В прорезях маски

Его страсть — это небо. Бездна, полная света, ветра, свободы, бесконечной высоты, невозможно яркая, свирепо зимняя, пылающая жизнью и силой Этериуса, дышащая благодатью матери-Каан. Мираак всегда смотрел вверх, с детских лет, с первых мечтаний. Его память утопает в небесной глубине, вся расцвечена ею. Его жажда — это пламя: искрящееся, солнечное, дикое. Стихия, что воплощает в себе дыхание богов, которым он так желал овладеть. Сила, что пляшет на кончиках пальцев одаренных магией, что поет на губах благословленных Голосом. Мираак всегда слышал шепот огня. Кровь врагов, жар очага, сила солнца, глаза Владык — все это сливается в цвета пламени. Его сила — это знание, вязкая, илистая топь Апокрифа. Маслянистый блеск болотной воды растекается под ногами, бездонные глаза Хермы-Моры следят отовсюду, книги распахиваются под пальцами и в тихом шелесте раскрывают свои секреты. Мираак чувствует прилив радости, несокрушимую уверенность в своих силах. В Апокрифе нет ни неба, ни огня, но он все равно в восторге от того, что видит вокруг. Апокриф пропитывает его целиком — одежду, клинок, искры творимых чар, — изливается наружу из глубины зрачков. Херма-Мора увлекает сны и воспоминания своего слуги на дно душной, непроглядной топи своего царства. Мираак уже не чувствует счастья; честно говоря, он уже не чувствует ничего. В реальном мире, впрочем, он редко-редко, но поддается воодушевлению, когда видит чистое небо; немного чаще вспоминает о надежде, когда вокруг его тела разливается цветами огня «Воплощение дракона». После смерти, однако, все это становится пылью на тысячи лет. После смерти Мираак ненавидит зеленый цвет всем своим существом. Надежда возвращается, когда из Нирна долетает Крик горящей пламенем солнца драконьей души. Радость возрождается внутри, когда Мираак наконец вырывается в реальность Солстейма и поднимает взгляд к небу; когда наконец может потеряться — на бесконечно долгое и при том все же отвратительно краткое мгновение, — в его не знающей границ глубине. Никакой зелени, обещает он себе, ни за что, никогда. Только цвета двух половин сути Dovahkiin — везде, повсюду, навеки.