В прорезях маски

За мгновение до движения весь мир полностью застывает. По реальности растекается тонкая пленка пуленепробиваемого стекла. Холодный воздух замирает на разгоряченной коже; слепяще-синее осеннее небо, кажется, даже приглушает свою яркость… и тишина. Только что вокруг гомонили подростки, стучали по асфальту кроссовки, гремела железная калитка, ведущая на стадион — но все это отдалилось, исчезло в густом тумане его невнимания. Мирак сосредоточен лишь на одном человеке. Миг — и весь мир рушится в бездну, подхваченный многоцветным ветром: стремительный бросок в сторону, отклонение чуть ли не до самой земли, незаметное движение ладони. Удар. Под пальцами — краткое ощущение шершавой резины. Пружинистое движение коленей, внезапный разворот. Краем глаза виден темный смазанный силуэт. Замереть. Движение ладони. Мяч летит назад. Мирак стелется над землей низко, мягко, широко раскинув руки, будто охотящийся зверь; впрочем, это весьма близко к правде. При его высоком росте, однако, долго так не продержишься, слишком уж неудобно, отзывается болью в мышцах — но это невысокая плата за пьянящее чувство всевластия и свободы. Он с усмешкой переводит мяч за спиной, даже не оборачиваясь, и в левой ладони вновь послушное шершавое тепло. Впереди — открытый простор, свободная темнота площадки. Но сбоку мелькает размазанное пятно, и по руке скользит холодное дуновение. Разворот. Валок влетает ему в спину со всей мощи, под лопатку болезненно давит острый локоть. Позади слышны хриплые выдохи, перемежающиеся смешками. «Ну попробуй, обойди мою защиту». Валок ни за что не скажет этого вслух — еще не хватало дыхание сбить, — но если оглянуться, то это будет просто написано у него на лице, в сверкающих азартом глазах, в широкой ухмылке. Колени пружинят. Игра — это бой, танец, полет, охота. В ней перестает существовать все неважное, ненужное, незначительное. Остается только соперник и цель. Время застывает, секунды тянутся медленно-медленно, словно плывут в густом меду. Мирак бросается в одну сторону, сквозь свист в ушах слышит скрежет чужих подошв — и пока секунды пытаются до него дотянуться, резко уводит мяч в другую сторону. Лицо Валока, блестящее от пота — плотно стиснутые губы, горящий взгляд. Звонкий удар резины о камень. Цветное, огненное пятно на черном асфальте. Белый-белый щит кольца на фоне слепяще-синего неба. Ветер ледяной рукой взлохмачивает мокрые волосы. Шаг. Мяч резко пролетает под коленом, послушно ложится в ладонь. ...и время рушится, увлекая за собой зрение и слух: перед глазами лишь безумное туманное разноцветье, из звуков — лишь невнятный шум, но Мирак, даже ослепнув и оглохнув, припадает к земле и мчится, мчится, выплевывая дыхание, твердо зная — победа всего в нескольких шагах впереди. Прыжок. На следующий день ноги будут ныть, но ему все равно: ведь солнце слепит глаза, осенний ветер скользит по коже, а он падает, падает, падает в небо над головой. Позади шорох — это Валок пытается запоздало спасти кольцо. Но Мирак с хохотом обрушивает мяч прямо в железный обод, и лишь запястья коротко гудят от болезненного удара. Он создан для этой игры. Валок, нисколько не раздраженный, с улыбкой подбирает мяч и возвращается в центр площадки, слегка подбрасывая его в руке. — Сколько еще ты намерен пробовать? — усмехается Мирак, вставая напротив. Тело уже на инстинктах принимает стойку, но он готов дать другу небольшую фору — чисто из спортивного интереса. — Хоть целую вечность, — фыркает Валок. — Начнем с вбрасывания? — Как всегда. Бросок — и мяч взмывает вверх, вспыхивает в вечерних лучах, будто солнце. И Мирак в сильном прыжке-полете смахивает это рыжее солнце с неба одним касанием длинных пальцев, будто взмахом крыла.