В прорезях маски

В первый раз он и понятия не имел, чем может закончиться смерть одного из Владык. Он тогда был в ужасе от того, что увидел, от того, что не смог предотвратить, от того, что понял, как его боги могут быть на самом деле смертны… Он даже почувствовал жалость – и нет средства действеннее, чтобы убить благоговение. В тот роковой день драконий жрец Мираак перестал верить, и это стало приговором для сотен его господ. Но после ужаса и жалости пришел чистый восторг. Пляшущее на костях раскаленно-яркое золото, пожирающее равно мышцы, жилы и чешую, которую когда-то не могли пробивать лучшие мечи, развернуло свои пылающие жаром крылья и взлетело ему навстречу. Пламя приняло его в свои объятия, словно любовника, вскипятило его собственную кровь, подалось навстречу – а потом они соединились, и Мираак словно перестал существовать. Его не было, быть может, час, день, неделю… хотя не все ли равно, сколько? Когда он повторно открыл глаза, то уже сам прожил бессмертие. Чужие воспоминания о начале времен, Эре Мерет и Рассвете покинули его разум всего за несколько мгновений, но Мираак сохранил ч у в с т в о. После этого ему уже не нужно было что-то там помнить: он уже имел все, что нужно. А еще он помнил это – настолько реальное, настолько восхитительное, просто-напросто убивающее, Каан, смилостивься, – ощущение крыльев за спиной, расправленных и словно готовых зачерпнуть само небо, и в эти крылья, невероятные, мощные, живые, божественные… в эти крылья бил ветер, что свистел среди сверкающих хрусталем гор Кеизаля. После такого воспоминания можно было бы умереть, не видя причин искать чего-то прекраснее в этом мире, но Мираак понял, какое сокровище попало ему в руки. Боги благословили его лучшим даром из возможных, и уж точно не ему было от этого отказываться. Да, первая смерть бога была тяжела… Но первое убийство дракона далось куда легче.