут убить меня. Моя кровь сильнее, мой Голос сильнее. Только крыльев нет и бессмертия, — он слегка ухмыляется и шепотом добавляет: — но это поправимо. — И зачем вы взяли такое имя, тан? — в голосе Лидии слышна тревога. Она боится — и, вероятно, его. — Чтобы всегда оставаться верным тому себе, которым я был в Хелгене, — легко лжет Мираак. — Помнить, что драконы могли дать мне все, что у меня есть сейчас, Голос и жизнь, но в глубине души я все еще тот испуганный и ничего не понимающий человек, которого хотели казнить ни за что. — Это… мудро, — подумав, произносит осторожно Лидия. Но говорить нужно, лишь когда невозможно молчать — поэтому Мираак небрежно отмахивается от всяких мыслей невежественной Joor и только смотрит в небо, вдыхая морозный воздух. Забытый храм Драконьего Культа погружается в тишину.