В прорезях маски

Нас роднит неловкое молчание, обращающее воздух в стылый лед. Он не любит говорить, когда можно промолчать — и это верно, с его-то силой, которая вкладывается в каждое Слово. Я же не слишком — даже без "слишком", к чему преувеличения, — красноречива, когда дело касается разговоров вслух. Мысли скачут, словно бусины, что падают с разорванной нити на каменный пол, и язык становится непослушно-неповоротливым, и в мозгу пустота, и горло парализует ядом едкого страха. С другой стороны, тишина слишком хороша, чтобы рушить ее пустой болтовней. Болтовни хватает в том мире, что прячется за моей спиной, и хуже того — от нее там спрятаться практически невозможно. В мир, что открыт за его спиной, мне настоящего доступа нет. Ему же мой мир никогда не был нужен. Это первое различие между нами. Нас роднит нетерпение. Я притопываю носком ноги и все время меняю позу — неудобно, неудобно, бесконечно неудобно! Его глаза, что видны в прорезях, следят неотрывно за всеми переменами вокруг, за каждой мелочью, за любым моим движением. Рефлексы воина, повидавшего немало опасностей — и помножить это на тысячи лет опыта. Нас роднит желание постижения. Мне никогда не узнать столько, сколько известно ему. Единственное мое преимущество — я могу представить, могу вообразить, могу воплотиться им. Иногда бездарно, иногда неумело, иногда не понимая и тысячной доли того, что должна понимать... я могу. И потому он протягивает руку мне навстречу. Это второе различие между нами. Нас роднит желание понять, что такое небо. Я в очередной раз иду по улице, задрав голову вверх и не глядя ни под ноги, ни по сторонам; в очередной раз не обращаю внимания на чьи-то слова, глядя на синеву за окном; в очередной раз нажимаю на кнопку камеры, пытаясь поймать неуловимо-прекрасные оттенки облаков. Я падаю вниз с вершины американской горки и представляю себя на спине дракона. Он только коротко, резко фыркает при взгляде на подобную грубую подделку. Ему ли не знать, как должно быть взаправду — тому, кто хранит в груди не одну, но множество душ драконов? Стремление вверх заложено в нем с того дня, когда появилась на свет сама идея его существования. Ему не нужно воображать ветер в широких кожистых крыльях — с поглощением каждой новой души это воспоминание все равно что его собственное. Казалось бы, это уже третий и серьезнейший из камней преткновения между нами, но он как-то умудряется стать первой опорой тонкого моста над бездной, умудряется соединить неподходящие части мозаики воедино. Похожи мы? Не похожи ли? Может, стоило разойтись в разные стороны, никогда не встречаться мысленно друг с другом взглядом, не тратить на безмолвные разговоры и неслучившиеся встречи десятки, сотни часов жизни, которая для других вообще не является настоящей? Может, из общего между нами — неправильный выбор забыться за чернильными строками в другом мире? Но мы не держим в памяти ни сходств, ни различий — и того, и другого сильно больше, чем нам обоим бы хотелось подсчитывать.